Разбуди меня (СИ) - Рам Янка Янка-Ra
Часы дорогие… Тату старая выцветшая на кисти, едва считывается "ВДВ". Армейская ещё наверное.
— Дмитрий, — пожимаю.
— Наши люди здесь вчера немного берега попутали. Побеспокоили хорошего человека… Мы просим нас извинить.
— А "мы" — это кто?
— А "мы" — это тоже хорошие люди. Профессионально Вы их укатали. Моё почтение.
— Да перестаньте… Темно, бревна, грабли… Сами убились, я только ментов вызвал.
— Ну да. Мы их сами накажем, Дмитрий. А вам беспокойство компенсируем. Просим Вас только забрать заявление. Хороший человек не хочет скандалов, связанных с ним. Он им таких приказов не отдавал. В чистом виде их тупая инициатива.
— Так уже вряд ли поможет. Их со стволами взяли. Заявление большой роли не играет.
— А это мы сами с ментами порешаем. Вы главное заберите. А мы Вам, хотите, в лучшем центре Москвы реабилитацию оплатим. Самую эффективную программу.
Пробили уже?
— Нет, спасибо. Я уже на самой эффективной программе.
И на ней и под ней, и вообще…
— Тогда… просто бабки. Бабки лишними не бывают.
— Это факт. Но нет. Денег тоже не надо.
— А что нужно?
А нужно взять вас под контроль, хорошие люди. Кто Вы. Что Вы. Нахрен Вам Татико. Да и вообще…
— Вы, Сергей, бывший военный…
— Хм.
— В звании подполковника ушли?
— Допустим.
— Сейчас — служба охраны? Охранное агентство? Служба безопасности?
— Последнее.
Ухмылка.
— После реабилитации, если попрошу, возьмёте к себе? Хочу "удочку, а не рыбку".
Задумчиво смотрит мне в глаза.
— Хорошие спецы всегда нужны.
— Ну тогда по рукам?
Жмём руки. Отдает визитку. Ну вот, уже информация.
— Заявление заберу.
А с Зольниковой Вы один хер не договоритесь. Она их уже запеленговала. Не вытащите.
— Ну и вопрос у меня… Соседи Ваши…
— Да спрашивали Ваши архаровцы. Может и живёт кто. Да я, знаете, встреч не ищу, — хлопаю по поручням кресла, намекая на свое состояние. — Один сюда приехал побыть. Не знаком с соседями.
— Ясно-ясно… Вы мне позвоните, если вдруг, кто-то там появится. Разговор у нас к человеку… Мы в долгу не останемся.
Киваю.
Охуенные у вас разговоры, пламенные!
— Всего хорошего тогда?
— Увидимся, — сдержанно улыбаюсь я. — Увидимся…
Забираю со скамьи секатор, чтобы перерезать пластик. Открыть их нельзя. Только срезать.
Возвращаюсь в дом.
Застаю ее за тем, что прикусив от боли губу и не моргая, она решительно вытягивает руку из пластиковой петли, организуя себе вывих большого пальца и сдирая напрочь кожу.
Я затянул лишь слегка и у нее есть шанс выдрать кисть. Но выдрать — не фигурально! А как лапу из капкана. С охуенными потерями!
Открыв от шока рот, просто смотрю, как она упорото тянет руку, упираясь второй в стену. И надсадно дышит, словно не в себе.
— Тати!
Вздрогнув, оборачивается.
— Какого хуя ты делаешь?! — задохнувшись, рявкаю на неё.
Хлопает растерянно глазами, словно приходя в себя.
— Ты чё?!..
Подъезжаю к ней, ловя руку. Все в крови.
— Ты что наделала?!
— Я испугалась… — медленно смыкаются и распахиваются ее ресницы.
Просто, блядь… нет слов.
И я, потеряв дар речи, развожу руками… взъерошиваю волосы обескураженно.
— Ну пиздец… Твою мать… — сжимаю переносицу.
Ее взгляд становится обиженным. Физически чувствую как закрывается. Натягивает на себе одеяло, словно почувствовав уязвимость передо мной.
— Разрежь… — смотрит на секатор в моей руке.
Отрицательно качаю головой.
— Дим?.. — настороженным шепотом.
— Нет.
Глава 18 — Каникулы кончились
Татико
Приступ панической атаки отступает.
Вообще моей психикой можно кирпичи ломать. Но иногда она внезапно подламывается, как ноги танцовщицы, которая в угаре танцевала всю ночь. И я со всего размаха лечу лицом об пол. Вот как сейчас… И утираю кровавые сопли.
