Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод

– Как мне найти человека из мерседеса?

– Никак. Сдай Коляна милиционерам. Возможно, они сумеют его отыскать. Если, конечно, захотят.

– Не захотят. У них есть готовая и удобная версия. Пьяные разборки. Ее они и будут разрабатывать. Мерседеса им только не хватало.

– Скорее всего – так. Я подумаю. Если что-нибудь придет в голову, перезвоню.

– Спасибо, Ленка, – с чувством поблагодарила я. – Ты меня выслушала, это уже много. А ощущение, что еще кто-то умный над этим же думает – вообще класс.

– Стареешь, Анджа! – фыркнула Ленка. – В молодости от тебя лести ждать, что плодов от бесплодной смоковницы. А теперь, смотри-ка… Ну, здесь ясно. Давай лучше посплетничаем. Олег пишет? Что Антонина со своим? Бабкой-то тебя еще не сделали?

Олег – отец моей дочери Антонины. Я любила его до радужных кругов в глазах. Он был ошеломительно красив и ярок, я – невзрачна на вид и умна тем умом, который раздражает окружающих. Мне хотелось ему нравиться. Я слушалась советов опытных подруг и пыталась устроить ту пошлую тысячу мелочей, про которую теперь можно прочесть в любом, навскидку купленном журнале или дамском романе. Свечи, шампанское, красивое белье, ароматические палочки, страшно дефицитная пена для ванны… От палочек он чихал, шампанское называл газированной водой с сиропом, а свечи напоминали ему только про свежеусопших старичков и старушек, выставленных в церкви для отпевания. Про пену и белье говорил одинаково: «Прости, а нельзя тебя оттуда э-э-э достать?»

Интересовало его совсем другое. Любая самая бредовая историческая теория зажигала его зелено-голубые глаза таким нестерпимым блеском, что из них, как из фонариков били лучи, похожие на прожекторы черноморских пограничников. В них больно было смотреть, а на полу или на стенах, там, куда он смотрел, образовывались такие зелено-голубые кружочки. Вы скажете, что такого не может быть? Но я так помню. Помнит же каждый народ, что богатырь такой-то с корнем вырывал деревья и останавливал реки. Значит, так было. Попробуйте-ка возразить народу! Или женщине, когда она любит мужчину всем сердцем…

Фоменко и компании тогда еще не было. Вот бы кто его позабавил-то. Был только Лев Гумилев (явление не науки, но – культуры), и мы бегали на какие-то полуофициальные встречи его и студентов Университета (тогда, слава всем богам, единственного – и можно было понять и определиться), где он излагал свои удивительные по тем временам теории, в которых одни непонятные вещи весьма изящным образом объяснялись еще более непонятными. Я слушала скрипучий голос потомка двух поэтов и почему-то вспоминала рассказы своей бабушки, как они в молодости в каком-то подвале слушали Маяковского в его знаменитой желтой кофте и… Отчего-то все и вправду выглядело тогда волнительным, и даже теперь воспоминания эмоционально окрашены, но…

Но мы с Олегом никогда не были женаты. Не получилось. Олег – археолог и вот уже много лет живет в Мексике. Имеет широкую известность в узких профессиональных кругах и множество публикаций в малопопулярных научных журналах. Зато на большинстве европейских языков.

Несколько лет назад Олег приезжал в Ленинград, познакомился с Антониной, и мы с ним даже пытались… Опять не получилось.

Замужем я была за совсем другим человеком, по фамилии Карасев. Карасев работал в КБ, одевался в костюмы-тройки на работе и в синие хлопчатобумажные тренировочные костюмы дома. От пузырей на коленях его синих штанов я сатанела. «Давай купим тебе домашние трикотажные брюки, – предлагала я. – Они не мнутся и хорошо выглядят.» – «Не стоит, потому что в них лавсан или другие синтетические добавки, – спокойно возражал Карасев. – А здесь – чистый хлопок. Дома тело должно дышать.» От тела Карасева всегда пахло, как от ящика с зимними овощами. Когда он жевал, то как-то странно щелкал челюстью. При этом имел весьма высокую самооценку и был скучен, как передовицы советских газет эпохи застоя. Зачем я вышла за Карасева замуж, никто (в том числе и я сама) так и не понял. Прожила с ним четыре года и развелась, испытав от развода единственное и тоже советское чувство – чувство глубокого удовлетворения.

Олег, познакомившись с уже готовой четырнадцатилетней дочерью, немедленно преисполнился воодушевления и всяких планов относительно ее образования и дальнейшей жизни. По каким-то неизвестным мне причинам в Мексике Олег, который, разумеется, не жил все это время монахом, так и не обзавелся нормальной семьей и детьми. Я, конечно, не возражала против того, чтобы он принял участие в судьбе своей единственной дочери. Тем более, что его материальные возможности на пару порядков превосходили мои. Но через некоторое время выяснилось, что Антонина планов новоявленного отца совершенно не разделяет. Она вовсе не собиралась ехать учиться в Англию или Бразилию, немедленно и углубленно учить испанский и английский языки, смотреть под руководством Олега архитектурные достопримечательности старой Европы, читать отобранные им книги, становиться историком или менеджером от науки и т.д. и т.п. Олег обвинил во всем меня. Я, оказывается, не воспитала в дочери тягу к познанию. Я не возражала и этому, так как оправдываться казалось мне бессмысленным и унизительным. Да и вряд ли бы получилось. Олегу, который всю жизнь имел дело с вполне молчаливыми пирамидами, горшками и черепами, довольно трудно было бы понять, что Антонина – это живой подросток, а не кусок пластилина.

В конце концов Олег удовлетворился тем, что увез из России беспризорного подростка со сложной судьбой, ровесника Антонины, которому здесь угрожала нешуточная опасность. Мальчик имел серьезные интеллектуальные и прочие проблемы, но, возможно, со временем Олегу удастся сделать из него археолога и продолжателя своего дела.

Антонина же учиться вообще не собиралась. Закончив среднюю школу с аттестатом, наполовину состоящим из троек, она не стала поступать ни в институт (что, по-видимому, было бы при ее уровне знаний и невозможно), ни в колледж (на чем я пыталась осторожно настаивать). Вместе с верной подружкой, существом настолько бесцветным, что ее имя я так и не смогла запомнить за много лет их дружбы с моей дочерью, Антонина отправилась на курсы секретарей, успешно закончила их, и вот уже четвертый год работает по специальности, поменяв за это время два места работы (каждый раз с повышением жалованья приблизительно на пятьдесят процентов). Думаю, что из нее получился неплохой секретарь. Креативность мышления у нее отсутствует, страстность и поисковость натуры – тоже. При этом она трусовата, исполнительна, довольно флегматична, молчалива, умеет слушать и имеет в активе очень хорошую зрительную и слуховую память.