Марси Мартин - В погоне за мечтой

Прошлепав босиком по спальне, Ники распахнула двери своего гардероба и стала осматривать вещи. Близился полдень, а ведь обычно она вставала гораздо раньше. Правда, у нее была еще уйма времени, и впервые за последние недели она оказалась предоставленной самой себе. И что прикажете с этим делать?

Ники охватило беспокойство. В такие минуты ей всегда казалось, будто в вихре развлечений она пропускала нечто важное. Признаться, такие мысли не так уж часто приходили ей в голову, но уж если они начинали донимать ее, то она просто не знала, за что схватиться.

Единственным, что могло успокоить ее сейчас, было ощущение полета. Ники чувствовала себя по-настоящему живой, когда взбиралась на гору, когда парила, как птица, на дельтаплане или когда неслась, как ветер, на быстром коне…

Ники схватила с полки сапоги для верховой езды. Выбрав новые, светло-зеленые брюки и подходящую по цвету блузку, она натянула на ноги толстые носки, а потом — видавшие виды черные сапоги из мягкой, как бархат, кожи.

Ники вышла на веранду. Услышав ее шаги, Остин выглянул из-за газеты, осмотрел девушку и снова нахмурился.

— Едешь кататься верхом?

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что считаю это неприличным.

— Что именно ты считаешь неприличным?

— Да то, что ты так внезапно выскакиваешь из дому. И это после того, как ты целую неделю ходила на голове.

— Но ведь уже утро, дядя, — заметила Ники.

— Похоже, что так, — проворчал Остин.

Потянувшись к вазе с фруктами, Ники взяла гроздь винограда без косточек и спрыгнула с веранды.

Засмеявшись, она помахала Остину на прощание и побежала по газону к конюшне.

Позднее утро было тихим, рабочие уже давно ушли с ранчо. Лишь единственный пастух водил по кругу пони. Девушка зашла в прохладную конюшню, с наслаждением вдыхая запах сена и слушая тихое ржание лошадей, выглядывавших из своих денников. Среди них был и ее пони.

— Кажется, ты не прочь прогуляться, а, мальчик?

Пони в ответ довольно тряхнул головой. Ники направилась в помещение, где хранилась упряжь — там стоял терпкий запах кожи. Выбрав уздечку, Ники пошла вдоль ряда седел, выискивая одно, свое любимое. У нее были и другие седла — новые и более модные, но она предпочитала ездить на том, которое Остин подарил ей в день шестнадцатилетия. За двенадцать лет кожа седла размягчилась, и оно почти идеально повторяло форму ее ягодиц.

Быстро оседлав пони, Ники вывела его из конюшни, села верхом и пустила конька галопом. Они выскочили со двора, и пони молнией понесся по зеленой траве пастбищ. Деревья, заборы и кустарники замелькали перед глазами Ники. Девушка подставила лицо ветру, чувствуя, что хорошее настроение, как обычно, возвращается к ней.

Они были уже на полпути к холму, на который Ники собиралась подняться, когда им встретилась довольно глубокая лощина. Пони как ветер перелетел через нее, но Ники вдруг почувствовала, что парит в воздухе, причем ее бедра по-прежнему сжимают седло, а ноги в сапогах все еще упираются в стремена.

А потом она с грохотом упала, подмяв под себя левую руку. Раздался громкий хруст, и резкая боль пронзила ее руку от локтя до запястья.

Вскрикнув, Кэтрин вздрогнула и схватилась за левую руку. Казалось, она горит огнем, боль рвет мускулы и кожу, проникает до самой кости. Кэтрин оторопело уставилась на руку… Она никак не могла понять, что происходит… Тряхнув головой, девушка силилась собраться с мыслями.

Понадобилось несколько секунд, чтобы она сообразила, что сидит в ванне, а вокруг нее плещется вода. Постепенно ее взгляд сфокусировался на кране и шторе из клеенки, заслонившей собой зеленое пастбище, которое всего мгновение назад она видела так явственно. Исчезла и боль. Подняв вверх руку, Кэтрин осмотрела ее. Кожа была чуть красноватой после целого дня, проведенного на солнце, но ни раны, ни перелома не было — ничего, что могло бы объяснить, чем было вызвано болезненное ощущение, которое охватило ее руку, когда она задремала.

Так она спала? Интересно, как долго? После напряженного дня открытия клиники Кэтрин забралась в горячую ванну и, должно быть, задремала. И теперь вода была едва теплой. Девушка испуганно посмотрела на часы, стоявшие на шкафу с бельем. Все хорошо — до прихода Элиота оставался еще целый час.

Приняв душ, Кэтрин надела махровый халат и вышла на балкон. Было шесть часов, огромный оранжевый диск солнца катился по небу к западу. Девушка опустила глаза на пляж под ее окнами. Как же тут все переменилось благодаря власти советника Рейнолдса! Всего за какой-то месяц убогий берег превратился в очаровательный парк с чистым пляжем, с зоной для купания, отгороженной канатом, вышкой для ныряльщиков, сторожевой башней, полосатыми красно-белыми кабинками для переодевания и еще парочкой тенистых беседок со столиками и скамейками — специально для пикников.

Восемь часов назад Кэтрин стояла на этом самом месте, в ожидании глядя вниз. Она была поражена при виде дюжины ребятишек, собравшихся в одной беседке, и огорчена, когда заметила, как взрослые отдельной группой направляются в другую. Даже издалека она заметила внушительную фигуру Элиота, которого сопровождала целая толпа репортеров и фотографов.

Она говорила ему, что будет очень нервничать в день открытия. И умоляла, чтобы он не устраивал шума. Что, если после пышного начала строительства Прибрежной клиники дети не захотят прийти туда и вся суета окажется напрасной? К сожалению, Элиот не обращал внимания на ее слова… Как обычно.

Кэтрин стала подробно вспоминать события прошедшего дня. Глядя на то, как Рейнолдс разговаривает с журналистами, она понимала, что больше всего его интересует предвыборная кампания. До дня выборов оставались считанные месяцы, и политику требовалось приложить немало усилий и сделать что-то выдающееся для своих избирателей. И вот теперь, когда стараниями Рейнолдса клиника стала реальностью, Кэтрин почувствовала себя предательницей, потому что все больше и больше уставала от того, как его «кампания» влияет на все остальное.

Взяв папку с ручками и регистрационными бланками, девушка пошла на пляж. Стоя на переходе, Кэтрин вдруг осознала, что даже мысль об очередном интервью для нее невыносима. Но Элиот ждет, что она поговорит с журналистами, и она сделает так, как он хочет. Она всегда делала то, чего хотелось ему.

Однако, перейдя улицу, Кэтрин внезапно поняла, что делает как раз то, чего не должна. Приветливо помахав взрослым, она повернулась к ним спиной и направилась к той беседке, в которой собрались дети. Их было четырнадцать — от малышей, еще ходивших в детский сад, до подростков.