Нина Соротокина - Прекрасная посланница

Теперь о пушках. Вдруг ни с того ни с сего по почте были присланы телеги с мортирами. Тайный груз этот, прикрытый соломой, шел через Пруссию, имя адресата – герцог Вейсенфельский. То есть груз этот предназначался для саксонцев, но то, что его пруссаки пропустили, было большой загадкой. Все очень озаботились получением пушек, тут же пошли разговоры, что Миних вот-вот назначит штурм Гегельсберга, который давно всем мозолил глаза.

На следующий день еще одна неожиданность. По почте переслали целый мешок писем для господ офицеров, и в числе прочих Матвей получил послание от Лизоньки Сурмиловой. Прорвалась его возлюбленная через военные препоны.

Матвей с трепетом прижал Лизонькины строки к губам своим. Прекрасная дева, ты хранишь верность воину. Спасибо, я твой пленник навек, беда только, что в буднях жизни я совсем позабыл твои милые черты.

А если поподробнее говорить, то он никогда их и не помнил. Много ли они виделись? Вечер в Париже вообще не в счет, он тогда не о любви, а об выгодной женитьбе думал. Сказать, что краткая встреча в замке Гондлевских оживила милые черты, он тоже не может. Они там вообще друг друга не узнали. И только на бумаге слова любви были привычными и понятными, до мелочей знакомыми, как тропка в родительской усадьбе.

В тот же вечер Матвей сел писать ответ. В письме было много нежных слов, описаний жестоких сражений, а также пересказ невинного сна. Он видел свою возлюбленную (поверь, прекрасная!) на палубе корабля. Тревожно кричали чайки, туго бились на ветру мокрые от соленых брызг паруса, а Лизонька стояла, держась ручкой за канат, и смеялась. Шейку ее обхватывал розовый легкий шарф, и концы трепетали под нежным бризом.

Описывая мнимый сон, Матвей так разволновался, что бросил из рук перо и забегал в нетерпении по комнате. Ах, кабы Лизавета вот так же куда-нибудь путешествовала, он бы любил ее еще больше. Хотя больше, кажется, нельзя. Письмо он так и не закончил.

Предчувствия о скором штурме не подтвердились. Активные военные действия начались только тогда, когда прибыли первые русские корабли с артиллерией. Миних давно лелеял мысль о ночной атаке Гегельсберга, который бы в наше время назывался «стратегической высотой», а в XVIII веке был обозначен как «укрепленный пригорок». Установи на этом пригорке артиллерию, весь город находился бы под пушечным прицелом. И он заставит Данциг сдаться.

Не откажу себе в удовольствии воспользоваться здесь цитатой из «Записок о России генерала Манштейна». Без помощи этого господина автор просто не в состоянии выговорить половину военных терминов.

«8 мая в сопровождении графа Ласси и генерала Бирона (брата фаворита) Миних отправился на рекогносцировку укреплений этой горы; справа, со стороны ворот Оливы, крутизна почти неприступная; на вершине ее правильный кронверк с равелином, контрэскарпом и гласисом, все это исправно обнесено палисадом и штурмфалами и снабжено несколькими орудиями.

Но слева, в стороне Шейдлица, есть только одно земляное укрепление без прикрытого пути и без гласиса, ров сухой и без палисада; только одна берма снабжена изгородью. Итак, решено было с этой стороны начать атаку».

Русские разделились на два отряда, в одном было три тысячи человек, в другом пять тысяч. Начало атаки было успешной. Солдаты скрытно подошли к самой подошве горы, первые гренадеры уже вошли на вал и овладели батареей.

Но нашу армию встретил шквальный огонь. К несчастью не только оба командира отрядов были убиты, но множество офицеров и инженеров пали под первыми выстрелами. Войска пришли в беспорядок. Им бы грамотно отступить, но в то время как разумные спасались бегством, ожесточенные рубаки только разогрелись битвой. По русской привычке – гори все огнем! Пусть я погибну, но и вас, гадов, с собой на тот свет утащу. Приказы начальства они просто не слышали. Генералу Ласси пришлось покинуть траншею и самому идти увещевать солдат отступить.

Высота Гегельсберг не была взята. Потери русских были огромны. В числе раненых, вынесенных с поля битвы, находился и князь Матвей Козловский. Рана его была не смертельна, осколком раздробило левое плечо, но на санитарные носилки его погрузили в бессознательном состоянии. Князь был не только ранен, но и контужен взрывной волной.

7

Военная хроника того времени сообщает, что в штурме Гегельсбрега русские потеряли 2000 человек убитыми и ранеными, в том числе сто двадцать офицеров. Кто их точно считал – погибших? Уже в числах видно, что цифру округляли, плюс-минус пятьдесят человек, а может, и того больше.

Лазарет устроили в длинном, приземистом, вросшем в землю здании, находившемся рядом с кирхой. Когда-то здесь был склад. Место это подвергли активной бомбардировке вначале сами поляки, потом русские. Окрестное население разбежалось, склад был давно разграблен. Ветер гулял в палатах под сводами. Похожие на бойницы окна давали мало света. Гулкое эхо разносило стоны раненых. Большая часть их лежала прямо на полу. Некоторым счастливцам достались матрасы.

И лекари, и похоронная команда работали не покладая рук. Сюда же к лазарету подносили покойников, но иногда в нагромождении трупов вдруг обнаруживали шевелящегося, еще живого человека. Его тут же брали на руки и волокли к докторам.

В лазарете уже установился зловредный, пропахший кровью и потом воздух. От духоты было совершенно нечем дышать. Евграф, который находился при Матвее неотлучно, сообразил вытащить князя из страшного помещения. Походную кровать он разместил в тенечке под двумя кленами. Оба дерева цвели, еще безлистые ветви их были все в зеленых «кудряшках». Здесь и нашел князя Козловского наш старый знакомец агент Петров.

Обстоятельства сложились таким образом, что Козловский в данный момент был последней надеждой Петрова. Агент, как говорят в наших шпионских фильмах, остался без связи. И зачем Миниху понадобилось так не вовремя штурмовать эту проклятую высоту? Потери велики, но на то и придумана война, чтоб людей лишать жизни. Плохо то, что цепочка, связывающая Петрова с Петербургом, была разрушена. В ночном штурме погиб курьер-штабист, мотающийся постоянно с депешами в Варшаву и обратно. Конечно, курьеру найдут замену, но Петров не имел права просто так пользоваться официальной военной почтой. Он хоть и числился по сыскному делу, это письмо предназначалось исключительно для Бирона. Отдать реляцию в случайные руки – значило рассекретить себя и главное, подставить под удар благодетеля, то есть Бирона.

Реляция, которую Петров почитал весьма важной, касалась дел текущих. Он просил денег, но теперь не у своего ведомства, которое не отозвалось на его предыдущую просьбу, а лично у Бирона. Поймите, ваше сиятельство, совершенно нечем платить информаторам. Сам он согласен служить без ежемесячного жалования, вернется в отечество, получит все оптом, но для подкупа нужных лиц необходимо иметь под рукой круглую сумму. В Варшаве к услугам Петрова было удобное заведение под названием банк, он и сужал его деньгами, но в осажденном городе даже под залог, под вексель никаких денег не выпросишь. А какой у Петрова в Данциге может быть залог?