Наталия Ломовская - Секрет старинного медальона

– Эта девушка знает, как себя вести, – сказал Кирилл, когда они с Ольгой решили все же «зажечь» и начали танцевать.

– Да, этого у нее не отнять. И они с Димкой очень даже неплохо смотрятся, – согласилась Оля, и в этой простой реплике Кириллу почудились первые признаки приближающейся бури – бури, которая проносилась над его головой время от времени вот уже три года.

– Хорошо, наверное, быть невестой, – задумчиво предположила Ольга. Но задумчивость эта была наигранной, и Кирилл это прекрасно знал.

– Да ну, что уж тут хорошего, – шутливо заметил он, обнимая подружку за плечи. – Сидишь, как засватанная… Да ты и есть засватанная… А все на тебя пялятся, да еще и критикуют: пожалуй, низко летает, тихо свистит…

– Среди нас рекорд по женитьбам явно принадлежит Муру, – заметила Ольга, словно не слыша приятеля. – Такое впечатление, что он, бедолага, за всех отдувается. Не хочешь ему помочь?

Фраза была сказана шутливо, но Кирилл хорошо знал, что стоит за этими словами, и напрягся, готовясь к буре.

– Мы уже не раз говорили на эту тему, – осторожно начал он.

– И ни до чего не договорились, – покивала Ольга. – Я просто недопонимаю… Почему бы нам не пожениться? Зачем эта ложная свобода?

Все это Кирилл слышал уже сотни раз и привычно стиснул зубы. Он вовсе не хотел грубить Ольге и обижать ее, он старался этого не делать. Но как, господи, как объяснить ей, что при мысли о ЗАГСе, о церемонии официального бракосочетания, о лиловом штампике в паспорте его охватывает смертная тоска. И почему она не может обойтись без этого – или хотя бы подождать? Ведь он любит Лельку, он не изменял ей никогда, он делает все, что она захочет, – в разумных пределах, разумеется. И ей вздумалось сменять вот эти отношения, которым должны завидовать все здравомыслящие люди, на штамп и ведение совместного хозяйства? Хотя у них с Ольгой и сейчас почти все общее – с того момента, как Кирилл снял студию в Ольгином доме. Но, по крайней мере, быт их не заедает, каждый чувствует себя свободным человеком… Так зачем же что-то менять?

Эти мысли Кирилла перекрывал Ольгин монолог, который тек своим чередом. Он был знаком Кириллу почти дословно, но на этот раз в окончание его вплелась какая-то принципиально новая тема, какой-то не являвшийся доселе образ, и это заставило Кирилла включить слух.

– …Ребенок…

– Что? – переспросил Кирилл.

– А если у нас будет ребенок? – повторила Ольга.

– Ты всегда говорила, что не хочешь детей, – осторожно напомнил Кирилл.

– Я говорила – пока не хочу! – возмутилась Ольга.

– А-а, ну вот до сего дня это «пока» не наступило, насколько я понимаю? А вот когда наступит – тогда и поговорим, идет? В принципе… – Он запнулся. Решил, что лучше не договаривать. Что, если этой сумасбродке придет в голову забеременеть, только чтобы женить его на себе?

Подумав так, Кирилл искоса взглянул на Ольгу и горько усмехнулся своим мыслям. В конце концов, она уже далеко не девочка, дурой никогда не была и не решится на такую смехотворную глупость. Она и сама понимает, что при ее богемном образе жизни ребенок стал бы только обузой. Сначала Ольге нужно очень много изменить в своей жизни, а она что-то пока не выказывает намерения это делать…

Жених с невестой вели в уголке свой собственный неспешный разговор.

– Мне очень нравится этот домик… Мы тут будем жить? – спрашивала Юля.

– Летом…

– Только его, наверное, тяжело убирать.

– Глупенькая моя, но не заставлю же я тебя со шваброй бегать! У меня есть женщина, она приходит, убирается.

– Здесь?

– Что – здесь?

– Здесь убирается?

– И дома тоже. Ее зовут Алла Сергеевна, она славная очень.

– Молодая?

– Юлька! Это что, ревность? Ей за пятьдесят!

– Ну что ж, моя матушка в таких случаях говорит: «Еще не перестарок»…

У Лаврова вдруг кольнуло в сердце. Пятьдесят… Столько же лет было его жене. А Юля еще не знает о том, что он был женат, не подозревает, что он – вдовец… Это обман, а он не должен ее обманывать. Но он скажет, сегодня же скажет.

