Фрэнсис Поллини - Все красотки – по ранжиру

– Мне это очень нравится… – едва прошептала она.

– Где ты достала тот лифчик? – упомянул он, имея в виду их прошлое свидание.

Этот лифчик был очень красивым.

– Он тебе понравился? – спросила она, игриво проводя пальчиком вдоль его переносицы, затем провела им по носу и остановилась у рта, и он слегка поцеловал этот шаловливый пальчик.

Ей понравилось это. Он начал его слегка покусывать. Она издала легкий крик.

– Я увидела этот лифчик в магазине у Гламура… – сказала она. – Мне он сразу же понравился… разве он не хорош? Такой нежный… – Она слегка вздохнула. – Его называют курввелюр… – Он из очень мягкого материала… о, такой нежный… воздушный… – Она сомлела у него в руках. Он снял то, что еще на ней оставалось. – Тебе нравится изгиб моих бедер? – спросила она, закрывая глаза…

– Они прекрасны.

Он приподнял ее…

Он знал, что Луби Лу часто посещает этот магазин. Он сам иногда проезжает мимо него. В витринах там выставлено много женских принадлежностей. Он не знал, что подружек Сонни интересуют подобные магазины. Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое…

Они были уже на полу.

– Гламур? – спросил он нежно и тихо. Она до смерти хотела его. Он знал это. Но она слегка рассмеялась, нежно и ласково. Потом расхохоталась… Ее колени поднялись вверх. Она слегка постанывала. Она вся трепетала. Ее глаза закрылись. Он смотрел на нее. – Так было в кресле у дантиста… – сказала она. Почему она это сказала. Тигр не знал. – О, Тигр! Пожалуйста… – умоляла она.

– Ты была у доктора Бонни? – спросил он, любуясь открывшимся перед ним зрелищем распростертой на полу прекрасной девушки, с поднятыми вверх коленями, изнывающей от страсти, с закрытыми глазами, совершенно обнаженной.

– Да, у него, – Это был уже стон. – Он также твой дантист?

Он ее любил.

Он лег на нее сверху.

Он поцеловал ее, продолжая ее ласкать, обнимать и гладить. Они поигрались друг с другом еще некоторое время. Она трепетала под ним, она горела и была уже вся мокрая, но она распалялась все более и более. Она двигалась под ним и стонала. Она ласкала его. Еще и еще…

– Как тебе понравились наши сегодняшние любовные игры? – некоторое время спустя прошептал он. Она неплохая актриса в пьесе, которую они вместе разыгрывали. Она в ней активно участвовала… Она выглядела в ней великолепно… на вершине вдохновения… Он продолжал ласкать ее груди.

– Мне так очень нравится, – задыхаясь, сказала она, ее сердце сильно колотилось…

– Тебе нравится твоя роль? – он был весь в огне.

– Очень… – ухитрилась она произнести это короткое слово, просто выдохнув его.

Он целовал драгоценные сферы, нежные сокровища, полностью принадлежащие ему. Он задерживался на их верхушках, сосал соски, проводя по ним языком…

– Тигр… Пожалуйста… Она уже едва не кричала.

– На кушетке?

– Где угодно…

Он вспомнил Рошелл.

Он не спеша встал на ноги и помог ей тоже подняться. Они тесно обнялись и застыли в продолжительном поцелуе. Ему понравился этот поцелуй. Она стонала. Она дрожала все больше и больше. Его древко уперлось в ее тело. Она покачнулась, ее тело было горячее и волнующееся… Он погладил ей спину. Ее бедра. Эти чудесные бедра. Его руки скользили по ним. Он услышал, как она снова начала мурлыкать. Такого мурлыканья ранее никто в мире не слышал. Он коснулся ее Рая. Она задыхалась и стонала. Она прижималась к нему еще теснее.

Он подумал о Хетти Нектар.

Он спросил:

– Как твои родители?

Она застонала, готовая раствориться прямо сейчас, превратиться в дым…

Он медленно повернул ее спиной, она издавала негромкие крики и стоны, его фаллос касался ее тела, ее плечи и руки опирались на него. Блаженный поцелуй. Ее губы коснулись его фаллоса. Он ласкал ее чудесные груди… Теперь его руки нежно скользили между бедер и ласкали ее Рай…

Она горячо прошептала; – Давай так ласкать друг друга целый день… И почему-то добавила: – Бедняжка Джинни…

Такова была ее своеобразная манера.

Он подумал о Моне.

Он сказал: – Я бы хотел…

Он понес ее к кушетке.

Откинувшись на спину, с поднятыми ногами, она выглядела прекрасно. Он внимательно посмотрел на нее. Он гладил и ласкал ее. Он любил смотреть на нее. Они продолжили любовные игры. Она уже вся горела и трепетала, теперь они играли с ее кошечкой, уютно расположенной между ее ног. Он любил эту киску. Они готовы были сгореть в пламени страсти. Она вскрикнула, задыхаясь, хриплым от страсти голосом;

– Тебе нравится моя кошечка? Он вошел в нее.

– Какая замечательная кошечка!

Она двигалась всем телом в такт его движениям, стонала, дико и проникновенно. Это было блаженство. Он входил в нее мощно, чудесно… Он, торжествуя, достигал самых глубин… Его усердие побило все рекорды…

– О, Тигр! О, – кричала она. – О!.. О-о-о…

Они вспотели с ног до головы, они вздымались и опускались, они извивались всем телом. Это было настоящее блаженство!

