Алекс Джиллиан - Второй шанс

— Да, Майкл. Невозможно. — Согласилась она, тяжело вздохнув, и посмотрела на него без ненависти. — Столько лет прошло. Я почти забыла.

Он внимательно смотрел в пустые холодные глаза. Она лгала. Это было очевидно.

— Ладно. — Майкл оторвался от двери. — Я пойду. Что ты будешь делать?

— В плане? — не сразу поняла Кристина.

— Останешься в Москве до оглашения завещания? — пояснил Майкл. Молодая женщина, сдвинув брови, недобро посмотрела в его сторону.

— Не терпится избавиться от меня? — не удержалась от издевки Кристина, но тут же взяла себя в руки. — Я останусь до девятого дня, а потом улечу в Лондон. Мне не обязательно присутствовать на оглашении завещания. Мне ничего от тебя не нужно.

— Не от меня. Кристина. — Сухо напомнил Майкл. — Такова была воля отца. Ты же не откажешь ему в последней просьбе?

— А у меня есть выбор?

— Выбор всегда есть. — Выдохнул Рис с какой-то непонятной грустью. — Делай, как считаешь нужным.

— Ты ни возражаешь, если я побуду в этом доме до конца недели? Или мне переехать в гостиницу?

Она успела заметить, как напряглись его челюсти, прежде чем отвела глаза. Она была совершенно сбита с толку поведением человека, разбившего ее сердце, превратившего ее жизнь в кромешный ад. Неужели у него есть совесть? Ему действительно жаль? Только какой прок ей от его сожалений? Ей не вернуть восемь долгих лет своей утраченной юности, бессонных ночей, и убитого ребенка.

— Это такой же твой дом, как и мой. Оставайся здесь хоть навсегда. — Ответил он сдержанно. — У меня квартира в центре, рядом с офисом. Экономлю на времени и бензине. Не представляешь, как сложно с утра куда-то добраться. Всюду пробки.

— Я помню. Навсегда я здесь не останусь. Я в состоянии купить себе дом, если все же надумаю вернуться в Россию, но точно не в Москве.

Майкл ничего не ответил, как-то странно посмотрев на нее. Говорить было больше не о чем. Сняв с вешалки модное черное пальто с норковой окантовкой, он быстро накинул его и бросил на нее прощальный взгляд.

— До свидания, Кристина. — Почти мягко сказал он. — Может, еще увидимся.

— Да, на оглашении.

— Возможно, в церкви или на кладбище…. На девятый день.

— До свидания, Майкл. — Холодно отрезала Кристина, поднимаясь. Кивнув, он открыл дверь и ушел.

Едва дверь закрылась за ним, женщина без сил рухнула обратно на диван. Ее колотила мелкая дрожь. Желудок сводило от бесконечных спазмов. И все же она пережила не только встречу с самым страшным кошмаром в своей жизни, но даже разговор с человеком, лишившим ее жизни. Устало закрыв глаза, она попыталась восстановить дыхание, привести в порядок хаотичные мысли.

Следующий час она потратила на горячий почти обжигающий душ. Она скребла кожу до красноты, словно это могло спасти ее от оживших страхов. Зубы ее стучали, как в ознобе, голова кружилась. Она потеряла бы сознание, если бы не Лиза, которая почувствовав неладной, ворвалась в ванную и вытащила ее из горячей воды. Бережно обтерев подругу махровым полотенцем, женщина проводила ее в спальню и уложила в постель.

— Я принесу чай. — Поцеловав ее в лоб, сказала Озерова. Кристина чуть не расплакалась, чувствуя себя виноватой перед Лизой. Ей бы хотелось излечиться и порадовать ее, но …. Ей всегда что-то мешало. Какой-то сломанный механизм внутри нее не желала заводиться. И его нельзя было заменить или вставить новые батарейки. Кристина понимала, что ей придется жить с этим всегда. Но ведь бывает и хуже. И люди выживают, начинают все с нуля. Лишившись рук, начинают рисовать ногами, она даже знала одного такого художника. Они вместе выставлялись в Париже три года назад. И этот мужчина казался абсолютно счастливым.