Рука начинает пульсировать и ужасно болеть.
Откат адреналина вызывает слабость и равнодушие. И это тоже скоро пройдет. Надо просто подышать.
Подтягивая ноги, съеживаюсь, и молча закрываю глаза.
— Тати, поговори со мной, пожалуйста.
Меньше всего сейчас я хочу говорить о чем-то. Внезапно чувствую себя уставшей, больной…
— Тати… Я сейчас принесу аптечку.
— Дай мне секатор.
— Чуть позже. Извини… — тянет руку к моему лицу.
Хмуро отстраняюсь, не позволяя. Ненавижу это… Когда насилие пытаются замазать потом лаской.
Смотрю в его глаза.
Ты точно знаешь этого мужчину, Татико? Столько лет прошло. Твой Митяй из прошлого не посмел бы сделать так. Люди меняются…
— Тати… — подрагивает его лицо.
Переживает.
Нет, Митяй это точно не источник моего пиздеца. Мне неприятно, что он сделал так. Но… Я это переживу.
Он возвращается с аптечкой. Хмурясь, аккуратно обрабатывает мне ссадины мирамистином.
— Давай, я сниму это, а ты никуда не уйдешь, — сосредоточенно протирает мои ссадины. — Я ведь даже извиниться искренне не могу Тати. Не сделай я так, тебя ведь уже бы не было, верно? Поговори со мной…
Срезает кусачками пластик.
Тяну к себе руку.
— Расскажи мне что у тебя происходит.
Встаю, поспешно натягиваю на себя ещё сырые вещи.
— "Татьяна Сударская". Погугли.
— Ну зачем ты так?
— Как?
Протирает лицо руками.
— Ладно. Могу искренне. Извини. Извини! Я не прав. Я слишком много на себя взял. Извини. Не уходи.
— Ты не останавливайся, пожалуйста, ладно? — веду пятерней по волосам. — Ты должен встать. Обещаешь? Ты можешь, все у тебя работает.
Вытягивает сигарету, щелкает зажигалкой прикуривая.
— Это мы так прощаемся? — сглатывает он тяжело.
Пожимаю плечами.
— А если я не хочу? Это так несправедливо! Я даже не могу тебя тормознуть.
— Жизнь несправедлива.
— Татико… Запиши мой номер, пожалуйста.
— Зачем, Дим?
— Может быть… Ты остынешь, и вспомнишь снова кто я, кто мы друг другу. Соскучишься. И… напишешь мне.
Этот большой и брутальный мужчина так раним сейчас, что я вдруг вижу в нем своего Митяя. В каких-то мимических тонкостях. А может, просто чувствую душой. Вот же он, вот он, просвечивается через эту щетину и мускулатуру.
— А может быть, тебе нужна будет помощь. И я буду рядом. Буду делать все для тебя.
— Дим… Давай теперь по честному. Я проблемная… ненормальная… не повзрослевшая идиотка. Со своими, — притрагиваюсь пальцами к виску. — Идеями фикс, неадекватным восприятием происходящего и, самое главное, нежеланием это исправлять. Со мной сначала весело. А потом я утомляю! Я и тебя утомлю. Гарантирую.
— Нет.
— Да.
— О чем мы спорим?! Ты уходишь не из-за этого! Я хочу понять почему ты уходишь от меня. Если из-за моей борзоты с наручниками, то я, блядь, прошу прощения, я не прав! — нервно срывается он. — Если по какой-то другой причине — озвучь ее честно и понятно для меня! Всё!!
Легко сказать…
— Димка, я тупая и импульсивная, можно я без объяснений?
— Нет, Тати, нельзя. Нельзя! Я живой человек. У меня есть чувства. Не надо со мной как с петрушкой!
— Ладно.
Я вдруг перестаю на него сердиться за наручники. Потому что может, с тупой я и погорячилась, но импульсивная, этого не отнять. И вот там накатило, а сейчас отпустило.
— За наручники — проехали, не сержусь.
— А чего ты мне тут херню несёшь про надоем-утомлю?!
— Это, Димка, обезболивающее.
— А причина?
— Я под следствием, Дим. Меня следак выпустила только потому что я подписалась следствию помогать. И как-то по тупости и наивности, мне вдруг показалось, что я могу увернуться от этого обязательства.
Выкрасть дочь и рвануть в Грузию, там затеряться.
— Но… следак мой — овчарка опытная. Не дала съехать. Короче, плохая девочка из меня выросла, Димка. А ты нормальный, хороший… У тебя все будет хорошо. А мне пора… отрабатывать доверие "органов".
