Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

– Сейчас я тебе докажу, что жалкий и бессовестный мент на самом деле самый ласковый и нежный…

И теперь уже без ласк и поцелуев он решительно и глубоко вошел в нее, а она только вскрикнула – облегченно и торжествующе.

– Денис, родной, – прошептала она, когда все кончилось, и вдруг, не в силах совладать с переполнившими ее чувствами, разрыдалась тихо, почти беззвучно, уткнувшись лицом в его плечо.

– Ну что ты, что ты… Все хорошо, – ласково шептал он, осторожно снимая губами слезы с ее щек и ресниц. – Все уже позади, и мы вместе, как бы ты этого ни хотела…

Людмила моментально перестала плакать и, приподнявшись на локте, с несказанным удивлением уставилась на Дениса.

– Что ты сказал? Я этого не хотела?

Теперь настала очередь Дениса удивиться:

– Но не я же, в конце концов, сбежал в Красноярск? И это ты не соизволила даже попрощаться…

– Можно подумать, тебе это надо было! – Она отвела взгляд в сторону. – Ты, говорят, жениться надумал, так к чему тогда выяснять отношения? Ни тебе, ни мне от этого не жарко и не холодно!

Денис протяжно вздохнул, перевернулся на бок и пристально посмотрел на нее.

– Моя женитьба – мое личное дело, и всего только двух человек я поставил в известность, что тешу себя подобными намерениями. Твою Антонину и Стаса. И лишь они одни знают, что я сделал то, чего зарекался никогда не делать. Я влюбился, и до такой степени, что наверняка каленым железом не смогу выжечь эту женщину из своего сердца!

– С чем тебя и поздравляю. – Людмила попыталась произнести это как можно более язвительно, но не справилась с волнением, и голос ее заметно дрогнул. – Только одного я не пойму: если ты так сильно любишь ее, то зачем меня затащил в свою постель, да еще с ключами обдурил?

– Ты что, притворяешься или до сих пор ничего не поняла? – спросил он озадаченно.

– Все я прекрасно поняла! – ответила она со злостью. – Надька будет тебе достойной женой, и я очень рада, что сегодняшняя репетиция перед свадьбой окажется полезной для вас обоих!

– Надька! – Денис в шутливом ужасе округлил глаза и вдруг, обхватив Людмилу руками, принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, все тело и только через четверть часа, когда они окончательно пришли в себя, едва сдерживаясь от смеха, спросил: – Это Антонина тебе лапшу на уши насчет Надьки навешала?

– Антонина, – призналась Людмила. – И я, честно сказать, ужасно расстроилась. – Она уткнулась носом ему в плечо и прошептала: – Три дня я не находила себе места, даже Лайза заметила, что со мной не ладно. Вызвала к себе и, когда я ей все рассказала, отругала меня на чем свет стоит и велела отправляться в Вознесенское. И знаешь, что она сказала мне напоследок? «Я тебя до работы не допущу, пока не разберешься со своим Барсуковым!» – Она слегка потерлась носом о его плечо и смущенно продолжала: – Но не это меня заставило приехать сюда. Даже после разговора с Лайзой я сомневалась, боялась, тянула с отъездом… А три дня тому назад задержалась на работе, смотрю, на часах восемь вечера. Знаю, что ты должен быть в своем кабинете, и… набрала номер. – Людмила нервно сглотнула, приподнялась на локте и сверху вниз посмотрела в глаза Дениса. – Ты не представляешь, что я почувствовала, когда услышала твой голос. Всего пара слов, каких – не помню… И тут же бросила трубку. Меня трясло так, что ручка вывалилась из рук. И я поняла, что безумно люблю тебя и никогда не прощу себе, если не увижу снова. Пойми, я не хотела вставать между тобой и Надькой, я просто хотела еще раз увидеть тебя…

– Люда. – Денис осторожно отвел прядку волос с ее лба. – Я влюбился в тебя моментально, вероятно, еще в кабинете у Кубышкина. И поверь, я нисколько не преувеличиваю. Но после каждой нашей встречи я чувствовал себя боксерской грушей, которую основательно поколотили. И в прямом, и в переносном смысле. Я непозволительно много думал о тебе, даже тогда, когда по долгу службы обязан был думать о другом. Я многое пережил и многое повидал. И всегда считал, что не стоит отвлекаться на женщин, которые знают себе цену, к которым трудно подступиться. Гораздо больше доступных и нетребовательных баб, с которыми легко утешиться и так же легко о них забыть… Все это время я пытался оправдать свою нерешительность тем, что чрезмерно занят, работа занимает у меня все время, кроме сна. Я, конечно, понимал, что веду себя как последняя скотина, но не хотел себе признаться, что на самом деле боюсь услышать твой отказ. Потом ты уехала, не позвонила, не попрощалась… И тогда мне стало ясно, что я тебе не нужен, да еще с такой обузой – Костей, отцом… Ты – молодая, красивая. Тебе надо делать карьеру, получать ученые степени, общаться с интересными людьми, а тут – жалкий, никчемный милиционер, который ничего не может тебе дать взамен, кроме своей любви.

– Денис. – Людмила обняла его за плечи, прижала к себе. – Никогда, слышишь, никогда не смей унижать себя даже перед самим собой. Я ничего не слышала про жалкого и никчемного милиционера, потому что дороже тебя у меня никого нет. – Она быстро поцеловала его в губы и вдруг, рассмеявшись, откинулась головой на подушки. – Признайся только, что обложили вы меня с Антониной весьма профессионально. Даже Славка и тот на твою сторону встал. Он ведь со мной недели две по телефону не разговаривал, когда я в Красноярск уехала, с тобой не повидавшись. Это ты его тут потихоньку подначивал или все-таки Антонина?

– Он у тебя и сам парень с головой. Учти, в институт пошел не по нашему со Стасом наущению, а по собственному желанию. Я его даже пытался напугать всякими сложностями и не слишком приятными подробностями, но он крепко уперся, ничем его не смог пронять. А потом думаю: была не была, оправдаюсь как-нибудь перед Людмилой свет Алексеевной. – Он с интересом посмотрел на нее. – Ты знала, что он мне после каждого экзамена звонил, в курс, так сказать, вводил? И попутно кое-какие подробности сообщал из твоей личной жизни…

– Ну вы и даете! – Людмила села и покачала головой. – Славка тоже, выходит, в вашей команде? Ну, мошенник! А я-то думаю, с чего это он после каждого экзамена на главпочтамт бегает. А он, оказывается, отчитывался о проделанной работе. Ох и покажу я ему при случае, как родную сестру закладывать.

– Не сердись! – Денис опять привлек ее к себе, и она улеглась головой на его плечо. – Брат у тебя – мировой парень и, между прочим, тебя оправдывал и защищал, когда я попытался на его сестру навечно обидеться.

– А что, было и такое?

– Конечно. Никогда мне так обидно не было, как в тот день, когда ты уехала и не попрощалась. Думаю, так тебе и надо, товарищ Барсуков! Потому что нужен ты на этом свете только для того, чтобы дерьмо разгребать да сволочь всякую ловить! И плевать, что у тебя и сердце есть, и душа, и мозги какие-никакие… Рассердился я тогда на свою проклятую жизнь и уехал к Банзаю…