Мартина Коул - Леди-киллер

Кевин изо всех сил вцепился в руль. Значит, она уехала, не дождавшись его. Но с кем? На чьей машине? Душа Кевина ушла в пятки, когда он свернул к окраине Грэнтли, где в большом, каком-то несуразном доме жил Патрик Келли с дочерью.

Келли наверняка придет в бешенство. Только себе самому Кевин мог признаться, что до смерти боится этого человека. Впрочем, любой, у кого хоть полчердака на месте, трепетал перед Келли!

Кевин двигался медленно. Возбуждение, которое он обычно испытывал, сидя в этой классной машине, сменилось страхом.

Чтоб ей провалиться, этой чертовой Мэнди! Почему она не дождалась его в условленном месте?

Патрик Келли плеснул себе коньяку в высокий, суживающийся кверху бокал и снова плюхнулся в кресло. Патрика раздражала Тиффани, она просто его достала. Только и знает, что пялится на себя в зеркало. Никак не налюбуется!

Тиффани исполнилось девятнадцать, и она была на три месяца моложе его дочери. Взглянешь на нее — ну прямо Джейн Мэнсфилд. Келли любил женщин с пышными формами. Легкая усмешка тронула губы Келли: Тиффани, должно быть, понятия не имела, что это еще за Джейн Мэнсфилд. Мозгов у нее, по его наблюдению, было не больше, чем у чурбана. Впрочем, Келли это вполне устраивало. Он не имел ни малейшего желания вести с ней беседы. Вот спать с ней — дело другое.

Несколько секунд он смотрел на большую рождественскую елку в углу гостиной, сверкавшую огнями. Затем перевел взгляд на фотографию, стоявшую на камине. Рене, его покойная жена. Неожиданно накатила тоска, мучительная, безысходная, и по телу его, облаченному в костюм фирмы «Армани», пробежала дрожь В памяти всплыло другое Рождество: маленькая квартирка, Рене с Мэнди на руках, полная пара ванная, пахнет камфорой. Мэнди едва-едва начала поправляться после крупа, и они с Рене провели с малышкой всю ночь.

Он тосковал по Рене. Ни на минуту не забывал о ней. Они вместе создавали свое дело, и главой его фактически была она. Он же, как мужчина, служил мускульной силой. Наколет на кругленькую сумму какого-нибудь мошенника, а потом с нужными людьми свяжет. Надо сказать, что на нужных людей нюх у Келли был просто собачий. Он, как никто, умел вытянуть из человека всю его подноготную и, не стесняясь, пользовался этим умением.

Келли хотя и претендовал на респектабельность: дом приобрел огромный, а костюмы носил только сшитые на заказ, — но где-то в самых дальних уголках его сознания занозой сидела мысль, что он так и остался бродягой из Ист-Энда,[9] проворачивающим всякие темные делишки и потому смертельно боящимся копов. От этого ощущения ему, пожалуй, никогда не избавиться, хотя теперь у него контакты с самыми высокопоставленными персонами в стране. Ему ни за что не забыть убогие квартирки без горячей воды, густонаселенные дома с целыми полчищами крыс, надрывавшуюся на работе мать. Он знал, был убежден, что воспоминания навсегда останутся с ним. И вообще, если бы не его жена с ее талантами и смекалкой, не видать бы ему нынешней респектабельной жизни. Чего только не делала Рене, чтобы заполучить их первого богатого клиента! На какие только хитрости не шла! Не исключено, конечно, что он и сам чего-нибудь добился бы, если бы всякий раз ему не грозила опасность попасть за решетку. Да, жена многому его научила, и теперь он по ней тосковал и не мог забыть, как любил ее, как уважал, как они вместе строили свое благополучие ради единственной дочери. Эти воспоминания еще больше отдалили его от Тиффани, которая и без того его раздражала. С какой стати она здесь расселась в своем облегающем платье, зачем выставила ноги с загаром, обычным для женщин ее профессии?! Он хочет только Рене, с ее светлыми волосами, собранными в пучок на затылке, с ее изящной фигурой. Она всегда носила черные платья, это считалось высшим шиком, по крайней мере для него! Она вообще одевалась со вкусом, отличалась хорошими манерами, чем приводила его в восторг. Бросив взгляд на елку, он почувствовал, как закипают в глазах слезы. Рождество всегда пробуждает воспоминания, такой уж это день — день воспоминаний о любимых, которые ушли из жизни. Горестные и в то же время сладкие воспоминания! Все эти десять лет он ее оплакивал, полностью посвятив себя воспитанию дочери, которая унаследовала от матери ее ум и жизнелюбие. И зачем только она связалась с этим парнем! Кевин явно не нравился Патрику. Сразу видно, что хитрец, себе на уме. Хотя Мэнди заверяла отца, что ее друг — весь на ладони, как игральная кость.

Молчание становилось тягостным и действовало Келли на нервы. Сидит, как немая, думал он, глядя на Тиффани, будто язык проглотила. И под ним лежит как бревно, даже не улыбается. Потом молча встает, идет к биде, подмывается и, вернувшись в постель, сразу засыпает. Трахать ее — все равно что резиновую куклу. Оживляется она, лишь когда любуется на себя в зеркало… В гнетущую тишину ворвался телефонный звонок. Келли вскочил как ужаленный и схватил трубку в надежде, что это Мэнди, но услышал голос Билла Дуна.

— Хэлло, Пэт, тут один тип хрен знает сколько продул на скачках, жене ни цента не дал к Рождеству!

— Ну и что ты собираешься делать?

— Хотел с тобой посоветоваться. Может, надавать ему тумаков?

Патрик прикрыл глаза, стиснул зубы.

— Насколько я понимаю, Билл, ты работаешь на меня. Или это мне показалось? — Келли говорил тихо и терпеливо, будто с ребенком.

— А то на кого же? — растерялся Билл.

— И я, по-моему, тебе неплохо плачу. А?

— Я не жалуюсь.

— Тогда надавай этому чертовому типу по шее! Прямо у него дома! О Господи, лучше бы мне самому это сделать!

— Ладно-ладно, Пэт, не лезь в бутылку. Он ведь не один, у него шестеро ребятишек.

— Не обязательно бить его дома. Это можно сделать, например, у ларька со всякой мелочевкой. Там сейчас пусто, ведь Рождество. — Он швырнул трубку, но через секунду-другую снова снял ее и нажал на цифру «4».

— Да, Пэт? — ответил Уилли Гэбни, правая рука Келли.

— Уилли, прихвати тот мешок с добром и закинь к Бобу Мэйсону, он не придет домой на Рождество.

— Будет сделано, шеф. А что, Мэнди еще не вернулась?

— Как в воду канула! А ее сутенер паршивый, Кевин наверняка лакает где-то!

Закончив разговор, Патрик плеснул в стакан изрядную порцию бренди и посмотрел на стоявшие на камине часы из позолоченной бронзы. Они показывали без десяти девять. Куда же, черт возьми, запропастилась Мэнди? Столик в ресторане заказан на девять тридцать.

Келли откинулся в кресле и потрогал внутренний карман пиджака, где лежала купчая на небольшую парикмахерскую и салон красоты — подарок дочери к Рождеству. Легкая улыбка тронула его губы. Мэнди до неба подпрыгнет от радости. По-прежнему храня молчание, он отпил из стакана немного бренди, отметив про себя, что Тиффани не отрывает глаз от зеркала.