Мерил Сойер - Никому не доверяй

– Именно это и делает мою жизнь интересной. Играть в прятки со смертью – разве это не захватывающе? Неужели у вас самой не появляется время от времени желание рискнуть, бросить вызов судьбе?

– Нет, я предпочитаю жить спокойной жизнью.

И снова Лу посмотрел на Тори, а затем резко затормозил, и машина повернула налево. «Он очень заботливый отец, – подумал Броуди. – Молодец!» Этот дядька понравился ему после первого же их рукопожатия, а теперь он стал уважать Лу еще больше.

– Думаю, нам лучше оставить машину здесь, – проговорил Лу, останавливая «Бимер» у обочины. – Стоянка у кладбища наверняка будет забита до отказа.

Броуди выпрыгнул из машины и открыл дверцу для Тори. Чуть замешкавшись, женщина посмотрела на него своими удивительными зелеными глазами, невольно заставив его подумать о том, кто она и кто он. И еще – о том, чего у него никогда не будет. По этому взгляду Броуди понял, что разочаровал ее, признав, что он – сорвиголова. Но что поделать, если он действительно таков!

– Отпевание будет происходить прямо у могилы, – сообщил Лу, вылезая из машины. – Собралось слишком много народа. В церкви все просто не поместятся.

Броуди вынул из внутреннего кармана пиджака зеркальные солнцезащитные очки. Этот черный костюм был у него единственным, и купил его Броуди на распродаже. Подумав об этом, он вспомнил фотографию с изображением брата. Костюм Эллиота был явно сшит на заказ. Ну и черт с ним!

Они пошли по неширокой улице по направлению к церкви, выстроенной в миссионерском стиле. Возле нее уже собралась изрядная толпа. Каждый прибывший расписывался в книге соболезнований, а затем проходил в увитые плющом ворота.

– Похоже, у моего папочки было много друзей, – заметил Броуди.

– В наших краях люди живут дружно, – ответил Лу. – Здесь все знают друг друга и в трудных ситуациях помогают по мере возможностей.

Накануне вечером ни отец, ни дочь явно не хотели говорить о Джанкарло. Вот и сейчас, стоило Броуди упомянуть об отце, как Л у искусно перевел разговор в другое русло. Броуди заметил это, но не собирался отступать.

– Скажите мне честно, каким он был, мой отец?

Лу посмотрел на Тори. На них обоих были черные очки, поэтому Броуди не видел выражения их глаз, но почувствовал, что отец передал дочери какое-то безмолвное послание. Они с матерью тоже были близки, но между ними никогда не существовало такого рода внутреннего общения. Броуди никогда не знал, о чем думает мать и что творится в ее душе.

– Джан был непростым человеком, – неохотно ответил Лу. – Думаю, что врагов у него было не меньше, чем друзей.

– Мог ли кто-нибудь из них убить его?

– Не исключено, – признал Лу. – Однако прежде, чем делать предположения, давайте дождемся отчета о результатах вскрытия.

Броуди нахмурился. При чем тут какие-то отчеты?! Отцу было наплевать на него, иначе он не позволил бы ему всю жизнь прозябать в нищете, в то время как его брат-близнец рос в окружении роскоши. И если после всех этих лет отец обратился к нему за помощью, значит, он был перепуган до смерти. Вот именно, до смерти…

В этот момент они подошли к собравшимся возле церкви, и поэтому разговор сам собой прекратился. Многие принимали Броуди за Эллиота и обращались к нему со словами соболезнования: «Мы разделяем ваше горе, Эллиот, и будем молиться за вас и вашу семью». Броуди не стал их разочаровывать и молча пожимал протянутые руки.

Пройдя через ворота, они увидели, что там, в розовом саду, собралось еще больше людей, чем снаружи. И снова звучали обращенные к Броуди слова сочувствия. Ему захотелось ослабить узел галстука, который он тщательно и с большим трудом завязывал сегодня утром.

Розовый сад переходил в кладбище, которое стекало с холма плавным потоком печальных крестов, солнце отражалось от гранитных надгробий. У дальней ограды, возле свежевырытой могилы собралась еще одна группа людей. Над разверстой ямой раскинул свои покореженные временем ветви огромный древний дуб, словно желая защитить могилу от незваных гостей.

Семья. Его семья.

Броуди внезапно почувствовал, как его предубеждение против семейных уз начало колебаться, словно предрассветная дымка, которая вот-вот должна исчезнуть. Он смотрел на собравшихся и размышлял: что они за люди? Так или иначе, все как на подбор были рослыми и черноволосыми.

– Богатенькая публика, – пробормотал Броуди себе под нос. Даже с этого расстояния можно было увидеть, как блестят на солнце бриллиантовые серьги, золотые часы «Ролекс» и матовые жемчужные ожерелья в вырезах дорогих платьев.

«А чего еще ты ожидал? – спросил Броуди самого себя, и в мозгу его зазвучал тревожный сигнал: – Будь осторожен!» Он явно не принадлежал к этому кругу людей. Ну и ладно! У него – своя жизнь, полная опасностей и приключений. Жизнь, которую он любит и не променяет ни на что.

Лу остановился на вершине холма, словно не зная, как поступить дальше. Броуди снова окинул взглядом группу людей, пытаясь отыскать среди них своего брата, и тут же увидел его. Эллиот склонился к сидевшей на стуле даме под черной вуалью и что-то говорил ей. Хотя лицо женщины было закрыто, даже отсюда было видно, что она то и дело всхлипывает, не в силах совладать с собой. Сквозь вуаль можно было различить, что волосы у нее серебряные, как снег. Броуди пытался прикинуть, кто это может быть, но его сведения о семействе Хоук были слишком скудными.

Будто почувствовав, что на него смотрят, Эллиот поднял голову, оглянулся и… застыл как изваяние. Броуди тоже окаменел, даже позабыв дышать. Ему казалось, что он смотрит на собственное отражение в зеркале. Прошло несколько мгновений, прежде чем Броуди приказал себе очнуться и проанализировать ситуацию. Теперь он рассматривал своего брата с профессиональным вниманием – точно так же, оценивающе, он смотрел бы на противника. У Эллиота Хоука была впечатляющая внешность: высокий, темноволосый, с аккуратной прической, квадратной нижней челюстью и массивным подбородком. Если бы Броуди был на задании и высматривал террористов, на этого парня он взглянул бы только один раз и больше не обращал на него внимания. Эллиот слишком выделялся на фоне окружающих, а террористы всегда стараются быть неприметными, чтобы в нужный момент бесследно затеряться в толпе.

Его брат… При мысли об этом в груди Броуди возникло какое-то странное чувство, которое он не смог бы ни описать, ни даже понять. Мать всегда убеждала его в том, что он – ее единственный ребенок, и на протяжении жизни Броуди настолько свыкся с этой мыслью, что теперь ему казалось, будто все происходит не наяву. Однако это было явью – открытием истины, которая была скрыта от него в течение многих лет. Перед ним стоял человек, который являлся копией его самого, причем копией абсолютно точной. «Впрочем, – подумал Броуди, – на этом сходство между нами и заканчивается. Эллиот – богач, а я – бывший дворовый мальчишка».