Барбара Майклз - Сыновья волка

Я зевнула четыре раза за последнюю минуту. Время ложиться спать.

Полночь

Загадка с собаками разрешилась. Я все видела сама. Сегодня я плохо спала. У меня иногда бывают такие бессонные ночи. Лунный свет свободно вливался в комнату, как вода через края кувшина. Я подошла к окну. Луна была полной, идеальной, словно полированный серебряный шиллинг. Под ее светом тени деревьев четко прорисовывались, даже самые тонкие ветки как будто были прочерчены искусным, остро отточенным пером. Вначале ничто не нарушало иллюзию застывшей картины. Вдруг появилось какое-то движение: из тени дерева, двигаясь в направлении входа, к дому перебежала одна из собак. Хотя того зверя, что появился сейчас из тени, трудно было назвать собакой. Шерсть казалась особенно густой, острый нос и острые уши – ничто не отличало это существо от настоящего волка, но только оно было огромным, величиной с годовалого бычка. Пока я наблюдала, затаив дыхание, оно остановилось и подняло голову к окну, как будто увидев меня. Это было невероятно, я понимала, что оно не может меня видеть, но сжалась за шторой, стиснув ткань повлажневшими ладонями. В неведомой игре света глаза существа вспыхнули яркими зелеными огнями – единственные цветовые пятна на черно-белом ландшафте. Затем выдвинулась еще одна тень, второй пес присоединился к первому. Они долго стояли, устремив горящие взоры на мое окно. Потом опустили морды и потрусили рядом вдоль фасада, как пара часовых.

Разумеется, бедные создания должны когда-то гулять. Но почему же я так испугалась их?..

Я не стала принимать лауданиум. Говорят, он вызывает фантастические сны и видения, а у меня сама действительность не уступит фантазии!

21 мая

Вообразите мое изумление, когда на следующее утро я обнаружила на туалетном столике Ады веточку засохшего растения, точно такого же, каким было то, что Доддс дал мне вчера в Миддлхеме. По крайней мере, мне оно показалось таким же. Сухое и бурое, с маленькими засохшими цветочками, которые, вероятно, были когда-то желтого цвета.

Когда я спросила Аду, откуда у нее это, она посмотрела на меня удивленно.

– А, вспомнила, – наконец сказала она, – Эльжбет дала.

Эльжбет – наша горничная, простодушная хорошенькая болтушка, такая полная, что, казалось, ее корсет готов лопнуть в любое мгновение. Она своим юмором и веселым характером возмещала умение убирать постели.

Ада, сосредоточенно сдвинув брови, вернулась к своему рукоделию, она штопала порванную кашемировую шаль. Разумеется, это была работа для Эльжбет, но ее шитье настолько грубое, что мы все-таки предпочитаем ее работе свою. Я постоянно и намеренно игнорирую подарок дорогой бабушки – рабочую шкатулку из черного дерева. Если у меня раньше и было намерение работать иглой, ее подарок навсегда разрушил это желание.

– Зачем тебе дала это Эльжбет? – настаивала я.

– О... Я не знаю... Что-то сказала... На удачу или на счастье, доброе здоровье... Что-то в этом духе...

– Ради бога, Ада, выслушай меня! Когда она дала тебе это?

Ада пожала плечами.

– Ну вот, я уколола палец, – сказала она с возмущением. – Что ты злишься, Харриет? Дай подумать. Это было вчера... нет... в четверг... о, я не помню.

– Не можешь точно вспомнить?

– Ну... Я отдала ей то платье – знаешь, из розового муслина, оно мне велико. Ей оно очень правилось. Потом она вернулась с этим цветком – Эльжбет называла это цветком, но это совсем на цветок не похоже, верно? И она сказала, что я должна все время носить его с собой. Несомненно, это одно из йоркширских суеверий, возможно, если положить веточку под подушку, я увижу во сне своего будущего жениха. – Она весело рассмеялась, потом вздохнула: – Боюсь, мне никогда не научиться рукоделию. Мои руки такие неловкие. Хорошо бы купить новую шаль. Как было бы замечательно – пройтись по магазинам! – Лицо ее посветлело. – Даже просто поехать в большой город.

– Я поговорю с мистером Вольфсоном. Может быть, он отвезет нас в Йорк.

Я не могла не думать, когда шла обратно к себе по коридору, что она права. У нас не было гостей, за исключением случайных деловых партнеров опекуна. Имение расположено очень изолированно. Но ведь должны же быть какие-то соседи? К тому же положение мистера Вольфсона обязывало иметь широкий круг знакомых. Думаю, объяснение следует искать в физической ущербности мистера Вольфсона. Он не потерпит никаких изъявлений сочувствия от посторонних.

22 мая

Я поговорила сегодня с мистером Вольфсоном по поводу нашей поездки в Йорк. К моему удивлению – ведь он исполнял обычно все наши прихоти, – ему эта идея не поправилась. Он сказал, что самому ему путешествовать трудно, а подходящего человека, который мог бы сопровождать меня и Аду в магазины и гостиницы, нет. Впрочем, он попросил, чтобы мы составили список необходимых вещей, и Уильям все для нас купит в следующую поездку, ведь он ездит в Йорк каждый месяц за товарами, которые нельзя достать здесь. Типично мужское предложение, подумала я, рассердившись.

– Типично мужское предложение, – вдруг повторил мои мысли мистер Вольфсон, усмехаясь и показывая свои великолепные зубы. – Ну, Харриет, на вашем лице можно все прочитать, у вас нет опыта притворяться, да и характер не позволяет лицемерить. Вы подумали: абсурд, чтобы дворецкий выбирал материю для платьев молодых девушек. Но вы скоро обнаружите, что Уильям на это способен. Напишите ему цвет и вид ткани, и он поразит вас своим вкусом. Мы можем найти в Миддлхеме портниху, которая сошьет вам платья.

– Хорошо, сэр.

– Я понимаю, что вы лишаетесь удовольствия самим выбирать вещи. Конечно, это несправедливо. Но в данный момент... Возможно, позже мы и устроим поездку по магазинам. Кстати, надеюсь, вы не станете покупать больше черного? Он не идет вам обеим.

– Но мне кажется, нельзя так быстро снимать траур.

– Если кто-то станет вас упрекать за это, скажете, что это я приказал. – И он снова подарил мне широкую, белоснежную улыбку. – Будьте эксцентричной и посылайте других к черту! Это гораздо интереснее, чем быть как все.

Я покинула комнату под его громкий смех.

Джулиан вернулся из очередной поездки. На этот раз он останется дома подольше, так он мне сказал.

29 мая

Джулиан в восторге от нашего общества, и последнее время старается как можно чаще бывать с нами. И в наше унылое существование это вносит свежую струю, потому что он абсолютно очарователен. Даже его явная неуклюжесть, когда он сидит в седле, притворна, потому что он совсем не такой уж неспособный, как о нем могут подумать.

Во вторник, в прекрасное теплое утро, мы все отправились на прогулку. «Все» – это Джулиан, Ада и я. Дэвид держал оседланными четырех лошадей, но Джулиан сказал ему небрежно, что нет нужды сопровождать нас. Я была рада, что лицо Ады при этом выражало полное равнодушие.