Мартина Коул - Прыжок

Донна понимала: что если бы в дверь не постучал официант, она не нашла бы в себе сил отказать Алану. Слишком долго ей пришлось жить без мужчины. Слишком давно с нею не было мужа. Вино и благоприятные обстоятельства открыли дорогу соблазну… Но один Бог знает, что она сама желала этого! Она мысленно вновь и вновь проигрывала всю сцену и воображала, чем все могло кончиться. Донна была честна сама с собой — она не пыталась отрицать, что хотела этого.

Ей стало ясно, что давно жаждет близости с Аланом. И ее особенно потрясло то, что, по всей видимости, он испытывал к ней те же чувства. А ведь он был не из тех, кто легко поддавался соблазну! Она понимала, как он должен был сдерживаться, внушая себе: «Только не жена Джорджио!»

«Если он при этом так хочет меня, это означает, что за плотским желанием стоит глубокое чувство». — Собственная мысль и испугала, и по-хорошему взволновала ее. И испугалась она потому, что почувствовала всю силу влечения Алана к ней… Она никогда не подталкивала мужчин и поэтому спрашивала себя, как это ей удалось подтолкнуть Алана Кокса. «Наверное, я это сделала, иначе он не стал бы дотрагиваться до жены друга, осознавая, что не вправе сделать это. Я разрешила ему сделать это, а Джорджио почти вернулся домой!» Донна сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Открыв дверь ванной, она тихо вошла в комнату. Алан сидел за столом и, как ни в чем не бывало, поглощал стейк.

— Все в порядке, девочка? Садитесь и ешьте. Вы правы, вино нам обоим ударило в головы. Так, по крайней мере, кажется.

Донна молча взяла свою сумку и направилась к двери. У самого выхода она остановилась и, обернувшись к Алану, сказала:

— Простите, Алан, но я думаю, мне сейчас лучше уйти. Давайте забудем о том, что сегодня произошло. Это было минутное безумие. Просто мы увлеклись и выпили лишнего… — Она безуспешно пыталась говорить как можно непринужденнее.

Алан отрезал себе еще кусок мяса, наколол его на вилку и только после этого пожал плечами:

— Как скажете, дорогая. Вам виднее.

Донна осторожно спускалась по лестнице, чувствуя, как сердце тяжко бьется в ее груди. Ибо больше всего на свете ей хотелось бы остаться с Аланом. Остаться и воплотить весь тот сценарий, который несколькими минутами она ранее проиграла до конца в своем воображении. Но она одернула себя: «Мне непременно надо сейчас уйти. И лучше в дальнейшем держаться от Алана подальше. У меня и без того полно проблем».

Донна и Долли сидели у себя на кухне, пили горячий шоколад и ели тосты с мармеладом.

— Мы уже целую вечность так вот, вдвоем, не сидели, правда, Донна?

Та молча покачала головой, прожевывая тост.

— А почему ты сняла дом с торгов, дорогая? Я звонила агенту по недвижимости, потому что та пара должна была по плану сегодня прийти. Они мне об этом говорили раньше.

Донна вытерла губы салфеткой и ответила:

— Я просто решила не продавать его, вот и все. Джорджио не слишком радовался этому, он-то хотел, чтобы я все продала… — Она бросила взгляд на мебель, которую тщательно подбирала вещь к вещи в течение многих лет и за которой с любовью ухаживала.

— Ты поступаешь правильно, дорогая! — горячо поддержала ее Долли. И добавила: — Донна, мне нужно спросить тебя кое о чем. И я прошу, чтобы ты сказала мне правду.

— О чем ты, Долли? — вопросительно посмотрела на нее Донна.

— Я знаю, что Джорджио собирается выбраться из тюрьмы… — Долли подняла руку в предостерегающем жесте, чтобы помешать Донне опровергнуть или подтвердить ее слова. — Я сейчас о другом. Мне надо знать: ты стоишь за всем, что он сделал?

Донна набрала в грудь побольше воздуха.

— А ты можешь себе такое представить, да?

Долли посмотрела на лицо, которое так сильно любила… Иногда, Донна сильно огорчала ее, ибо принадлежала к тому типу женщин, которые, становясь взрослыми, сохраняют большую долю детской наивности. Незащищенность Донны порой больно ранила Долли.

Донна положила на тарелку надкушенный тост и тоже внимательно посмотрела на Долли. Обе женщины долго смотрели друг другу в глаза. Донна подвела итог:

— Давай скажем так: как его жена я приняла все, что он сделал, Долли. Но не могу утверждать, что я со всем этим согласна. Однако почему ты меня об этом спрашиваешь?

Долли отвела взгляд от Донны и уставилась на стол, словно это могло помочь ей ответить на все проклятые вопросы. Лишь спустя какое-то время она решилась заговорить:

— Сравнительно недавно в мои руки попали некоторые вещи. Само наличие их у нас в доме, я полагаю, может вызвать серьезные неприятности, Донна. Эта находка случилась вскоре после того, как арестовали Джорджио. Я припрятала эти вещи. Просто мне стало понятно, что они могут навлечь на нас беду, а я не хотела бы этого. Ни для меня, ни для тебя, ни для Джорджио. Особенно для Джорджио. Ты же знаешь, я всегда любила его как собственного сына… Я любила вас обоих. Но кое-что оставалось неясным для меня, и, думаю, лучше мне сейчас тебе обо всем рассказать. Я понимаю, насколько сильно мы отошли друг от друга в последнее время, и принимаю на себя вину за это… Видишь ли, Донна, я всегда доверяла Пэдди. Он же работал на Джорджио, ты понимаешь. Мне казалось, это нормально…

Донна посмотрел на склоненную перед ней седую голову Долли.

— Долли, — ласково произнесла она, хотя была озадачена и встревожена. — Смело рассказывай мне все.

Долли встала и направилась прямиком к своей большой сумке из кожзаменителя, которая многие годы вызывала немало шутливых замечаний со стороны Джорджио. Это была поношенная торба с истрепанными и потертыми пластиковыми ручками, но Долли повсюду неизменно таскала ее с собой. Она часто шутила, что, дескать, вся ее жизнь умещается в этой сумке — от свидетельства о рождении до сберегательных и почтовых книжек… Открыв сумку, она извлекла оттуда два журнала. Потом вернулась к столу и положила журналы на столешницу.

На обложке одного из журналов было помещено фото девочки примерно двенадцати лет. Лицо девочки имело то замкнутое, чуть самодовольное выражение, которое ошибочно считают стереотипным для восточной женщины. Позади девочки, обнимая ее, стоял мужчина: он сжимал обеими руками едва наметившиеся груди юной «фотомодели». Лицо девочки было покрыто толстым слоем макияжа, из-за чего она казалась пародией на женщину. Между тем девочка была совершенно обнажена, ее гениталии ничто не прикрывало, даже на лобке отсутствовали волосы…

Донна, едва взглянув на снимок, почувствовала отвращение. Долли положила рядом другой журнал. И Донна недоуменно покачала головой.