Татьяна Устинова - Одна тень на двоих

— Данилов, ты гений. Правда. Остановись, я выйду посмотреть.

Данилов засмеялся нормальным человеческим смехом.

— Выйдешь, когда доедем.

— Как это тебе в голову пришло? Среди леса такой… такое… такая сказка.

— Катерина сказала, что им не хотелось никаких дворцов. Она сказала, что мужу наплевать, а ей проект типового дворца не подходит. Она… своеобразная женщина.

Катерина? Какая Катерина?

Ах, да. Жена олигарха, промышленника, политика, губернатора, члена Совета Федерации, — кто он там еще? — для которого Данилов строит дом с необыкновенным забором.

— Молодая? — спросила Марта безразлично.

— Да, наверное. А дом еще интересней, ты сейчас увидишь. Я очень долго думал над ним, потому что здесь все-таки очень специфическая природа, и многое из того, что я придумал, не подошло именно потому, что кругом лес, и я понял, что не втисну ландшафт ни в какой готовый стиль, и мне пришлось…

Он вдруг затормозил, Марта клюнула носом и обеими руками схватилась за щиток.

— Ты что?! С ума сошел?!

— Почему они открыты? — пробормотал Данилов. — Всегда бывают закрыты, а сейчас…

— Кто открыты-закрыты? — Марта проследила за его взглядом — прямо перед ними забор был разделен распахнутыми настежь воротами. За воротами открывался обширный двор, присыпанный снегом и разъезженный колесами автомобилей.

Вывороченная земля была грязно-белой, в коричневых комьях, как будто припудренных крупитчатым снегом.

— А говорил, что тебе солдатские ботинки не нужны, — пробормотала Марта, рассматривая комья, — как же не нужны, когда тут грязь такая!..

— Может, кто-то приехал? — спросил Данилов. — Иначе зачем ворота открытыми держать?

— Вот мы приехали. Или это не в счет?

Он и сам не понимал, почему так взволновался. В доме всегда дежурила охрана. Кроме того, Тимофей Ильич Кольцов был фигурой слишком серьезной и слишком известной, чтобы его строящуюся дачку просто так, ни с того ни с сего, могли навестить лихие люди местно-поселкового разлива в надежде поживиться вагоночкой или дрелью. Однако ни разу, с тех пор как Данилов впервые приехал на этот участок, тогда еще обнесенный нестругаными сосновыми досками, он не видел, чтобы ворота были открыты. Даже когда завозили стройматериалы, охранник закрывал отсыревшие створки за каждой машиной.

Почему же теперь-то они открыты?

Данилов осторожно прокатился по разъезженному песку, повернул и затормозил.

— Приехали. Вылезай и начинай восхищаться.

— Можно громко?

— Можно.

Дом стоял как-то странно, как будто чуть боком к воротам, впрочем, Марта не сразу поняла, где у него бок, а где фасад. Дом был коричневый и белый, асимметричный, с невысокой башенкой и фундаментом все из того же, обожаемого Даниловым, речного камня. Из машины дом было видно плохо. Задрав голову, Марта на ощупь открыла дверь и почти вывалилась в прихваченную морозом грязь.

— Красота какая! — Как зачарованная она не могла оторвать от дома глаз. — Данилов, я ошиблась. Ты не просто гений. Ты самый настоящий гений!

И он за ее спиной опять разразился счастливым смехом.

Темные рамы, белые стены, все окна разной формы. Остроконечная башенка, крытая черепицей. Кот в сапогах на вершине башенки держит уверенной лапой флагшток — флюгер. Какая-то невесомая галерея на уровне второго этажа.

И почему Марта поначалу решила, что это должно быть похоже на гасиенду?

Ничуть не похоже. Это гораздо лучше, гораздо уместнее и вовсе не напоминало «типовой дворец», как выразился Данилов. Или так выразилась жена олигарха?..

— А где… вход?

— С любой стороны. К главному я тебя сейчас подведу. Есть еще два — со стороны леса и участка. А наверху, видишь, где перила? Там отдельные выходы из детских. Можно через дом выйти, а можно снаружи, чтоб веселее было. Потом пристроим еще подвесные лестницы.

Сухо щелкнула зажигалка. Дым даниловской сигареты потеснил запах снега и леса.

— А они оттуда не свалятся?

— Лестницы?

— Да дети!

Данилов за ее спиной осторожно хмыкнул:

— Нет. Двери сделаны так, что их легко не откроешь.

— А они маленькие?

— Кто?

Марта вздохнула.

— Какой ты тупой, Данилов. Дети этого твоего Кольцова. Маленькие?

— Мальчику лет пять, а девочке около трех. Его жена однажды с ними приезжала. А почему ты спрашиваешь?

Марта спрашивала потому, что со вчерашнего, нет, уже с позавчерашнего дня любые дети стали вызывать у нее жгучий интерес. По дороге на работу, а потом к Данилову она даже поймала себя на том, что внимательно смотрит из своей машины именно на детей. Она представления не имела, какие они бывают. Раньше они ее мало интересовали.

На первый взгляд разобраться было трудно. Совсем мелких везли в колясках, видно ничего не было, кроме разноцветных кульков. Те, которые покрупнее, шли сами, некоторые бодро и деловито, другие, наоборот, вразвалку и нога за ногу, да еще везли за собой пластмассовые грузовики или какие-то непонятные яркие штуковины.

Как с ними следует обращаться? Что нужно делать? Как растить? У Марты не было даже никакого захудалого племянника, которого можно было бы изучить вблизи и понять, как он устроен.

Марта усмехнулась, поглубже засовывая руки в карманы.

«Сначала мне нужно разобраться, как это устроено», — так обычно говорил Данилов, когда чего-то не понимал.

Она даже думать начала его словами, вот до чего дошло. Плохо ее дело.

Придется на обратной дороге зарядиться тантрической энергией из картонной пирамиды. И посадить весной кабачки. Интересно, до весны одного заряда хватит или придется еще приезжать?

Весной у нее родится ребенок и ей будет не до кабачков.

Ее собственный ребенок. Она станет возить его в коляске, в чем-то похожем на яркий кулек. Они пойдут по улице, залитой весенним солнцем и талой водой, и никто на свете не будет им нужен.

Опять, как накануне, навернулись проклятые слезы. Может, все-таки необратимые изменения, связанные с беременностью, уже начались?..

— Главный вход с той стороны. Катерина не хотела, чтобы от ворот сразу был виден весь дом. Я его, видишь, повернул немного. Так даже красивее получилось. Ты что-нибудь слышала о привязке к местности?

Марта шмыгнула носом.

— Ну конечно. Все свои дома я первым делом привязываю к местности магазинным шпагатом.

— Почему ты говоришь в нос? Ты что, простыла?

— Нет.

— Замерзла?

— Нет.

— Я же тебе говорил, чтобы ты не лезла в снег! Ты никогда меня не слушаешься, а потом…

— Нет.

— Что — нет? — удивился Данилов.