Мэри Брэддон - До горького конца

Все обернулись к портрету, на который указывал старый дворецкий. Грация уже видела его однажды, но взглянув на него в этот раз, она вздрогнула и тихо вскрикнула.

— Что с вами, Грация? — спросил Джемс Редмайн.

— Я взглянула на портрет. Он так похож…

— На кого?

— На мистера Вальгрева, дядя.

Все, конечно, обернулись к мистеру Вальгреву, который сидел в конце большого дубового стола и задумчиво осматривал комнату.

Портрет Джона Клеведона изображал человека с короткими темными волосами, завивавшимися мелкими локонами над высоким, несколько лысым лбом, с блестящими серыми глазами, казавшимися черными от черных ресниц и бровей, и с коротким орлиным носом с красиво очертанными ноздрями. Если бы не нос и брови, придававшие лицу какое-то зловещее выражение, оно могло бы назваться очень красивым. И не физической только красотой отличалось оно: нельзя было сомневаться в силе ума человека с таким лицом.

Мистер Вальгрев поднял глаза и устремил внимательный взгляд на портрет. Да, сходство действительно было, и скорее в выражении, чем в чертах лица, хотя и в чертах было много сходного. Глаза у обоих были одного цвета, волосы росли одинаково над задумчивыми лбами. Когда живой человек смотрел на изображение умершего, лица их казались еще более сходными. Можно было подумать, что между ними существует какая-нибудь таинственная связь.

— Мне очень лестно такое замечание, — сказал мистер Вальгрев холодно. — Сходство, хотя бы самое слабое, с человеком, оспаривавшим первенство у красивого негодяя Карра, должно внушать гордость. Но мне кажется, что оно существует только в поэтическом воображении мисс Редмайн.

— Нисколько, — воскликнул дядя Джемс. — Всякий скажет, что вы на него похожи.

— В таком случае джентльмен должен иметь сходство и с моим покойным господином, — сказал Тристрам Молес, дворецкий. — Сэр Лука был настоящий Клеведон. Мои старые глаза теперь плохо видят, но если джентльмен похож на одного, он похож и на другого.

Мистер Ворт нетерпеливо повернулся.

— Лучше было бы не терять здесь попусту времени, если вы хотите осмотреть дом, — сказал он, и все отправились далее и осмотрели столовую с ее открытым готическим потолком, столовую, в которой могли свободно обедать сотни две людей, бильярдную, музыкальную комнату, утреннюю комнату, бальную комнату, и вернулись назад в швейцарскую по ряду сравнительно небольших комнат, выходивших окнами в голландский сад, а из швейцарской отправились наверх, огласив дом шумом своих шагов по широкой каменной лестнице.

Наверху были парадные спальни с высокими перинами, с занавесами и с общим видом необитаемости; были и другие комнаты, в которых мебель и отделка были новее, но на всем лежал более или менее отпечаток обветшалости. Нечистоты нигде не замечалось. Мистрис Молес и ее помощницы неутомимо старались поддерживать в доме порядок, но местами просачивалась сырость, местами отстали обои, в одной комнате треснула панель, в другой было разбито окно. Все, что могло полинять — полиняло, все, что могло сгнить — сгнило, но дом в начале был так великолепен, что казался великолепным и в разрушении.

Во все времена осмотра мистер Вальгрев и Грация были вместе. Так случилось, ни с той, ни с другой стороны не заметно было старания быть ближе друг к другу. Мистер и мистрис Редмайн разговаривали с управляющим, жаждавшим новостей из другого, не кингсберийского мира, и все трое по временам останавливалась, пока мистер Ворт задумчиво разглядывал успехи разрушения. Обойдя все комнаты, осмотрев темные картины, китайский фарфор и все хорошенькие безделушки, к которым некогда прикасались с любовью руки, теперь уже не существовавшие, Грация и ее спутник приостановились в комнате с красивым большим окном над главным входом. Эта комната, самая красивая, самая веселая в верхнем этаже, была гостиная, отделанная в индийском вкусе, с оригинальными резными стульями, со шкафами сандального дерева, со шкатулками из слоновой кости с серебром, с большими вазами, наполненными сухими розовыми листьями все еще издававшими слабый запах.

— О, какая милая комната! — воскликнула Грация с восторгом, остановившись пред окном и глядя на обширный вид, прекрасный в своем пышном летнем убранстве. — Как приятно, должно, быть жить, имея постоянно перед глазами такую картину! Наш Брайервуд в низменном месте, и мы не видим ничего, кроме нашего сада. Это комната леди Клеведон, — не последней леди Клеведон, та, бедная, никогда не была здесь, — но матери сэра Луки. Она была дочерью индийского генерала, и все эти вещи прислал ей отец. На камине есть миниатюрный портрет сэра Луки, снятый с него, когда он был еще мальчиком, — продолжала она, переходя комнату, чтобы взглянуть на портрет. — Какая хорошенькая курточка и какой большой воротничок! Да, сходство, конечно, есть.

— С кем?

— С вами. Разве вы не помните, что сказал мистер Молес? Если вы похожи на сэра Джона, вы должны быть похожи и на сэра Луку. И сходство действительно есть, в особенности в глазах и в выражении.

— Странно, — сказал мистер Вальгрев равнодушно.

— Мне, может быть, следует гордиться таким сходством. Клеведоны, по-видимому, такие важные люди.

— Их род, — сказал мистер Ворт, очень древний, и был еще известен во дни Плантагенетов. Жаль, что сэр Лука прожил все состояние, не правда ли?

— Я уверен, что сын его с вами согласен, — отвечал мистер Вальгрев сухо. — Впрочем, по словам мистера Ворта, имение очистится от долгов через год или два, и сэр Френсис получит возможность поселиться здесь. Приятно сделаться обладателем такого поместья тридцати лет от роду. Владея им, можно не трудиться для приобретения известности, оно даст известность.

— Желали бы вы быть в таком положении? — спросила Грация улыбнувшись.

— Очень. Я многое отдал бы, Грация, чтобы не быть в зависимости от света, чтобы не быть вынужденным идти по дороге, намеченной много лет тому назад и во что бы то ни стало достигнуть известной цели. Я сам не знал, как трудно будет достигнуть этой цели, как тяжело не иметь свободы жить как угодно, пока не… до последних дней.

Девушка взглянула на него с удивлением и с очень бледным лицом.

— Как же вы узнали это в последние дни? спросила она.

— В эти дни я сделал роковое открытие, Грация.

— Какое открытие?

— Что я люблю вас.

Она с минуту поглядела на него недоверчиво и залилась слезами.

Он обнял ее и прижал к себе, глядя на нее с любовью, но не с торжеством счастливого влюбленного.

— Моя дорогая, моя бесценная, не плачьте. Я не стою ни одной из этих слез. Тайна высказана, хотя я не имел намерения ее высказывать. Я обнял вас на ми-нуту, в первый и в последний раз. Я, видите, даже не целую вас. Я люблю вас всем сердцем и всею душой, Грация Редмайн, но я помолвлен с другою женщиной. Я говорю вам оба факта разом. Вся моя будущность зависит от брака, а я недостаточно равнодушен к своей будущности, чтоб от него отказаться.