Джулия Веллсли - Комната в башне

— Странная семейка.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, люди говорят всякое. И уже очень давно. Знаете, как бывает, когда семья на протяжении нескольких поколений живет в уединенном поместье… Возникают самые невероятные легенды, которые тоже передаются по наследству. А Веннеры…

Он достал из кармана пиджака сигареты, протянул одну мне, поднес зажигалку, потом закурил сам, опять положив руку мне на плечи.

— Вы, наверное, не знали, что дом, где сейчас живут Веннеры, не такой уж и старый, построен в начале века. Раньше на его месте был другой.

— И что же с ним случилось?

— Сгорел дотла. Говорят, в 1830 году… — Игэн замолчал.

— Интересно.

— Тогдашний хозяин, предок Веннеров, был человеком жестоким и коварным. Улыбался он редко — только когда умирал кто-нибудь из его недругов, а уж в таковых числилось чуть ли не пол-округи. И вот то ли соседи, то ли собственные слуги так возненавидели его, что однажды ночью подожгли дом. Веннер был один, его жена и дети куда-то уехали — кажется, погостить к родственникам. Он не смог выбраться и сгорел заживо. Так по крайней мере гласит официальная версия.

— Значит, есть еще и неофициальная?

— Мне ее рассказал в, детстве наш слуга, — смущенно улыбнулся Игэн. — Он уже тогда был дряхлым стариком. В этом году как раз будет двадцать лет, как он умер. Так вот, он говорил, что старый Веннер якобы заключил союз с нечистой силой, продал душу дьяволу, чтобы приобрести взамен какие-то сверхъестественные способности.

Будь эта история рассказана там, на вечеринке, в кругу беззаботно веселящейся молодежи, она не вызвала бы у меня ничего, кроме улыбки. Но здесь, в тишине, на каменистой площадке, под черным звездным куполом, рассказ показался почти достоверным. Меня пробрала дрожь.

— Получается, что причиной ненависти, страха стал не отвратительный характер Веннера, а его нечеловеческие способности. Люди боялись, что он способен заколдовать их, возыметь над их бессмертными душами страшную власть. Рассказывают еще, что это был не только поджог, но и преднамеренное убийство. Веннер на миг показался в дверном проеме — горящий, страшный, словно живой факел, — но кто-то из поджигателей толкнул его обратно, в бушующее пламя.

«Вот какие истории рассказывают здешним детишкам на ночь», — подумала я.

С канала подул ледяной ветер.

— Но вы не очень-то верьте этим старинным легендам, — сказал Родрик. — Это ведь было так давно. Конечно, тут есть доля правды. Старый Веннер, должно быть, действительно был далеко не подарок для окружающих, иначе его не ждал бы такой страшный конец. А все его потомки… Ну что о них можно сказать? Если соседи замечали за ними какие-нибудь, пусть даже безобидные, странности, этому придавали особое значение, помня тот давний случай. Здесь, на болотах, вообще распространены всякие невероятные суеверия. Не поверите, еще лет тридцать назад кое-кто считал автомобиль нечистой силой…

— В Лондоне и сейчас многие так считают, потому что от выхлопных газов уже некуда деваться, — я улыбнулась, немного успокоившись. Становилось совсем холодно. — По-моему, нам пора ехать.

Родрик невнятно извинился и завел мотор.

— Вы будете кататься верхом на той неделе? — спросил он, когда мы тронулись с места.

— Думаю, да.

— Тогда, может быть, встретимся во вторник? На обрыве, где мы сидели в тот раз, помните?

— Договорились.

До Лонг Барроу мы домчались быстро. В доме, конечно, уже не светилось ни одно окно! Родрик неловко чмокнул меня в щеку, поблагодарил за «прекрасно проведенный вечер» и уехал.

Дверь, как я и просила, оставили незапертой. Я тихонько прикрыла ее за собой, задвинула засов и в почти полной темноте, держась за перила, двинулась на второй этаж.

Уже на верхней ступеньке мне почудился в глубине коридора какой-то шорох. Я остановилась, прислушиваясь, затаив дыхание, но не услышала ничего, кроме стука собственного сердца.

Добравшись ощупью до своей комнаты, я зажгла свет, перевела дыхание и тут же вздрогнула от неожиданности.

В мое отсутствие здесь явно кто-то побывал. Платье, висевшее на спинке стула, было сдвинуто, книга лежала не на кровати, где я ее оставила, а на столе.

Первым инстинктивным движением было открыть шкаф, где хранился футляр с Гварнери. Слава Богу, скрипка оказалась на месте. Но все белье на полках было перепутано.

Кто это мог быть? В доме находились только старшие Веннеры, Мэри, Тарквин. Еще Мэйкинс и миссис Бартон. Кому из них могло прийти в голову рыться в моих вещах? И зачем? Может быть, в дом пробрался злоумышленник с улицы?

Засыпая, я все еще ломала голову над этой загадкой. Впредь Гварнери придется запирать на ключ.

Глава девятая

Джеймс Веннер посещал церковь нерегулярно. Что касается Мэри — она, напротив, не пропускала ни одной воскресной службы. Даже когда Мэйкинс по каким-либо причинам не мог ее отвезти, она добиралась до церкви на велосипеде.

После вечеринки в гостинице я проснулась позже обычного. Миссис Бартон, входя в комнату с чашкой чая на подносе, сообщила, что Веннеры уже уехали в церковь.

— Может быть, они пригласят сегодня к обеду викария, — добавила она. — Для такого важного гостя у меня уже запекается в духовке превосходная телятина. Пусть покушает как следует, кто же ему еще приготовит.

— Викарий не женат?

— Вдовец, его жена умерла уже лет десять тому назад. С тех пор он живет в своем домике один-одинешенек. Раз в три дня приходит женщина из соседней деревни, прибирается в доме и готовит. Впрочем, он довольно неприхотлив в еде, все деньги тратит на книги.

Веннеры в самом деле пригласили священника — высокого, сутуловатого человека с неестественно тонкой шеей, беззащитно выглядывающей из накрахмаленного белоснежного воротника, и впалыми, как после тяжелой болезни, щеками. При столь некрасивой, даже отталкивающей внешности меня приятно поразил голос гостя: глубокий, выразительный, выдававший незаурядного оратора. Такой человек способен убеждать: он приковывает внимание слушателей, не заигрывая с ними и не расточая лишнего елея.

Викарий поздоровался со мной очень доброжелательно. По-видимому, Веннеры успели по дороге рассказать обо мне, потому что он тут же заговорил о моем отце. Выяснилось, что, путешествуя по Европе, он слышал его игру дважды: в Лондоне и в Германии. За разговором выяснилось, что викарий неплохо разбирается в классической музыке и особенное предпочтение отдает, как, впрочем, и многие священники, органу.

— Я знал, что вы найдете общую тему для разговора, — пробасил Веннер. — Мы-то люди простые, в музыке не искушенные. Вот Тарквин — настоящий талант.