Мартина Коул - Прыжок

— Я не шучу, подружка. Но ты становишься жадной, а если ты станешь слишком жадной, то мы все постепенно отвалим. Это же не единственная помойка во всем Лондоне, сама понимаешь.

Генри решил склонить голову под грузом напастей и под давлением многопудовой молодой женщины. Он вдруг хитро улыбнулся:

— Тогда поднимай свою жирную задницу — и вперед! Нас ждут клиенты.

Эдна поднялась во весь свой внушительный рост, и ее шелковый жилет туго натянулся на необъятной груди. По пути пританцовывая со слоновьей грацией, она вышла из тесного кабинета и направилась в свою будочку.

Эдна пользовалась популярностью. Мужчинам, как известно, нравятся крупные девушки — с большими грудями и широкими бедрами, с округлыми белыми задами. Эдна знала это и старалась сделать так, чтобы деньги непременно были уплачены и чтобы цена соответствовала растущему спросу. Она рассуждала просто: чем крупнее девица, тем больше удовольствия получают клиенты за свои деньги.

Генри проводил ее взглядом и усмехнулся… Из всех потаскух, которых он знал Эдна одна умела по-настоящему следить за собой: никогда не употребляла сильных наркотиков — так, слегка покуривала травку; никогда не пила спиртное во время представления, соблюдала элементарную гигиену. На самом деле Генри хотел бы иметь несколько таких девиц, как Эдна Макви, но такие девицы, как она, редко встречались здесь в шоу с подглядыванием. Большинство шлюшек от героина почти свихнулись, а иначе они вообще не могли бы выполнять свою работу. Генри признавался себе, что от такого он и сам, черт побери, свалился бы в коме.

Беззаботно насвистывая, он вышел из офиса и спустился по лестнице в бар, находившийся в подвале… В действительности у Генри не было лицензии на содержание бара; таковой был устроен для тех посетителей, кого это не слишком волновало. Мужчины, а изредка и женщины, посещавшие «Черную Собаку», не отказывались от этой дополнительной услуги, и Генри щедро обеспечивал клиентов выпивкой за их деньги. Или, по крайней мере, старался обеспечивать.

…Дым плотной волной ударил ему в ноздри, едва он вошел в бар, и Генри слегка закашлялся.

— Включи вентилятор, Кэрри, черта ради! Ты что — хочешь удушить этих проклятых игроков?

Кэрри засмеялась и повернула выключатель старого вентилятора, прикрепленного к потолку.

— Нет, Генри, они же платят мне за то, чтобы нормально дышать! — громко заявила она.

Он добродушно рассмеялся над ее шуткой, одновременно обводя проницательным взором все небольшое подвальное помещение. Как всегда, оно было заполнено хлыщами из Сити. То тут, то там попадались на глаза и случайно забредшие старые работяги. Ранним вечером — таковым в Сохо считалось время до двадцати трех часов — в бар приходила одна и та же клиентура: мужчины, у которых наверняка имелись и дом, и жена с детьми и за которыми нужно было присмотреть.

Генри прошел через бар в другое подвальное помещение. Здесь повсюду висели парчовые шторы, отделявшие закутки с небольшими кушетками, что вполне сходили за кровати. В течение вечера эти кровати, общее число которых достигало двадцати шести, и обычно многократно использовались… Генри улыбнулся при мысли о поступающих от клиентов деньгах и бессознательно потер руки. Потом невольно сморщил нос, ощутив кислый запах в помещении, и вернулся в бар. Он оставил за собой дверь широко открытой — в качестве сигнала всем клиентам и своим работникам, что ночное веселье начинается. Со своих мест мгновенно поднялись солидный мужчина и с ним мальчик — трансвестит лет шестнадцати. Они стараясь не обращать на себя внимания и проскользнули в открытую дверь.

Кэрри тут же написала мелом на доске, висевшей за стойкой, небольшую букву «X». Механизм ночной жизни заработал, и она знала, что с этого момента ей надо быть начеку. Общее количество клиентов, и в особенности рабочих, которые норовили улизнуть из заведения, не заплатив порой, становилось абсурдным.

Генри вновь засвистал себе под нос популярный мотивчик и поднялся вверх по лестнице к кабинкам для подглядывания. Он вошел в маленькую будочку и машинально поднес носовой платок ко рту: невозможно было выносить запахи семени и пота, пропитавшие здесь все. Осторожно ступая по полу, чтобы не испортить дорогие замшевые туфли, Генри просунул пятидесятифунтовую купюру в маленькое отверстие в перегородке прямо перед ним.

Открылось зарешеченное отверстие, и, глядя сквозь решетку, он увидел Стеллу — старого профессионала в шоу с подглядыванием: она крутилась на табурете, принимая различные позы. Девушка, высокая и худая, была одета лишь в бикини, да и то в виде веревочек. Удовлетворенный тем, как она выполняет свою работу, Генри ключом открыл ящик для денег и вытащил оттуда пятьдесят фунтов, а затем положил их в бумажник, который держал в кармане.

Запах здесь стоял омерзительный. Снова заперев ящик для денег, Генри поспешил выйти. И закричал во весь голос:

— Сид! Вымой это долбаное место! От всего здесь воняет, как от бандажа турецкого борца!

Сид, старик семидесяти лет, страдавший одышкой, с улыбкой подошел к нему, держа в руках швабру и ведро.

— Я и так стараюсь везде поспевать, Генри. Сегодня был по-настоящему деловой день.

— И не говори, Сидди, старый грязный шельмец! Если бы ты столько же времени тратил на уборку кабинок, сколько тратишь на то, чтобы слоняться по ним, мы давно получили бы санитарный сертификат как нечего делать. Так вот, старик, предупреждаю тебя в последний раз: содержи кабинки в чистоте, иначе вылетишь на улицу!

Сид протер мокрой тряпкой маленькое деревянное сиденье в кабинке, а затем вымыл пол. В отличие от Генри его этот запах не беспокоил. Он сжился с этим запахом, вот уже почти тридцать пять лет вдыхая его днем и ночью.

Обмахнув туфли чистым белым носовым платком, Генри распрямился и в изумлении широко раскрыл глаза: в проеме двери стояла невысокая ослепительно красивая женщина. Призвав себе на помощь все свое маслянистое очарование, Генри сказал, изо всех сил стараясь подражать интонациям Боба Хоскинса:

— Я могу вам чем-то помочь, дорогая?

Донна посмотрела на мелкие белые зубы мужчины, на его костюм от Армани и широко улыбнулась:

— Вы Генри Пратт, как я полагаю?

Он вежливо кивнул и сказал:

— Ну, конечно, дорогая. Не доктор же Ливингстон, мать его. Зачем вы сюда пришли?

Донна подошла вплотную к нему и тихо произнесла:

— Вообще-то я пришла из-за вас. Я — Донна Брунос. Стефан попросил меня присмотреть за делами, пока он на отдыхе.

Генри понравились слова «на отдыхе» и интонация, с которой они были сказаны. Для него это прозвучало как свидетельство искушенности и определенного положения в обществе говорившей. Однако он по-прежнему не доверял гостье. Генри не доверял и собственной матери — он с рождения не доверял никому.