Горизонтальная война. Снимая маски - Есения Маас
В светло-серых глазах Иннокентия Васильевича читался вопрос, но он предпочёл его не озвучивать. Я же запахнула полы порванной ткани и вскинула голову.
— Покажите мне записи с камер, я хочу сама всё отсмотреть. Человек, который здесь был, не только смог вскрыть сейф, но и ушёл, не оставив следов. Я ничего не заметила.
— Что именно украли?
— Документы.
— Мелания Сергеевна, у вас сейчас непростое время. Возможно, вы просто забыли, куда их убрали?
— Я похожа на идиотку? — вскипела я. — Украли завещание и уставные документы, а также договоры по нескольким подразделениям!
— Вызову полицию. — Меркулов вытащил телефон и нажал кнопку.
— Нет! Ещё не хватало сплетен и журналистов. Мы сами найдём вора, а уж потом сдадим его органам. Мне нужны документы. Вы всё поняли?
— Так точно.
Удостоверившись, что простенький кнопочный телефон нырнул в карман, я вызвала секретаршу. Когда она вошла, Меркулов заторопился на выход.
— Задержитесь, Иннокентий Васильевич, — мрачно потребовала я. — Людмила, снимите платок немедленно, вы работаете в головном офисе крупнейшего холдинга России, а не на Востоке. Вы лицо компании. Что о нас подумают партнёры?!
— Так траур, Мелания Сергеевна, — побледнев, ответила девушка, и сделала неуклюжий шажок в сторону Меркулова.
— На работе не бывает траура, и вы не вдова, — отрезала я. — Наших клиентов и партнёров не должны волновать внутренние проблемы компании и чья-то смерть. Мы все должны работать в прежнем режиме, это понятно? — строго спросила я.
— Д-да, — глаза секретарши наполнились слезами. — Простите, я просто… простите.
— Мне нужны все рабочие планы отца и Разумовского, график встреч, вся деловая переписка. Оповести весь совет о скоропостижной смерти генерального и финансового директоров, подготовь конференц-зал… — Я постучала ногтем по лакированной поверхности стола и кивнула. — Скажем, сегодня в два. Потом вспомнив об обещании, вздохнула. — Нет. Пожалуй, завтра в двенадцать будет удобно всем.
— Хорошо, госпожа директор. — Всхлипнув, Люда открыла дверь и задержалась, буквально на долю секунды, но мне этого хватило, чтобы заметить поджатые губы и наморщенный лоб.
Неодобрение?
Что же, чтобы выжить, мне придётся стать жёстче, а может и злее. В борьбе с врагами все средства хороши.
Когда дверь тихо закрылась, и шаги секретарши стихли вдали, я отошла к окну:
— Иннокентий Васильевич, что вам известно о Люде и её отношениях с моим отцом?
— Я ничего об этом не знаю, — отвернулся в сторону Меркулов.
И будь я проклята, если он мне не врёт. Сколько ещё мне нужно узнать секретов, сколько змеиных гнёзд разворошить, прежде, чем я смогу нормально вздохнуть?
— Ваша падчерица на похоронах была весьма красноречива в своём горе, — едко заметила я. — Так не убиваются по собственному боссу. Поэтому я спрошу вас ещё раз: что вам известно об отношениях Людмилы с моим отцом?
В отражении были видны его бегающие глаза и пальцы, нервно теребившие воротник формы.
— Они встречались некоторое время, — наконец, признался Иннокентий.
— Сколько?
— Чуть больше года.
— То есть, с самого начала, — процедила я, не поворачиваясь. — А она весьма цепкая особа.
— Люда не такая, Мелания Сергеевна. Она чистый и добрый ребёнок. Неужели вам неизвестно, что такое любовь? Ну, влюбилась, что уж теперь, казнить её? Ведь и отец ваш её…
— Даже не заикайтесь об этом.
— Что вы намерены делать?
— Люди алчные. — Я вскинула подбородок и позволила слезам течь свободно. — Им всегда всего мало. Вы пришли к нам после службы, без гроша за душой и хоть какого-то видения своего будущего. Отец не только помог вам с работой, но и доверил свою жизнь. Вы не справились, Иннокентий Васильевич. — Я повернулась и печально улыбнулась. — Отца убили в вашем присутствии, важнейшие для моей семьи документы украли из-под вашего носа. Ваша дочь крутила шашни с моим отцом с начала трудоустройства, а теперь он мёртв. Так скажите мне, Иннокентий Васильевич, почему я должна вам верить?
Меркулов выглядел так, будто я только что сообщила ему о смерти родного человека. Весь лоск и блеск разом ушли. На посеревшем лице читались усталость и боль от разочарования. Во мне.
— Если вы считаете меня виновным в его смерти, то я ничего не могу с этим поделать, — глухо ответил он и мне стало стыдно.
Меркулов работал здесь ещё до моего прихода. Он всегда защищал отца, и я об этом знала. И всё же сделала ему больно.
— Мелания Сергеевна, если вам станет легче, я уволюсь после того, как расследование будет закончено. Но прошу вас не причинять вред Люде. Она ещё ребёнок. Своими неосторожными словами вы можете испортить ей всю жизнь.
— Смею напомнить, мы одного возраста, — язвительно фыркнула я.
Патетика его слов лишь взбесила. Такое ощущение, что здесь я монстр, а не те, кто меня окружают.
— Люда не такая, как вы.
Как хлыстом по спине.
— Свободны. Я жду отчёт в ближайшее время.
Чеканя шаг, Меркулов прошёл к двери и завис.
Что ещё?
— Ваш отец любил Люду. По-настоящему, и был счастлив весь последний год. Только этим она заслужила снисхождения.
— Это не вам решать.
Я села в директорское кресло, хотя первым порывом было протереть его дезинфицирующей салфеткой, покрутилась и включила компьютер:
— Что-то ещё, Иннокентий Васильевич? У вас есть какие-то сведения? Подозрения? Вы знаете, кто преступник? Нет? Тогда почему я вас всё ещё вижу?
— Примите мои соболезнования.
Дверь тихо закрылась.
Оставшись в одиночестве, я несколько минут бездумно смотрела на кипу бумаг и фотографию на столе отца.
— Старый дурак! О чём ты только думал, вовлекая девчонку в свои игры! — крикнула в сердцах и смахнула стеклянную рамку на пол. — Ты мне не наследство оставил, а трясину, которая того гляди и утащит на дно. Связался с ней, чтобы потешить собственное самолюбие, а мне теперь что прикажешь делать?! Простить? Принять? Как мне спасти её от матери?!
Выдохнувшись, я натянула пальцами волосы и сосчитала до десяти. Истерика не поможет. Только холодная голова и голый расчёт. Мать наверняка знала об их интрижке. Она же не успокоится, пока не сведёт дурёху с ума.
Пальцы нащупали кнопку телефона. Утопив пластмассовый кружок в корпус, я дождалась тихого «Да» и прошипела:
— В мой кабинет. Быстро!
Люда появилась через три минуты. Ровно столько потребовалось ей, чтобы открыть соседнюю дверь и доползти до отцовского кабинета. Сквозь матовое стекло я видела, как она нерешительно мнётся, но не утруждала себя тем, чтобы поторопить или подбодрить. Любовница отца, надо же. Да меня наизнанку выворачивало от мысли, что отец позволил
