Виктория Платова - После любви
– Присаживайтесь. – Бармен указывает на кресло.
– Разговор будет долгим?
– Как получится.
Я устраиваюсь в кресле (оказавшемся довольно жестким), не-Шон оккупировал диван. Несколько минут проходят в молчании: не-Шон достает из нагрудного кармана огрызок сигары и довольно долго раскуривает ее.
– Не возражаете? – спрашивает он, выпустив в потолок первую струю вонючего сизого дыма.
– А что бы это изменило?
– Ничего.
– Я вас слушаю.
– Это я вас слушаю.
Мне нечего сказать странному бармену. Или лучше назвать его эксцентричным барменом или барменом себе на уме?..
– Это Пикассо. – Не-Шон указывает сигарой на одну из картин. – Подлинник.
– Подарен заведению самим автором в незапамятные времена, разумеется? Хотите продать его мне?
– Вы забавная. Но я заговорил о подлинниках, потому что это тоже подлинник…
Пикассо не волнует меня ни в каком виде, будь то музейный холст или копия, отпечатанная на газетной бумаге. Пикассо не волнует меня – чего не скажешь о фотографии, которую протянул мне не-Шон. Для того чтобы взять ее с бюро, ему не понадобилось даже подниматься – так сужено пространство комнаты.
Главные действующие лица снимка – сам не-Шон и… и Фрэнки.
Франсуа Пеллетье, каким я запомнила его по Эс-Суэйре. По отелю Доминика, по ресторанчику средиземноморской кухни «Ла Скала», по рассказу о взрыве в лондонском автобусе; по заднице, затянутой в водонепроницаемый костюм для серфинга, по перерезанному горлу… нет-нет, лучше не вспоминать об этом, тем более что на фотографии Фрэнки
жив,
здоров,
улыбчив,
полон оптимизма,
совсем как mr.Тилле, герой другого снимка. На этом же – царят не-Шон и Фрэнки, стоящие в обнимку, с одинаковыми открытыми улыбками, в одинаковых шелковых рубашках (снимок сделан летом, судя по буйной зелени кустарников на заднем плане), короли общепита, короли океана, короли граффити, музыкальных автоматов и многих других вещей, о которых я не имею ни малейшего представления.
Иногда убивают и королей.
Я уже знаю об этом, но знает ли об этом не-Шон, сменивший шелковую рубашку на рубашку из вельвета?..
– Что скажете?
– Это и есть Франсуа. Мой друг. – С самого начала я была слишком опрометчива в определениях, но отступать поздно. Уже поздно.
– Да. Это и есть Франсуа. Мой друг.
У не-Шона, безусловно, гораздо больше оснований считать Фрэнки своим другом, вот и фотография это подтверждает, а что могу предъявить я? Регистрационный листок из отеля «Sous Le del de Paris», вечер под аккомпанемент арабского двойника Брайана Адамса? сбивчивую повестушку о телефонном звонке («estoy en la mierda!» – ей не поверил даже марокканский следователь) – а еще я могу предъявить смерть Фрэнки, хотя смерть еще никого не делала друзьями.
Любовниками – да (привет тебе, студентик Мишель, где бы ты сейчас ни оказался!) – но не друзьями.
– И давно вы знакомы с Франсуа? – задает не-Шон самый обычный вопрос.
– Скажем, к друзьям детства его явно не отнесешь. И к друзьям юности тоже, – отвечаю я ему таким же обыденным тоном. – В том смысле, что мы познакомились не так давно.
– И он не рассказывал обо мне?
– Опосредованно.
– Что значит – опосредованно?
– Я здесь и, следовательно, была наслышана о существовании этого бара…
– Вы могли узнать о нем из любого другого источника.
– Но узнала от Фрэнки. И он же подарил мне ваши фирменные спички. Вы сами видели.
– Да… Видел.
– Фрэнки – занятный тип. Много распространялся насчет своих подвигов на ниве сейфов, сыров и сухих строительных смесей. А еще он был диджеем на Ибице. И едва не завербовался в иностранный легион.
– Он любит этим прихвастнуть перед девушками. Откуда вы приехали?
Тон бармена нисколько не изменился, изменилась обстановка вокруг: вещи, до этого предоставленные сами себе, сжимают кольцо вокруг кресла, в котором я так неосмотрительно угнездилась. О том, чтобы подняться, не задев курительницу или сундук, не опрокинув ширму, не может быть и речи. И само кресло превратилось в ловушку – оторвать руку от подлокотника можно, лишь напрягая все силы. Но если словесная экзекуция продолжится теми же темпами – в скором времени и максимального напряжения сил будет недостаточно.
Малодушие – вот чего бы хотелось избежать.
– Откуда?..
– Вы ведь не француженка?
– Нет. Я – русская, но последние несколько лет прожила в Марокко.
– Так вы приехали сюда из Марокко?
– Ну… да.
– И когда?
– Это допрос?
– Нет. Мы просто беседуем.
– Вы пригласили меня поговорить о Фрэнки, но почему-то мы говорим только обо мне.
– Это естественно, вы ведь друзья, не так ли?.. Так когда вы познакомились с Фрэнки? И главное – где?
«Когда» и «где» охватывают королевство Марокко с флангов; стрела «когда» и стрела «где» направлены на его атлантическое побережье, их острия смыкаются в маленькой точке на карте – Эс-Суэйра, население городка (от грудных младенцев до дряхлых стариков) не самый вместительный бар «Cannoe Rose» переварил бы за несколько недель, что известно об Эс-Суэйре не-Шону? И знает ли он вообще о ее существовании?
– Помнится, вы употребляли словечко «давно». – На помощь это не похоже; скорее бармен решил утопить меня окончательно.
– Разве?
– Употребляли. Вы давно не виделись с Франсуа, он ваш давний друг и все такое.
– И что из того?
– А то, что Франсуа никогда не упоминал о вас.
– А должен был?
– Он никогда не упоминал, что знаком с русской.
– Знакомство с русской – из ряда вон выходящее событие?
– Неординарное.
– Я не говорила ему, что я – русская…
Я больше не контролирую ситуацию – и все из-за маленькой ошибки, которая может привести к непредсказуемым последствиям. Отвлекшись на вещи в каморке, убаюканная монотонным голосом бармена, я – совершенно машинально – сказала правду о себе. Русская из Марокко, уличенная в акценте и еще бог знает в чем. Все было бы по-другому, представься я испанкой из Нюрнберга, ну что я за дура!.. Об испанку из Нюрнберга бармен обломал бы себе все зубы. Испанке из Нюрнберга все сходит с рук, чего стоила одна встреча с отмороженным сопляком Слободаном! Мы расстались, довольные друг другом, но в случае с барменом исход встречи вовсе не выглядит таким уж безмятежным.
– …Не говорили?
– Нет.
– Вы познакомились в Марокко?
– Допустим.
– Но Франсуа никогда не был в Марокко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});