Музыка вдруг оборвалась, и в наступившей тишине стало слышно, как бьют за стеной часы. Старинные часы размером с хороший платяной шкаф отбивали удары гулко, с хрипом, с оттяжкой.

– Лишь пробьет двенадцать раз… – зловещим шепотом провозгласил Мелкий.

– Тихо! Кто-то подъехал, – заметил Лавров.

Часы не успели еще до конца догреметь свою скучную старинную песню, как на пороге показалась улыбающаяся Жанна.

– Привет! Что ж вы, паразиты, меня не позвали… – и осеклась, глядя на Юлю. – Ребята… А что происходит-то?

– Видишь ли, Жанночка, – пришел в себя Лавров. – У нас тут маленький праздник, типа помолвки. Юля согласилась выйти за меня замуж. Мы и тебя собирались позвать, конечно, ты не думай, – увещевал он ее, чувствуя, как начинают мучительно гореть щеки. – Но у тебя мобильник не отвечал, а я…

– Очаровательно, – мягким, но неприятным голосом ответила Жанна. – Я поздравляю тебя, Лавров, и тебя, Юля, тоже. Странно, почему ты, уходя утром, не смогла упомянуть о намечающемся торжестве. Хотя надушиться моими духами и одолжить без спроса мои серьги ты, конечно, не позабыла. Допустим. Странно, что Кирилл, с которым я говорила сегодня – по тому самому мобильнику, что весь день не отвечал, – не проговорился о вечеринке. И Олег, с которым мы болтали в аське, тоже воздержался от приглашения. Все это странно, ребята. И из этого я делаю один-единственный вывод. По-сволочному вы со мной поступили, вот что. Благодарность моя не будет знать границ. Продолжайте веселиться.

И Жанна вышла, споткнувшись о порог. Очень бледная Юля трясущимися руками вынимала из ушей сережки.

– Ну, это прямо я не знаю, – пробормотал Кирилл. – Лелька, что ты там возишься?

– Туфли ищу, – отозвалась Ольга.

– Не надо, она уже уехала. Слышишь? Черт, Лавров! Неловко-то как получилось!

– Правда, – вздохнул Дмитрий. – Но я думаю, все утрясется как-нибудь.

Ему уже хотелось, чтобы все уехали. Он мог думать только о будущей ночи.

Глава 9

– Я думаю, тебе подойдет вот это, – сказала Юля, рывком снимая с вешалки брючный костюм – строгий и роскошный, из плотного шелка цвета старого вина.

Мать послушно закивала. Дочери видней. Ишь, как выправилась, какое на ней красивое платье, какая прическа! А какого мужика отхватила – молодой, видный! И не паразит какой-нибудь, который норовит на дармовщинку попользоваться, а богатый, предложение сделал! Она всегда знала, что дочери здравого смысла не занимать. Юля умница, не в нее пошла. Уж точно не в нее.

Когда Татьяна Витальевна увидела дочь из окошка, Юля стояла на перроне в красной блузке. Удивительно красивой, на редкость шедшей к ее бледному лицу, темным волосам. И настигло, оглушило воспоминание – девочка в красном стеганом атласном одеяле, крохотная мордаха кривится, ребенок жалобно хнычет, он голоден, а любовь приливает к сердцу так сильно – до боли. Ненужное, брошенное дитя… Она почувствовала знакомое томление, слепой порыв материнской любви, беспощадной и бесконечной, когда с подножки поезда кинулась к дочери, обняла ее, зарыдала, но та была, как всегда, спокойна и холодно приговаривала, поглаживая ее по спине: «Ну что ты, что ты». А потом еще был красивый молодой человек, который так ласково улыбался ей и, кажется, даже робел немного, и душистая прохлада внутри невиданной машины, и тишина гостевой спальни в доме будущего зятя! Спальню отвели ей, и некоторое время пришлось посидеть на застеленной голубым атласным покрывалом кровати, зажмурившись, чтобы не выпустить неожиданных, никчемных слез. Девчонке удалось! Она была права, она создана для этого мира, для алмазного сверкания, и дивных ароматов, и атласной гладкости. Остается признать ее правоту.