– Тигр!

Воскликнула она из глубины души. Они скатились с кушетки. Оба с грохотом рухнули на пол, совершенно ничего не почувствовав, Они вздымались и опускались в такт друг другу… бесконечно…

84

Прошла неделя. Состоялись похороны убитых. Новых происшествий не было, исключая, правда, странный случай с Мэри Холден, который, как выяснилось, не был связан с расследуемым делом. Тем не менее, Серчеру не давали покоя странные подробности этого несчастного случая. Мать нашла девушку в постели мертвой три дня назад. Мэри лежала полностью обнаженной, ноги раскинуты в стороны, а руки покоились на половых органах. Она изогнулась, будто в предсмертной судороге. В глубине влагалища обнаружили странную штучку, очень напоминающую возбужденный пенис. Эта, штучка была сделана из пластика. Но что за предмет еще не было установлено точно. Достоверно лишь то, что она очень напоминала фаллос. Не было никаких признаков насилия. Отчет патологоанатома гласил: сердечная недостаточность. В частном порядке он по секрету сказал Серчеру: «Она умерла от большой любви к этому. – И добавил: – Ее эпитафия». Ссрчер удержался от комментариев: он хорошо знал этого циника – их патологоанатома. На ее проигрывателе стояла пластинка, громко исполнявшая одну и ту же мелодию, что и привлекло внимание ее матери. На пластинке была запись песен Тима Клина и его группы «Клипере», альбом назывался «То, что сейчас нужно миру – это любовь». И после песни, на которой заклинило пластинку, сразу же шла другая, которая так и не прозвучала для Мэри Холден: «Что значит быть одинокой и покинутой», в исполнении той же группы. Вот и все. Ничего больше не было найдено. Вчера ее тоже похоронили… Сегодня должна была состояться очень важная игра с «Карвсртоном». У Серчера было место на пятидесятом ряду на величественном стадионе Соерсвилля. Рядом с ним сидел Бен Шингл, который оказался гораздо лучше, чем он себе представлял: совсем неплохой парень – спокойный и скромный. Он никому не мешал, но наблюдал, тем не менее, за всем очень внимательно. Серчер почувствовал к нему уважение. Когда тот что-нибудь спрашивал, Серчер с готовностью отвечал на его вопросы. Двое суток после приезда Бен Шингл прожил в мотеле, а теперь остановился у Майка Мак-Дрю, и они с ним подружились. Они быстро нашли общий язык, и проводили вместе довольно много времени. Серчер решил сходить на футбол, так как очень нуждался в небольшой передышке: он смертельно устал, несмотря на присланную ему «помощь». И… кроме того, ему хотелось увидеть в действии легендарную соерсвилльскую команду, Он не скрывал этого. «Карвертон» до этого года не знал поражений. Фактически «Соерсвилль» была последней командой, которая их победила… в прошлом году, вспомнил он. Стадион был заполнен до отказа, несмотря ни на что. В тайне, он болел за «Карвертон», хотя чувствовал небольшую вину перед «Соерсвиллем», так как в последнее время сроднился с этим городком и его жителями; Он стал частью Соерсвилля. Это он знал. Что касается расследуемого им дела. никаких продвижений в нем не было… несмотря на напряженную, самоотверженную работу его самого, его помощников, включая тех, кого прислал генеральный прокурор. Да еще был человек из ФБР, который числился у них консультантом. Но этот человек не дал пока еще ни одного совета, ограничившись тем, что в первой же беседе с Серчером выдал пространный панегирик в честь в высшей степени замечательных, несравнимых и блестящих качеств своего директора. Серчер терпеливо выслушал всю эту ахинею, как и подобает воспитанному человеку. Сам генеральный прокурор прибыл сегодня. Он сидел на два ряда выше Серчера, в окружении местного начальства и своих помощников. Серчер надеялся, что генеральному прокурору игра понравится. Он очень устал. Он благодарил судьбу, что не было новых убийств, за исключением Мэри Холден, которую он не принимал в расчет. Возможно, надеялся он, наблюдая как перед началом игры команды выстроились в центре поля под приветственный рев и оглушительные крики, что этот ненормальный уже исчерпал себя и больше никого убивать не собирается. Возможно, он пришел в себя, у него наступило прояснение, осознание ужаса того, что он совершил, размышлял Серчер. Это была его теория, которую он обсуждал с Шинглом очень долго и подробно. Писатель также не отрицал некоторых достоинств этой гипотезы. Если даже Серчер не обнаружит убийцу, поиски его помогут разрешить проблему. Это было единственно светлое пятно во всем этом темном деле. На стадионе и вокруг него собралось много полицейских из управления штата, а остальные постоянно дежурили в школе. Родители оказывали им всяческую помощь и содействие, и он был им благодарен за то, что они разрешили своим детям придти на матч. Он наблюдал за мячом, который взмыл вверх от первого удара ногой. Игру начала команда «Соерсвилль». Прекрасный удар! Кто этот игрок, который нанес такой замечательный удар? Зрители восторженно заревели. Серчер слегка расслабился. Ему нравилась хорошая игра. Ему нужна была небольшая передышка. И он собрался наслаждаться ею.