Голливудские жены - Коллинз Джеки
Леон Розмонт ее допросил, но ничего не узнал. Ангель также нечего было сказать. Ни та, ни другая не дали никаких зацепок, словно сговорились хранить молчание.
У Леона были свои соображения, но, даже если они был прав, теперь-то какая разница?
Дек Эндрюс погиб. Но загадка осталась.
Оливер Истерн следил за событиями, разыгравшимися в субботу и воскресенье, по телевизорам, которые были повсюду расставлены у него в доме. В понедельник он рано утром отправился в офис, прикидывая, как бы сразу засадить за работу сценариста.
Какой бы вышел фильм! А если еще подписать контракт с Бадди Хадсоном, чтобы тот сыграл себя самого!
Ровно семь часов. Ретивый служака уже ждет, чтобы отогнать машину от подъезда в гараж. Чтоб Оливер Истерн да лично въехал в подземный гараж…
Сверкающий «Бентли» передан из рук в руки, а он торопливо входит в здание и останавливается у газетного киоска купить утренние газеты и три пакетика мятных лепешек — освежить дыхание. Утренний ритуал.
По лестнице он взбежал по-спортивному. Еще один утренний ритуал. Нет у него времени на тренировки и гимнастические залы. Бег вверх по лестнице — отличное упражнение для сердечно-сосудистой системы. Бесспорно, лучше, чем отжиматься на полу или прыгать через веревочку. К тому времени, как он добирается до своего офиса на крыше, сердце у него колотится точно в таком темпе, какой и предписан при напряженных физических упражнениях.
Он влетел в свой офис, немой свидетель удовольствий, которые он испытывал, когда удавалось объегорить клиентов. Большой перетрах — но в чем и смысл жизни, как не в этом?
Его секретарша раньше девяти не появлялась. Это его вполне устраивало, поскольку было время принять душ и без помех переговорить по телефону с Нью-Йорком. Он отворил дверь в свой кабинет — личное его убежище, где он так любил сидеть за своим письменным столом, отделанным тисненой кожей, и любоваться безукоризненным блеском кожаных диванов, превосходными коврами и изящным антиквариатом.
Посредине стола стояла большая коробка, обернутая в подарочную бумагу. Оливер любил получать подарки. Он разорвал обертку, открыл коробку, подозрительно потянул носом, потом взревел от дикого бешенства.
И отшатнулся — раздавленный.
Монтана выбрала именно эту минуту, чтобы неторопливо войти в кабинет.
— Доброе утро, Оливер. Зашла вот, чтобы кое-что забрать. — Она помолчала. — Бог мой! Чем это воняет? — Она двинулась к столу. Он стоял как каменное изваяние. Она заглянула ему через плечо и отступила назад. — Оливер! — воскликнула она. — Тебе прислали кучу говна. О господи! — Она не смогла удержаться от смеха. — Ох, Оливер! Кто это так над тобой подшутил?
Физически натренированным он никогда не был. Если требовалось кого-нибудь отколошматить, он нанимал для этого дела профессионалов. Но сейчас он был в таком бешенстве, что потерял над собой контроль. Он развернулся и бросился в атаку.
Промахнулся.
Она спокойно отступила, он поскользнулся и растянулся на полу.
И взвыл от обиды.
Она грациозно удалилась. Ох, долго еще будет она с удовольствием вспоминать выражение ужаса налицо Оливера! А устроить все это было так легко. Звонок в бюро услуг, удачно названное «Вы просите — мы выполняем», и после минутного удивления они со старанием, достойным восхищения, приняли заказ и доставили красиво упакованный подарок — свеженький, прямо из-под быка. Монтана про себя усмехнулась. В конце концов Оливер Истерн получил все бычье дерьмо, с каким мог управиться, — до конца жизни.
К полудню новость эта облетела весь Голливуд.
Рэтс Соресон наводнил газетные киоски номерами «Правды и факта» через неделю после того, как газеты откричали по Сейди Ласаль.
Росс Конти обрел величие. Ну… не совсем величие. Скорее репутацию самого большого трахальщика со времен Эррола Флинна. Вот он на обложке — в восхитительных красках, во всем великолепии, данном ему природой. В сопровождении очень услужливой и очень голой Карен Ланкастер.
Это принесло Россу то, что несколько лет назад принес Берту Рейнольдсу разворот в «Космополитене».