— Лиз. — Позвала Кристина, натягивая одеяло до горла. Озерова нежно улыбнулась, присаживаясь рядом и протягивая подруге чашку с чаем. — Ты помнишь Пьера?

— Да, Крис, конечно, помню.

— Он потерял жену, двоих детей, стал калекой, но нашел в себе силы жить. Как ты думаешь, он действительно счастлив или это такая маска?

— Нет, Пьер счастливый человек. Он потерял много, но много и приобрел. Он — молодец.

— Почему я так не могу? — задала Кристина вопрос, который мучил ее больше всего. Лиз внимательно посмотрела в ее бледное лицо, обрамленное темными с седыми прядями волосами.

— Можно лишиться ног, рук, семьи, и ничто и никто не заменит этой потери, но даже в таком случае человек учиться приспосабливаться, довольствовать малым, принимать жизнь такой, как она есть. Но, если лишаешься души, то выход только один. Найти ее, вернуть.

— Как?

— Не как, а где.

— И где же моя душа?

— Там, где ты ее оставила. — Произнесла Лиза, поднимаясь на ноги. Кристина обожгла язык горячим чаем.

— И где же я ее, по-твоему, оставила? И что-то я не припоминаю, чтобы психотерапевты заговаривали о душе. Неужели ты веришь в то, что говоришь?

— Тебе нужно, чтобы я это сказала. Ты никогда не говорила о произошедшем, только под гипнозом. Ты должна научиться доверять людям, быть искренней с ними. Выговорись, расскажи мне все сама. С самого начала. Станет легче, поверь.

— Нет. — Отрицательно качнула головой Кристина. Лиз лишь печально улыбнулась. — Мне не станет легче, а ты и так все знаешь.

— Ты должна выплеснуть свои чувства, понимаешь? Под гипнозом все не так, ты не помнишь, о чем рассказывала, что при этом чувствовала. Это не настоящее. Только живые эмоции могут воскресить тебя. И я думаю, что, не смотря на то, что сейчас в твоей болезни наметился рецидив, все к лучшему. Нужно было привезти тебя раньше. Переболев все снова, ты не сгоришь, а восстанешь….

— Как птица Феникс. — Усмехнулась Кристина. — Из пепла. Ты романтик, Лиз. Я нет. И нет у меня никаких чувств, ни настоящих, ни искусственных.

— Нет, не думаю. Хочешь поговорить о сегодняшнем дне?

— Нет.

— Это необходимо, милая.

— Я не хочу. — Категорично тряхнула волосами Монахова.

— Ты в ярости. Это хорошо. Выплесни ее, можешь, кричать, если хочешь, но только не замыкайся, не заталкивай свою боль внутрь.

— Да, черт возьми, я в ярости. А как иначе? — глаза девушки метали молнии, она с грохотом поставила чашку на прикроватный столик, выплеснув часть содержимого. — Я ожидала совсем другого. Я думала, что ненависть испепелит меня. Что я увижу прежнего Майкла Риса, такого, каким я помню его. Холодного, жестокого, непробиваемого, неуправляемого в своем гневе, несдержанного, пошлого. Столько лет он был для меня страшным чудовищем, демоном из ада. Но он вдруг заявляет, что сожалеет, он, блин, раскаивается. И я не верю ему. Меня просто трясет от гнева. Как он смеет, вообще, говорить со мной. Я ведь уверена, что он жалеет только о том, что я не умерла тогда. Ведь именно этого он добивался. Моей смерти. Он не думал, что ему снова придется столкнуться лицом к лицу со своей жертвой. Майкл Рис похоронил меня восемь лет, но я осмелилась воскреснуть. Я жива, Лиз, и именно об этом неприятном факте он жалеет больше всего.