Нина Соротокина - Фаворит императрицы

– Пересчитать хочешь? – усмехнулся Родион.

– Могилой воняет… – Матвей бросил монеты назад в мешок.

– А говорят, золото не пахнет. А ведь ксендз-мудрец предупреждал меня: поиск справедливости приводит еще к большей несправедливости.

– Что ж теперь – и справедливость искать не надо?

– Надо, но по-умному. – Родион почувствовал вдруг, как смертельно он устал. – Понимаешь, Матвей, мы ведь, по сути, украли эти деньги. Они нам не принадлежат.

– А кому они принадлежат?

– Я думаю, Польше.

– Ее избирателям. – Матвей кивнул головой. – Но мы с тобой стоим за Августа.

– В гробу я видел этого Августа, – обозлился Родион.

– Знаешь, Родька, давай по-простому. За Августа стоит наше отечество, а мы у него на службе. Стало быть, эти деньги принадлежат враждебной нам державе.

– Это Польша-то тебе враждебная? Чем это она тебе не угодила?

– Да, не получается, – согласился Матвей. – Давай совсем по-простому. Мы с тобой добыли эти деньги, чтобы Бирон от меня отвязался и не запихнул меня, а заодно и тебя, опять в подвал. Справедливо?

– Справедливо, – согласился Родион. – Но если всмотреться, все не так просто.

– А если не всматриваться? Нам сейчас надо немедленно добраться до расположений русской армий, найти хотя бы какой-нибудь полк в деревне. Там мы берем карету, охрану и мчим в Петербург.

– Все правильно. Карету с помощью наших бумаг мы получим. Но как же Елизавета Карповна? – В голосе Родиона прозвучало искреннее участие.

– Ах, Лизонька, душа моя… – Глаза Матвея затуманились. – Я напишу ей письмо: «Обстоятельства чрезвычайные заставляют меня немедленно скакать в Петербург. Но знай, ангел мой, все мои помыслы – с тобой. Моя любовь к тебе, о дева…» ну и так далее. Я знаю, как написать.

– Но каково бедной девушке? Она тебя ждет, а не письма. Ты о ней подумай!

– Родька, не мотай душу. Светает уже. Нам бы живыми добраться и золото довезти.

Через минуту друзья были уже в седле.

– Ну, вперед? И как говорят у них – поможет нам Святая Мадонна!

– И как у нас говорят – спасет нас Матерь Божья. Вперед!

Эпилог

Двоевластие, вернее, безвластие в Польше не могло продолжаться вечно. В конце года генерал Ласси получил из Петербурга приказ двигаться к Данцигу, за стенами которого продолжал пребывать король Станислав Лещинский. В Польше в это время находилась 50-тысячная русская армия. Однако для сохранения порядка в стране и сдерживания вооруженных отрядов конфедератов требовались значительные силы. 12 тысяч солдат – это все, что мог позволить себе Ласси, с этой армией он и двинулся на приступ города-бунтаря.

В конце февраля русское войско остановилось в полмиле от Данцига. В город был послан трубач, который высказал следующие требования Ласси: оставить Станислава, присягнуть Августу и принять в город на постой сберегательное русское войско. Город не принял этих условий, решив обороняться. Станислав рассчитывал на помощь Франции, французский посол де Монти не скупился на обещания. В Данциг уже прибыли французские инженеры для строительства оборонительных сооружений, Швеция тоже послала сто своих офицеров. Данциг – морской город, только бы дождаться весны, а стало быть, навигации, а потом из Франции морем прибудет значительное подкрепление.

Началась осада Данцига. Прежде чем воевать, Ласси решил устроить полякам трудность с водой и хлебом в осажденном городе, для чего перекрыл реку Радавну и осушил лучшую в Данциге мельницу. Но, в общем-то, генерал сознавал, что город ему не взять – солдат мало, артиллерии нет.

Петербург тем временем жил обычной жизнью, встретили Новый год, отшумели маскарады. И случился такой вечер в гостиной государыни, который внес порядок в военные дела.

У Анны I было отличное настроение. Компания своя, привычная: Бирон с супругой Бенигной, Левенвольде, Миних… Шутейная команда веселила высокое общество. Придворный скрипач и шут Педрилло услаждал всех игрой на скрипке.

Шуты, арапы и карлы в этот вечер были в ударе, как-то особенно удачно каверзничали, чехарда с подножками и общей свалкой выглядела презабавно, да и шутки их были особенно едки. Государыня много смеялась, а глаза и пот на висках вытирала вышитым платком, подаренным ей недавно Бенигной, супруга фаворита была искусной вышивальщицей. Потом Анна спохватилась – нет платка. Вот ведь только что в подоле лежал… Бросились искать. Проворный Миних, хоть и сидел дальше других, первым нашел пропажу – платок упал на пол, краешком царской юбки его и прикрыло. И нет бы просто фельдмаршалу вручить пропажу, государыне, так он еще обставил все театрально: встал на одно колено и протянул платок с улыбкой:

– Мой трофей…

– А я у вас его выкуплю, – со смехом сказала государыня и протянула руку, всю в перстнях, в алмазах. – Выбирай любое кольцо!

– Дороже всех алмазов рука ваша, – прошептал Миних и как бы в экстазе все пальцы один за другим перецеловал – по числу вышитых на платке роз.

Государыня не только простила Миниху эту вольность, но даже поцеловала негодника в лоб. А Бирон не простил. Не для того Бенигна колола пальцы за вышивкой, чтобы этот… – и ведь старик уже, а туда же! – наживал на оброненном платке политический и прочий капитал при дворе. Бирон понял, удаление Миниха из дворца в новый дом на Васильевском острове не решило проблемы. Миних остался соперником, он опасен, а для того, чтоб дышать свободно, его надо удалить из самого Петербурга. А куда удалить? На войну!

И фаворит принялся всем и каждому объяснять, какой замечательный полководец Миних. Фельдмаршал – не только инженер, он воин. Ласси стоит под Данцигом, но Ласси пассивен, ему никогда не взять города. Утвердить Августа саксонского на троне может только отважный и решительный муж. А кто этот человек? Миних, другого он не видит. Бирона поддержал Остерман.

Примечательно, что, когда ушей Миниха достигли эти разговоры, он не увидел в них никакого подвоха.

Он тут же поверил, что зря говорить не будут, ему и впрямь предназначено судьбой стать великим полководцем.

Каким полководцем был Миних «на самом деле», судить не берусь, потому что мнения историков на этот счет диаметрально противоположны. Но на счету Миниха много блестящих побед. Правда, эти победы добыты ценой жизни многих тысяч солдат. Для России это обычное дело, кто считает солдатские жизни? И если полководец русский, ему охотно прощают человеческие траты. Но если русскую армию возглавляет иноземец, тут скрупулезно просчитают все, а подведя черту, скажут: он не жалел жизни русских солдат!

Миних отправился в Данциг тайно, под именем артиллерийского полковника Беренса. При нем ехала небольшая свита, канцелярия и военная казна – 13 тысяч червонных. Но своего инкогнито фельдмаршал не удержал. Выехал из Петербурга Беренсом, в Данциг прибыл Минихом. Немедленно был созван военный совет, на котором постановили – поступать с Данцигом без всякого сожаления.