Немедленное превращение в суперзвезду. По новой.
Он снова был на первом плане — совсем как в доброе старое время.
Несомненно, помогло и то, что на лице у него была улыбка, а ниже — эрекция, из-за чего журнал попытались изъять из киосков по требованию нескольких разъяренных организаций, которые развопились насчет законов о непристойности. Когда подъехали грузовики, чтобы забрать журналы, на которые был. наложен запрет, не осталось ни одного экземпляра.
Росса Конти раскупили целиком и полностью.
Фамилия Литтла С. Порца не была указана в публикации его снимков, зато он получил прекрасный гонорар.
Он отпраздновал это в «Марина Дель Рей», баре для одиночек, где повстречал одну рыженькую, видом почти девочку, которая наградила его герпесом и украла у него машину.
Элейн была на коне. Ее избрали «Женой года». Какая еще женщина может снести то, что вытворяет — публично — Росс Конти, и из всего этого выйти с улыбкой?
Журналисты домогались ее интервью. Журнал «Пипл» посвятил ей две страницы, назвав ее сердечной, остроумной и мудрой.
Дорогой Мерв пригласил к себе на передачу, чтобы поговорить о супружеской неверности и о понимании, проявляемом женами.
Она стала знаменитостью сама по себе. Конти были самой популярной супружеской парой Голливуда. Биби Саттон ей постоянно названивала. Их приглашали на все премьеры, приемы и прочие сборища.
Вместе они этим и наслаждались. После десяти лет они обрели друг друга, а это-то и было самое главное.
Леон Розмонт вернулся в Филадельфию. Вернулся, а Милли дома не было. Он прождал несколько недель, прежде чем с ней связался.
Она жила у брата.
— Возвращайся домой, — невесело позвал он. — Все кончилось.
— Это никогда не кончится, Леон, — ответила она грустно. — У тебя всегда подвернется очередное расследование, а это куда хуже очередной любовницы.
Видимо, она права. Он слишком устал, чтобы спорить.
Может, ему на роду написано быть одиноким. Частенько ему вспоминалась Джой. Ее веселый нрав и кривая ухмылка.
Бадди Хадсон добился в жизни всего, чего желал, и даже больше. О том, как он героически спас Ангель и Сейди, и о его мистическом родстве с Деком Эндрюсом газеты раструбили на весь мир.
Рекламный щит с его фотографией вызвал сенсацию.
Ангель опять была с ним.
Все за ним гонялись. Ведущие агенты, влиятельнейшие продюсеры, руководители телекомпаний и вдобавок — все журналы, все разговорные программы и все газеты страны.
Всеобщее внимание, с одной стороны, волновало, а с другой — пугало.
Он тянулся к Ангель. К своей прекрасной беременной жене, более замечательной и сердечной, чем когда-либо, но еще и с нежной решительностью, которая ему нравилась.
— Сам ничего не предпринимай, — сразу сказала она ему. — Дождись Сейди. В конце концов, она твой… агент.
Дельный совет. Выписавшись из больницы, Сейди с головой ушла в работу, и Бадди был для нее на первом месте. Она никогда не упоминала Дека Эндрюса, Ферди Картрайта или ту роковую субботу. И не позволяла, чтобы кто-нибудь еще об этом упоминал.
У Джины Джермейн пошла полоса губительных публикаций.
Началось с журналистки, с которой она обедала в тот день, когда Росс Конги попал в автомобильную катастрофу. Девица раздолбала ее в статье в пух и прах. Неделю Джина приходила в себя.
Потом «Энкуайр» выступил с разоблачениями ее прежней жизни. «ТВ-гид» разгромил ее в главной статье одного из своих номеров. А несколько газетенок, из тех, что продаются в супермаркетах, довершили дело.
Джина удрала в Париж, где уменьшила бюст — в отчаянной попытке добиться того, чтобы ее принимали всерьез. Там она и влюбилась в стареющего французского кинорежиссера, который обещал ей настоящие роли в серьезных фильмах и снял в «черной» комедии, стоившей сущие гроши, — о тупой американской актрисе-блондинке. Наконец-то! Она отбила телеграмму Оливеру Истерну, сообщив, что ей совершенно невозможно выполнить свои обязательства и вернуться в Америку, чтобы играть в его картине.
