Элизабет Адлер - Богатые наследуют. Книга 1

– Это нравится всем, кроме тебя, – сказал Джэб с горечью.

Когда все кончилось, она лежала рядом со своим уснувшим мужем и думала. Ее тело болело. Час спустя, когда она уверилась, что он заснул крепко, Маргарэт пошла в ванную и тщательно вымылась. Потом она расчесала волосы и надела свежую ночную сорочку. Она взглянула на себя в зеркало. К ее удивлению, она была такой же, как и до того. Никто никогда не узнает о ее позоре, стыде и ужасе, унизительном опыте, который она приобрела этой ночью. Но пути назад не было. Она была миссис Джэб Мэллори. И она знала, что в будущем, когда она снова «потребуется» своему мужу, она не будет сопротивляться. Ах, нет, она будет просто лежать здесь и позволять делать ему то, что он захочет; она просто постарается сделать так, чтобы мысли ее были далеко… она будет думать о цвете новых занавесок или о том, что выбрать на ленч утром.

У женщины есть свое оружие для мести, думала с отчаянием Маргарэт, когда шла назад в спальню. Она легла рядом со своим мужем. И пока она смотрела, как первый луч рассвета пробился сквозь щелку расшитых золотом бархатных занавесок, она уже знала, что использует это оружие.

С этого дня Джэб проводил большинство времени вне дома. Маргарэт не знала, куда он уезжал, где он был или с кем. И она никогда не спрашивала об этом. Но всякий раз, как он приезжал домой, дня не проходило без того, чтобы он не предъявлял на нее свои права мужа.

Шли годы. Розалия Констант удивлялась и спрашивала себя, почему Маргарэт выносит это, позволяет Джэбу так обращаться с ней.

– Он здесь один день, а на другой его уже нет, – говорила она разъяренно Нику. – Он возвращается к своей обычной жизни – азартной игре и доступным женщинам в Сан-Франциско.

Ник пожал плечами.

– Он женился на Маргарэт из нечестных побуждений, – сказал он. – И когда он не заполучил сына, он потерял интерес, как и всегда ко всему.

Чтобы хоть как-то скрасить отлучки Джэба, они с Розалией были добры к Маргарэт, но их дом был всегда полон шумных, веселых родственников – Абрего, и это было еще худшим контрастом большому пустынному дому Маргарэт. Они видели, как она все больше и больше уходит в себя, заполняя дни уходом за красивым садом.

Высокие рожковые деревья и белая акация отбрасывали прохладную тень посреди ее просторных лужаек, дорога к домам Константов и Мэллори была обсажена по бокам молоденькими тополями, которые были роскошно-зелеными летом и медно-золотыми осенью. Каждый год, при первом дыхании холодов, они с шорохом роняли листья, пока не становились похожими на голые черные скелеты, стоящие среди опавших останков их былого великолепия.

Но что Маргарэт любила больше всего, больше, чем усыпанный яркими цветами гибискус, или изящные олеандры и большие пышные английские розы, так это маки. Каждое лето лужайка перед домом меняла свой цвет – нежная зелень молодой весенней травы уступала место серебристой массе остроконечных листьев, и, наконец, под окнами разливалось трепещущее море алых цветов. Это было похоже на пушистый красный ковер с узором из глубокого синего цвета васильков. Маргарэт могла долго сидеть в одиночестве на веранде и купаться в этой изменчивой красоте. К сожалению, продолжалось это всего несколько дней; потом ветер срывал нежные лепестки и разбрасывал их по холмам, как конфетти.

Розалия не осмеливалась заговорить с Маргарэт, когда в ноябре 1879 года она узнала, что опять беременна. Грэгу уже было семь лет, и она и Ник так долго молили Бога о втором ребенке. Розалия просто сияла от счастья. Но когда она наконец сказала об этом Маргарэт, то была поражена ее ответом.

– Вообще-то, – сказала Маргарэт, опуская глаза и смущенно краснея, – у нас с Джэбом тоже будет ребенок, он родится почти в одно время с твоим.

После этого все переменилось. Джэб прислал множество мебели для ребенка из престижного магазина в Сан-Франциско, вместе с огромной игрушечной лошадкой. Он накупил целую кучу разных игрушек, каких только можно вообразить. Он стал чаще появляться дома, и все заметили, что он гораздо внимательнее стал относиться к Маргарэт, он обращался с нею нежно, хотя никогда не целовал ее и не проявлял свою любовь. И когда Джэб отсутствовал, Маргарэт могла подолгу говорить о нем и о ребенке; она говорила: «Джэб то…», «Джэб это…», словно они были совершенно нормальной супружеской парой.

Розалия родила дочь 1 июня 1880 года. Роды были легкими. У ребенка были белокурые волосы и глаза еще более голубые, чем у отца. При крещении ее назвали Энджел как напоминание о городе Архангельске, где родился Ник; Айриной она была названа в честь его матери и Ампарой – в честь матери Розалии… Энджел Айрина Ампара Констант.

Когда пришла очередь рожать Маргарэт, Джэб очень нервничал. Это был влажный июньский день, и солнце угрюмо алело на свинцовом небе. Он прошел на веранду, прислушиваясь к беспомощным крикам Маргарэт, нарушавшим предгрозовую тишину. Он с яростью набросился на врача, виня его в том, что тот позволяет его жене страдать и уговаривал акушерку ускорить ход событий. Он боялся, что его сыну могут повредить такие долгие и трудные роды. Он бушевал, и молил, и упрашивал, пока, наконец, через восемнадцать часов страданий, не родился ребенок.

– Прелестная маленькая девочка, – сказал врач устало. – Вы – счастливчик, мистер Мэллори. Вашей жене пришлось тяжело.

Не сказав Маргарэт ни слова, он прошелся по спальне к колыбели и взглянул на ребенка. Его руки были сжаты в кулаки, когда он смотрел на красное сморщенное существо, которое, как он был уверен, должно было быть его сыном… В самом деле! Он даже выбрал имена – Джеймс Роган Фитцджеральд Мэллори, в честь его отца и матери.

Молча он подошел к кровати и поцеловал жену в щеку. Но Маргарэт, прочтя горькое разочарование в его глазах, поняла – для него она теперь отрезанный ломоть.

– Все будет хорошо, – сказал он натянуто. – Доктор Свенсен заверил меня в этом. Тебе больно или неуютно?

Маргарэт покачала головой и закрыла глаза, борясь с подступавшими слезами.

– Я купил это тебе в подарок… – сказал Джэб, швыряя в нее сапфировую брошь. – За рождение… – Оборвав свою речь на полуслове, он снова пошел к колыбели. Ребенок был ему совершенно безразличен – он мог бы быть чьим угодно. Джэб не чувствовал ничего – никаких эмоций, никаких связей с крошечным существом, которое он сотворил.

Неожиданно началась гроза, и когда молния сверкнула в горах, он равнодушно выглянул в окно.

Хлынул ливень, превращая нарядное поле маков в зыбкий ало-серебряный ручей.

– Мы должны дать ей имя, – сказала Маргарэт устало.

Джэб пожал плечами, его взгляд был по-прежнему направлен на холмы.