Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда»

Ночью Ольга долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, стараясь не очень шуметь и не разбудить Стаса. Он уснул почти сразу, а она все думала – о Кольке Васине, которого она никогда в жизни не видела, об учителе рисования Григории Матвеевиче, который сильно постарел в последнее время, а у нее вечно руки не доходят позвонить. О Стасе, о любви своей, о том, как ему сейчас сложно и как он нуждается в поддержке. Заснула Ольга совершенно уверенная, что ничего плохого с ними произойти не может. Потому что у них – любовь, а любовь – она любую беду отведет, в это Ольга верила свято. Напрасно верила, как оказалось.

Когда утром она вошла во двор автосервиса, там стоял серый «газик», а рядом – черная «Волга» со служебными номерами. Ольга быстро, почти бегом, поднялась к себе на второй этаж.

Дверь кабинетика была распахнута настежь, оттуда тянуло едким сигаретным дымом, и слышно было, как внутри Тамара тоскливым голосом бубнит:

– Да не знаю я, где она. Отчетность эта… Вот хозяева приедут – они скажут, а я что? Я секретарь… Секретарша…

– Ключи от сейфа у кого? – спросил строгий мужской голос.

Господи, кому это ключи от сейфа понадобились? Что происходит вообще?

Ольга вошла и замерла на пороге.

За ее столом расположился, положив ноги на тумбочку, плечистый мужик в сером костюме. Он ворошил бумаги на столе, курил и стряхивал пепел на пол. Другой – высокий, с залысинами, в дорогих дымчатых очках – сидел на подоконнике, со скучающим видом глядя на двор.

Тамара, бледная, как снятый творог, стояла у стеночки, прижимая к груди белую чашку с золотой каемкой по краю – эти чашки Ольга купила в прошлом месяце, чтобы пить кофе было приятно и красиво.

Увидев Ольгу, она крепче прижала чашку к груди и затараторила:

– Вот она, хозяйка то есть… Приехали… Все у нее… А я не знаю ничего… Я ничего не знаю…

– Ну вот и славненько, что хозяйка… – Плечистый потянулся, хрустнув суставами, откинулся на спинку кресла и выпустил в потолок колечко сизого дыма.

– Что тут происходит? – Ольга переводила взгляд с одного мужика на другого, ничего не понимая.

– Проверка, – ответил тот, что в очках, не отрываясь от созерцания двора.

– Какая проверка?

– Обыкновенная, – лениво протянул плечистый и снова выпустил дымное колечко. Колечко всплыло к потолку и стало медленно таять. – Вы, дамочка, не вскидывайтесь. Что в сейфе?

– В сейфе? – Ольга так растерялась, что совсем перестала соображать.

– Да, в сейфе, в сейфе! – Судя по всему, плечистый начал терять терпение. – Что?

Господи, да что ж она, в самом деле, столбом стоит? Она же прекрасно знает, что у нее в сейфе!

– Бумаги. Деньги. Ведомости на зарплату.

– Вы кто будете? Хозяйка?

Ольга энергично замотала головой:

– Муж хозяин. А я главный бухгалтер.

– Вот и хорошо, что бухгалтер, – кивнул очкастый. – Мне как раз ведомости нужны. Как вас звать?

– Громова… Ольга Михайловна… Муж в мэрию поехал, так что…

– Да мы без него пока, – плечистый снова откинулся в кресле. – Показывайте, показывайте ведомости…

Ольга пошарила в сумке, нашла ключи, открыла сейф и стала выкладывать на стол папки с документами.

Плечистый разделил папки поровну, половину отдал своему очкастому напарнику, половину пристроил на стол перед собой и начал просматривать. Он затушил в стоявшей на краю стола чашке окурок и потянул из пачки новую сигарету.

Ольга наконец сообразила сесть. Устроилась на стульчике в углу. Проверяющие не обращали на нее ровно никакого внимания. И что за проверяющие такие, откуда? Налоговая? Аудиторы? ФСБ? Хотя о чем она? Какое дело ФСБ до маленького автосервиса? Да что ж она сидит-то? Надо же, наверное, Стасу позвонить. Он приедет, спросит у них документы, разберется во всем… Ольга придвинула к себе телефон, набрала номер.

На аппарат легла здоровенная лапища с печаткой на безымянном пальце.

– А вот этого не надо, дамочка, – ухмыльнулся плечистый, дохнул в лицо дымом и чесноком. – Звонить мы никому не будем. – И рявкнул – негромко, но зло и неожиданно: – Сядьте! Не мешайте нам работать!

Потом выяснилось, что эта проверка – из налоговой – всего лишь первая в длинной череде проверок и проверяющих. После налоговиков пришли аудиторы, потом – пожарные, потом – санитарный инспектор. Проверяющие писали акты, и выходило по этим актам, что все нормы у них на сервисе нарушены, ничего не соблюдается и в общем и целом работать им нельзя. Ольга плакала и что-то говорила о законности и справедливости. Какая законность? Какая справедливость? Где она живет вообще, в каком мире? – злился Стас. Художница, одно слово. Стас был реалистом и отлично понимал, что происходит, только поделать ничего не мог. Кого волнует, что санитарные нормы даже в роддоме нарушают, а автосервис – это далеко не роддом? Есть нормы – есть работа, нет норм – нет работы. В другое время Стас бы решил эти вопросы. Сто раз решал. Сунул проверяющим конверт – и все дела. Но сейчас – не то что раньше. Сейчас на него очень серьезные люди имели очень серьезный зуб. И сунуть конверт проверяющему означало почти наверняка пойти под суд за попытку дать взятку должностному лицу при исполнении. Все было просто: его хотели закрыть и его закрыли. Никакие нормы не имеют к этому отношения. Нормы – для того, чтобы их нарушать. Пока ты никому не мешаешь – на это не обращают внимания. Зато когда кто-нибудь из власть имущих решит оттяпать твой бизнес, дело жизни твоей, – тут же все нарушения всплывут, тут же тебе все припомнят.

Все было плохо – и дома, и на работе. Свознячок, который Ольга почувствовала в тот день, когда они везли Машку на утренник, а в зеркале заднего вида маячила машина Митяя, превратился в штормовой ветер. Он рвал крышу, бил стекла и грозился разрушить все, чем Ольга жила, все, что она любила. Стас возвращался по вечерам с серым, безжизненным лицом, выпивал стопку водки и молча ложился спать, отвернувшись к стенке. На Ольгины вопросы он не отвечал.

Дети чувствовали неладное, капризничали, ссорились между собой, чего у них сроду не водилось. Машка то и дело порывалась плакать безо всякой причины, и один раз Стас, который в жизни не то что руку на детей не поднял – голос не повысил, накричал на нее и запер в детской.

Ольга пыталась, как могла, утешать детей, готовила Стасу ужин, улыбалась, запретила себе плакать при нем. Но что толку? Пришла беда, и она ничего не могла поделать. Она все надеялась, что как-нибудь само все уладится, как-нибудь утрясется. Она не верила, что их жизнь вот так вот за здорово живешь можно раскатать по асфальту только потому, что Стас хорошо работает и какому-то там Кольке Васину приглянулся его сервис. Ведь не может все это быть на самом деле! А потом во дворе ее встретили Чапа с дружком, и Ольга поняла, наконец: все это может быть, оно происходит на самом деле, и ничего уже не утрясется.