Сандра Браун - Петля желания

Когда Беллами наконец добежала до рыбацкого домика, ее легкие разрывались от боли, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она ввалилась внутрь домика и стала искать место, где можно спрятаться, даже несмотря на то, что одну часть металлической крыши снесло, а другой частью прорезало строение, подобно ножу гильотины, и рассекло лодку на две части. У Беллами началась истерика. Она закрыла голову руками и попыталась забиться в какой-нибудь уголок, где бы ее никто не увидел.

Дождь хлестал по окнам отцовского кабинета. Где-то поблизости сверкнула двойная стрела молнии. За ней последовал оглушительный раскат грома. Лампа на столе замигала и погасла.

Беллами снова захотелось убежать куда-нибудь и спрятаться, как в тот день в рыбацком домике, но она уже не была тем ребенком и если сейчас поддастся страху, то никогда не узнает того, что даже внезапно проснувшаяся память не смогла ей открыть.

Беллами дотянулась рукой до края стола и, опершись на него, поднялась на ноги. Она закрыла глаза, чтобы не видеть яростной грозы за окном, сделала несколько глубоких вдохов и вышла из комнаты.

Света не было во всем доме, но Беллами без труда нашла дорогу к главной лестнице.

Ухватившись за балясину, она остановилась. Ее изогнутая резная поверхность показалась ей угрожающей. В доме оказалось настолько темно, что Беллами даже не могла разглядеть, где вверху заканчивается деревянная колонна, но усилием воли она заставила себя поставить ногу на нижнюю ступеньку и начала подниматься.

Время от времени Беллами ослепляли яркие вспышки молнии, заставлявшие ее хвататься за балясину и ждать, пока сможет хоть что-то различать во мраке. Выйдя на площадку второго этажа, она бросила взгляд в глубь длинного коридора. Там царила непроглядная тьма. Только из-под двери спальни Оливии и Говарда сочился слабый лучик света. Беллами быстро проследовала к двери и, даже не постучавшись, повернула ручку и вошла.

Маленькая свечка мерцала на ночном столике. Оливия лежала на кровати, накрывшись одеялом.

– Оливия?

Та приподняла голову с подушки:

– Беллами… – И совсем тихо она добавила: – Стивен уехал.

Беллами подошла к кровати. Оливия бросила взгляд на руку Беллами, в которой та сжимала две фотографии. Затем взгляд Оливии переместился на лицо Беллами, и несколько мгновений она внимательно всматривалась в ее глаза.

Наконец она сказала:

– Ты все знаешь.

Беллами кивнула и присела на краешек кровати. Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга. Первой напряженное молчание нарушила Оливия:

– Как ты смогла догадаться?

– Я не догадалась. Я просто увидела эти фотографии и вспомнила.

Оливия вопросительно посмотрела на нее.

Беллами рассказала ей о своей потере памяти.

– Даже когда я писала книгу и была полностью сосредоточена на том трагическом дне, кое-какие моменты ускользали из моей памяти. Но вот теперь все вернулось.

– Ты видела, как я это сделала? – почти шепотом спросила Оливия.

– Я видела, как ты стояла над ее телом с развязанной бабочкой от блузки в руке.

– Да. После урагана никто не заметил, что ее больше нет. С людей почти полностью срывало одежду. Одного ребенка нашли совсем голым. Воронка в буквальном смысле слова затянула одежду малыша.

– Ты просто бросила бабочку среди обломков. И орудие убийства исчезло, когда убирали последствия урагана.

– Потом считалось, что Сьюзен задушили ее же собственными трусиками.

– Значит, те трусики, которые нашли в доме Стрикленда сегодня…

– Да, я уверена, что это ее трусики. Алан, наверное, передал их брату до своего ареста, ведь они могли стать дополнительной уликой против него.

– И ты знала, что они у него?

– Знала. Конечно, у меня не было доказательств, но я догадывалась. Я была уверена, что полиция их найдет и они станут решающей уликой против него. Но они не нашли. Не могу понять, зачем Рей хранил их все эти годы?

Беллами была потрясена тем, с каким спокойствием и почти равнодушием Оливия вспоминала те страшные события.

– Но что же случилось там, в лесу, Оливия?

Она глубоко вздохнула:

– Я видела, как Сьюзен вышла из павильона с тем парнем. Он следовал за ней, как самец за разгоряченной самкой. Она действительно была такой, ты ведь знаешь.

Практически постоянно. От нее исходил какой-то животный запах. Или что-то такое. Я не знаю. Но мужчины это всегда ощущали. Так или иначе, я последовала за ними. Я не хотела, чтобы она своими проделками испортила нам праздник. И я услышала их раньше, чем увидела. Омерзительные звуки. Как животные во время случки. Его тяжелое дыхание, ее сладострастные стоны. Сьюзен стояла, прислонившись к дереву. Верхняя часть ее летнего платья была приспущена. Он ласкал ее грудь. Руками, губами. Создавалось впечатление, что он полностью поглощен этим занятием, но у Сьюзен был скучающий вид. Она внимательно смотрела в небо. Она заметила, что все вокруг стало каким-то странным, как будто приближается ураган. Но он либо не слышал того, что она говорила, либо не обратил внимания. Она назвала его по имени и слегка оттолкнула от себя. «Я не хочу вымокнуть под дождем», – сказала она. Он рассмеялся и ответил: «Тогда нам следует поторопиться». Он расстегнул и спустил штаны. Сьюзен взглянула на него и захихикала. «Спрячь этообратно в штаны», – фыркнула она. «Если я этогде-то и спрячу, то только не в штанах», – ответил он.

Оливия содрогнулась.

– Они вызвали у меня такое отвращение, что я была уже готова повернуться и уйти.

Мне совсем не хотелось наблюдать за ними. Но тут Сьюзен ударила его по руке. «Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? Я не собираюсь здесь оставаться и портить свое праздничное платье!» – крикнула она. Он попытался уговаривать ее, вначале шутливо, потом со все большей злостью. В конце концов грубо обругал ее, натянул штаны и собрался уходить. Со смехом она попросила его не злиться на нее. И тогда я увидела, как она снимает трусики и швыряет их ему, словно мячик, советуя ему пользоваться ими, когда он будет заниматься мастурбацией, и при этом обязательно думать о ней.

Оливия на мгновение закрыла глаза.

– Конечно, она использовала гораздо более грубые слова. – Мгновение она молчала, затем глубоко вздохнула и продолжила: – Сьюзен поправила одежду и волосы. Как бы красива она ни была, в тот момент она вызывала у меня отвращение. Мое отношение, по-видимому, слишком ярко отразилось у меня на лице, потому что, увидев меня, она крикнула: «Что тебе надо?» Она нисколько не смутилась, и ей было даже не интересно знать, сколько времени я провела рядом с ними и что видела. Сьюзен просто бросила мне в лицо вопрос тоном глубочайшей ненависти. И я безо всякой утайки выложила все, что о ней думаю, что она позор нашей семьи, что она отвратительна и аморальна. В ответ она издала театральный вздох, оттолкнулась от дерева и со словами «оставь свои нотации при себе» проследовала мимо меня, приподняв юбку, чтобы ее краем не коснуться меня. Это стало последней каплей. Против своей воли я потянулась и крепко схватила ее за руку. Она потребовала, чтобы я ее отпустила, но я только еще крепче сжала ей руку. И вот именно тогда… тогда… я сказала ей, чтобы она оставила Стивена в покое.