Нора Робертс - Плата за красоту

Миранда пила крепкий черный кофе из большой белой кружки и смотрела на хмурое небо. Дождь прекратился, но, похоже, что скоро пойдет опять. За ночь похолодало, может быть, и снег выпадет. Ну что ж, это Мэн.

Флоренция, с ее ярким солнцем и теплым ветром, была далеко, по ту сторону океана. Однако Миранда всеми помыслами, всем своим ожесточенным сердцем была там.

«Смуглая Дама» была ее пропуском к славе. В конце концов, трудно не согласиться с утверждением Элизабет, что главная цель в жизни всегда – стремление к славе. Учась в университете, Миранда грызла гранит науки, в то время как ее сверстницы порхали с вечеринки на вечеринку и меняли приятелей.

В ее жизни не было периода, когда рушатся устои, отрицаются правила и традиции, не было сумасшедших влюбленностей. Соседка по комнате в общежитии однажды назвала ее дефективной, подруга обзывала ее занудой. В глубине души соглашаясь с ними, Миранда решила проблему следующим образом: сняла себе маленькую квартирку и переехала из общежития.

Так лучше. У нее никогда не было тяги к общению. Под внешним спокойствием и невозмутимостью скрывалась глубокая застенчивость; Миранде куда приятнее было иметь дело с книгами и учебниками.

Ее честолюбие имело одну цель: стать самой лучшей. А добившись успеха, увидеть, как гордятся дочерью ее родители, как они, потрясенные, одобрительно улыбаются и качают головами. Ее саму злило, что именно это стремление лежит в основе ее успехов, она так никогда и не смогла отбросить эти мысли.

Сейчас ей под тридцать, она возглавляет солидный институт, считается талантливым ученым. И до сих пор в ней живет жалкая надежда услышать слова одобрения из уст ее родителей. Сколько можно, пора наконец избавляться от этого комплекса.

Конечно, ее заключение обязательно подтвердится, и тогда к ней придет заслуженная слава. Она напишет работу о «Смуглой Даме». Но никогда в жизни, никогда не простит она Элизабет того, что мать так грубо и несправедливо отстранила ее от работы. В глубине души она не могла простить Элизабет того, что у нее была на это власть.

Ветер пробирал до костей, пошел снег. Миранда начала спускаться.

Яркий луч мощного прожектора с маяка шарил по воде, хотя в обозримых пределах не было видно ни одного судна. Он светит от заката до рассвета, год за годом, думала Миранда, безо всяких сбоев. Многие видят в маяке одну лишь романтику, для Миранды же маяк был воплощением надежности.

В отличие от людей, на которых далеко не всегда можно положиться.

Отсюда их дом казался темным и сонным, его причудливый силуэт был словно выгравирован на сером небе.

Покрытая инеем прошлогодняя трава похрустывала под ногами. Место, где когда-то был любимый бабушкой сад, казалось теперь шрамом на теле.

В этом году, пообещала себе Миранда, она соберет почерневшие листья и высохшие стебли и займется наконец садом. Сделает садоводство своим хобби – она же давно хотела заиметь себе какое-нибудь хобби.

Она с удовольствием вернулась в теплый дом. Подогрела остатки кофе и, обжигаясь, сделала несколько глотков. Миранда решила поехать сегодня в институт пораньше, пока дороги свободны.

Сидя в тепле взятого напрокат «Мерседеса», он наблюдал, как «Лендровер» плавно проехал по заснеженной улице и свернул к месту парковки Новоанглнйского института истории искусств. Прямо как танк в наступлении.

Не женщина, а картинка, подумал он, наблюдая, как она выходит из машины. Футов шесть, не меньше. Закутана в серое пальто – не столько модное, сколько удобное и теплое. Ярко-рыжие пряди волос (такой сексуальный цвет!) упрямо выбивались из-под черной вязаной шапочки. В руках у нее был толстый, набитый бумагами портфель; походка ее была решительной и целеустремленной, она вполне подошла бы какому-нибудь боевому генералу.

Но за этой независимой поступью скрывалась неистребимая сексуальность женщины, которая убедила себя, что может обходиться без мужчин. Бедная овечка!

Даже в этом тусклом утреннем свете он узнал ее безошибочно. Такую женщину, подумал он с улыбкой, ни с кем не спутаешь.

Он сидел здесь уже около часа, развлекаясь ариями из «Кармен», «Богемы», «Женитьбы Фигаро». Вообще-то он уже сделал все, что намеревался, но теперь был рад, что дождался ее появления.

Ранняя пташка. Так любит свою работу, что приезжает холодным снежным утром раньше всех остальных. Ему нравились люди, любящие свою работу. Видит бог, он свою любил.

Какова она, доктор Миранда Джонс? Он представил, как она входит в здание, проводит пластиковой карточкой по кодовому замку, набирает свой личный шифр. Он ни минуты не сомневался, что, войдя внутрь, она аккуратно включит сигнализацию.

Во всех отчетах повторялось, что она женщина практичная и осторожная. Ему нравились практичные женщины. Их так приятно сбивать с пути.

Он мог обойтись без нее, мог воспользоваться ею. Так или иначе, свою работу он выполнит. Но с ней это будет.., интереснее. Поскольку это будет его последнее дело, неплохо было бы к материальной заинтересованности прибавить и развлечение.

Надо бы познакомиться с Мирандой Джонс, побаловать себя. Прежде чем взяться за дело.

На третьем этаже зажегся свет. Сразу за работу, подумал он, увидев в окне ее силуэт.

Ему тоже пора приниматься за работу. Он завел машину, развернулся и поехал переодеваться.

Новоанглийский институт истории искусств был построен прадедом Миранды. Но только ее дед, Эндрю Джонс, развернул дело в полную силу. Он всегда испытывал живейший интерес к искусству и даже почитал себя художником. Во всяком случае, он довольно прилично владел карандашом и кистью для того, чтобы убеждать молоденьких моделей позировать ему обнаженными.

Эндрю нравилось водить дружбу с художниками, развлекаться с ними, некоторым – покровительствовать (особенно если это были хорошенькие особы женского пола). Он всегда был бабником и любителем выпить, но он также был человеком щедрым, с воображением, никогда не боялся рисковать и вкладывал деньги в понравившиеся ему предметы антиквариата.

Здание института из серого гранита с его колоннами, арками и пристройками растянулось на целый квартал. Когда-то здесь располагался музей, перед которым был разбит ухоженный сад с огромными тенистыми деревьями.

Эндрю же хотелось большего. Он желал превратить институт в место, где произведения искусства будут выставлять, реставрировать, изучать, анализировать. Поэтому он велел спилить деревья, сровнял сад с землей и пристроил к основному зданию два элегантных, хотя и несколько затейливых, флигеля.

Здесь располагались аудитории для студентов, с огромными светлыми окнами, прекрасно оборудованные лаборатории, просторные мастерские, бессчетное количество кабинетов. Выставочная площадь была таким образом увеличена более чем втрое.