Пригнись, я танцую - Саммер Холланд
Не просыпаясь, Кэтрин обхватывает его рукой, и сердце рвется на тысячу кусочков, кровоточит. Из глаз текут слезы, капая на подушку. Он закончит то, что начал: обеспечит любимой такую жизнь, чтобы она не боялась искать свою мечту. Том уже все посчитал: по ипотеке осталось платить всего десять лет, и квартира будет полностью ее. То, что оставалось в гараже, он допродал, положил на их совместный счет, на котором Кэтрин копила его зарплату. Там хватит на три года: платить ипотеку и спокойно жить. За это время она сможет понять, чем хочет заниматься, и даже немного встать на ноги.
Это все равно предательство: он же обещал. Но Том оставляет ей все, что может, чтобы хоть как-то сгладить вину. Если бы он знал, что так получится, уже тогда, в том баре… то сделал бы то же самое, ведь он эгоистичный ублюдок, а Кэтрин слишком хороша, чтобы отказаться от нее. Хоть сейчас Том и разобьет ей сердце, она тоже была счастлива в этом коротком браке. Счастье, пусть и недолгое, стоит того, чтобы за него бороться.
Том закрывает глаза и пробегается пальцами по ее изгибам, стараясь запомнить, как ощущается ее кожа. Здесь у нее маленький шрам, а вот тут родинка. Кэтрин сонно целует его в плечо, двигаясь ближе, и от этого по телу пробегает разряд.
Любовь всей его жизни спокойно спит, и Том просто прижимает ее к себе, боясь потревожить. Он не уснет, поэтому будет охранять сон любимой до рассвета – единственное, что еще может сделать.
Это их последняя ночь на земле.
Глава 55. Зануда
Кэтрин впервые опаздывает на работу, но даже не чувствует вину. Она столько раз задерживалась и приходила в выходные, что заслужила свои чертовы пятнадцать минут. Это все Том: сегодня утром он отказывался выбираться из постели, даже позвонил на работу и сказал, что простыл. И ее не выпускал, продолжая обнимать и покрывать поцелуями.
Наверное, он будет счастлив услышать, что через пару недель она готова проводить так каждое утро. Тело до сих пор приятно расслаблено: Том задержал ее в кровати не только поцелуями. Такой день, что даже ругаться ни с кем не хочется. Боже, хорошо бы Жасмин не начала уговаривать ее остаться – сил спорить у Кэтрин в любом случае нет.
В кабинете Кэтрин быстро переодевается и торопится в стационар. Забавно, что у нее до сих пор не начался токсикоз: неужели она из тех счастливых женщин, способных пережить беременность без него? А вот грудь уже выросла: даже Том сегодня заметил. Какой она будет к родам? Здорово было бы знать заранее и закупиться бельем нужного размера. Правда, немного побаливает, но это нормально.
С того момента, как Кэтрин решила, что готова и к рождению ребенка, и к тому, чтобы рассказать мужу о своей беременности, на душе стало намного легче.
– Доктор Гибсон, – улыбается ей Салливан, – как я вижу, вы в отличном настроении.
– Рада видеть ваш прогресс, – кивает Кэтрин, возвращая ему улыбку. – Сегодня у нас последний сеанс химиотерапии, и, судя по результатам анализов, мы можем надеяться на оглушительный успех.
– Хорошо бы, – мечтательно тянет он. – Я до смерти устал от этой лимфомы.
– Устали? А кто мне обещал станцевать под окнами клиники на День святого Патрика?
– А я не отказываюсь. Семнадцатое марта, у нас с вами договор.
Кэтрин заканчивает обход в отличном настроении и возвращается к себе. Подписанное уведомление об уходе лежит в ящике ее стола с пятницы: она не хочет отправлять его электронной почтой. Жасмин не просто заведующая отделением, а ее наставница, и это благодаря ей Кэтрин согласилась пойти с Томом на свидание.
Свидание, которое перевернуло ее жизнь. Поставило мир с ног на голову, открыло ей столько возможностей… И подарило парня, научившего ее мечтать.
Забрав уведомление, Кэтрин идет к кабинету Жасмин, стучит в дверь и, дождавшись ответа, заходит внутрь.
– Добрый день, – кивает та, встревоженно глядя поверх очков. – Все в порядке?
– У меня есть к вам небольшой разговор, доктор Райт.
Она делает несколько осторожных шагов вперед и протягивает свое уведомление. Заготовленная речь о жизненных приоритетах вылетает из головы, оставляя только какие-то совершенно не подходящие для ситуации слова.
– Садись, – упавшим голосом произносит Жасмин.
– Я понимаю, как много вы вложили в меня с момента резидентуры, и прекрасно осознаю, насколько это важная профессия, – начинает тараторить Кэтрин, чтобы заполнить тяжелую паузу. – И хочу сказать, что мой уход связан только с личными приоритетами, и ни в коем случае не с рабочими взаимоотношениями и не с клиникой. Я вообще приняла решение, что попробую себя в другой сфере, не связанной с медициной.
– Понимаю, – сухо отвечает Жасмин.
Она стягивает с носа очки, устало трет переносицу и откладывает лист бумаги в сторону.
– Кэтрин, я прекрасно осознаю твои причины увольнения. Даже понимаю, почему ты решила уйти из медицины. При этом, – она тяжело вздыхает и сжимает пальцы в кулаки, – мне хотелось бы напомнить, что ты отличный врач. Талантливый и при том дисциплинированный онколог – большая ценность для всех, помни об этом, пожалуйста.
Это звучит очень странно. Кэтрин чувствует подвох, но никак не может понять, что именно Жасмин хочет сказать.
– Я знаю, – продолжает та, – сложившиеся обстоятельства тебя подкосили. Мы не боги, девочка, и нам никогда не стоит об этом забывать. Мы работаем со сложными болезнями, которые порой непредсказуемы. Даже если мы делаем абсолютно все возможное, уверенные, что это обязано помочь, временами рак оказывается сильнее.
Ноги холодеют: она же это… не о Томе?
– Доктор Райт, – сглатывает комок в горле Кэтрин, – о чем вы говорите?
– О том, что я понимаю твое желание провести последние месяцы с мужем.
