Джеки Коллинз - Жеребец

Черт побери! Значит, придется вести ее ужинать.

Я подождал, пока она втиснулась в облегающее белое платье, расчесала волосы и приклеила ресницы. Нет, братцы, так больше не пойдет, подумал я, пора от нее избавляться.

Я звякнул Сэмми, и мы договорились встретиться в итальянском ресторанчике. Сэмми привел новую зверушку, и мы по-королевски поели спагетти с тефтельками.

Подружке Сэмми на вид лет пятнадцать, не больше. Подцепил ее на автобусной остановке. Сэмми обожает колесить по улицам на своем стареньком драндулете, высматривая смазливеньких девчонок. Еще не было случая, чтобы он вернулся с охоты с пустыми руками. Должно быть, девчонки клюют на его допотопное авто. Как-то раз он преследовал автобус от Бейкер-стрит до самого Элефант-энд-Касл, заприметив в окошке хорошенькую мордашку. Сэмми клянется, что обладательница мордашки вознаградила его за настойчивость буквально через десять минут после того, как пересела к нему в машину.

Боюсь, что рано или поздно Сэмми нарвется. Отец какой-нибудь из малолеток вломит ему по первое число. А пока он веселится и в ус себе не дует.

После ужина мы всей компанией завалили в клуб. По субботам я люблю приходить в «Хобо» пораньше. Никого из посетителей еще нет. Цветик наигрывает свои любимые мелодии, Франко орет по-итальянски на официантов, а Тина мажет лаком ногти.

Гнусик с пятнадцатилеткой уединились в дамской комнате, где проторчали, по-моему, целых полчаса.

— Что они там делают столько времени? — возмутился Сэмми. — Кстати, у тебя с этой американкой что-нибудь серьезное? Я смотрю, вы с ней не расстаетесь.

— Как ты можешь такое подумать, Сэмми? Ты же меня знаешь как облупленного. Я как раз собирался тебя попросить, чтобы ты ею немножко подзанялся.

Сэмми хмуро покачал головой.

— У нее была такая возможность, но она ее отвергла. К тому же она для меня старовата. Джанин было двадцать пять.

Сказать по правде, меня мучила совесть из-за Франклина. Я знал, как он страдает из-за того, что Джанин так откровенно прилепилась ко мне. Я уж так и этак пытался замолвить за него словечко — в том смысле, чтобы она затащила его в постель. Парень — настоящий красавец, вот счастье-то какой-то девчонке подвалит. Совсем ведь нерастраченный, столько лет копил свое добро.

Начали слетаться первые ласточки. Первые — это те, которые не уверены, что им достанутся хорошие места. Это напоминает мне театр: сначала собирается публика и ждет, пока выйдут актеры. Рукопожатия, объятия, поцелуи, приветствия, мини-юбки, макси, кафтаны, блейзеры, цветы, колокольчики — чего только люди не придумают. Замечательные люди. Сплошь знаменитости и таланты, и все — мои друзья.

По субботам у нас обычно появляются и особые клиенты. Мы их называем «орвнедами»— от «один-раз-в-неделю». Одеваются на убой, бузят, комплексами не обременены. Большинство посетителей относятся к ним с явным неодобрением. Зато денег у них — куры не клюют, и чаевые льются рекой, так что приходится с ними мириться.

Вот как раз возникла кучка орвнедов. Хайми Берн Блэтт, крупный фабрикант, его жена Этель Берн Блэтт, вся в драгоценностях, а с ними швейный король Джек Дэвидсонли с еще более разряженной и увешанной драгоценностями женой Бесси. С ума сойти! Всякий раз, как жены в отъезде, что случается отнюдь нередко, Хайми и Джек заявляются к нам с парой юных профурсеток — гордые, как индюки.

А Этель и Бесси, насколько мне известно, тем временем развлекаются в обществе смуглолицых испанцев на Мальорке!

Сегодня, правда, они вчетвером, как одна дружная семья. Так уж повелось, что выходят в свет они либо вместе, либо по двое: два мужа, две жены. Трахаются, что ли, тоже вместе? Мы это частенько обсуждаем.

Видели бы вы, как они на меня набросились, когда я подошел поздороваться! Словно я их самый близкий, закадычный друг. А ведь в бытность мою официантом они в мою сторону даже глаза не скосили!

— Тони, лапочка, кто у нас будет сегодня? — спросила Этель. Этель — блондинка, а Бесси — брюнетка. Они свято уверовали в то, что в паре производят неотразимое впечатление. Кто устоит перед таким разнообразием?

Я чмокнул ее в щечку, как заведено.

— Сами увидите, потерпите.

У меня отработаны четыре типа приветствий. Для самых крупных звезд, с которыми я лично незнаком, — твердое рукопожатие или обольстительный взгляд. Для просто крупных и знакомых звезд — чмок-чмок. Для старлеток и свингеров (что девочек, что парней) — объятия либо похлопывание по спине и поцелуй. Для всех остальных — легкий поцелуй в щечку.

Веселье уже в самом разгаре. Сегодня, похоже, тусовка удастся на славу. В субботнюю ночь — поставь мы еще хоть сотню столов — свободных мест все равно не будет. Кто бы мог подумать, что люди станут так убиваться ради того, чтобы попасть в душный, прокуренный зал с одуряюще громкой музыкой. А они убиваются и даже готовы друг другу глотки перегрызть.

Приволокся Франклин — без спутницы и с унылой мордой. Уселся и начал пожирать глазами Гнусика.

Хэл привел американку-вдовушку, которой показывал достопримечательности Лондона. Хэл в своем деле мастак, каких не сыщешь. Прикид всегда убийственный, из самых дорогих магазинов, туфли только ручной работы, рубашки от Тернбулла и Эссера, и весь в золоте — от запонок до зубных коронок.

А между тем сейчас он в полной заднице — нищ как церковная крыса. Последние полсотни фунтов отослал на днях братику в Нью-Джерси.

Обретается Хэл всегда в самых изысканных гостиницах, постоянно залезает в долги, но в решающий миг его вечно выручает какая-нибудь старая перечница. Но та, что сейчас с ним, — настоящая ведьма. Крашеные волосы с голубоватым отливом, дряблая кожа. Бр-рр! Нет, что ни говорите, работка у Хэла изнуряющая, врагу не пожелаешь.

Франко потрепал меня по плечу. «Хобо» заполнился практически до отказа, оставалось только несколько столиков для непредвиденных гостей. Кто-то, видите ли, просит меня выйти в вестибюль. Черт побери, ведь Франко прекрасно знает, что по субботам я никогда не выхожу из зала. Неловко отказывать людям. Франко пробормотал что-то насчет друзей Бенджамина Халеда. Да плевать я на них хотел! Нет мест, что я могу сделать? По субботам всегда так. Хотя, может быть, мне и стоит лично сообщить им это — прежде люди никогда не просили передать, что они друзья Бенджамина Халеда. Обычно заявляли эдак запросто: «Фонтэн настаивала, чтобы мы заскочили», а потом бывали шокированы, когда им приносили счет.

Я вышел в вестибюль.

Сначала я увидел двух парней со светловолосой девушкой и только потом заметил другую, которая разговаривала с Тиной.

— Мне очень жаль, — начал я, — но свободных столиков не осталось. Сами понимаете…