Анна Малышева - Западня

Он зажал ей рот рукой и потащил в рощу. Она отбивалась ногами, дергалась, ей удалось вырваться и снова заорать — теперь в полную силу. Он ударил ее ножом, сам не сознавая, что делает. Просто «от нервов», по его собственным словам. Испугался, поняв, что убил девушку, и ушел.

— Так откуда у вас взялись ключи? — спросил Балакирев.

— Милена отдала.

— Она знала, от чьей квартиры эти ключи?

— Да кто ее знает. Может, знала.

— Мулевина пошли грабить вместе с Оксаной?

Егор помотал головой. Он отрицал, что с ним кто-то был. Сказал, что пошел один, хотел просто поговорить насчет того, как Мулевин жестоко обошелся с Ольгой. Тот открыл дверь. Наверное, и сигнализацию сам снял. Деньги и драгоценности хозяин якобы сам предложил ему, чтобы тот не сдавал его милиции. Сам открыл сейф. Потом неожиданно напал на него… Случилась драка, нож подвернулся случайно.

Балакирев внимательно выслушал Егора и заметил:

— Чего же он боялся милиции, если двадцать четвертого мая сам все рассказал? Поменьше бы врали. Нож тоже взяли случайно?

— Он всегда со мной, — сразу помрачнев, ответил Егор.

— Я его в горах приучился носить. Там часто нужно — веревку обрезать, скобу зачистить, да мало ли зачем…

— Что ж вы его Ватутину подсунули? Он-то с вами ни в горы, ни па дело не ходил?

Егор смолчал. Также он признал, что плейер вынул из сумки мертвой Ольги. Сперва он думал, что найдет там ключи, но не нашел. Денег тоже не было, только мелочь в кошельке. А плейер стоит немало. Сперва он решил его реализовать, чтобы как-то окупить затраты на Ольгу — он передал ей в общей сложности долларов триста пятьдесят, чтобы приручить девушку, отрезать ей путь к отступлению. Потом решил поступить по-другому. Комендант прекрасно знал бестолковость Ватутина, его сомнительный, с точки зрения общества, образ жизни. И в конце концов, тот имел прямую связь с Ольгой и мог держать на нее зуб. Кроме того, токарь добровольно сделал копии ключей от квартиры Мулевина.

Ватутин был уже па свободе. При последней беседе с ним Балакирев, очень просил его держаться в форме, по возможности не напиваться — его участие понадобится на дальнейших допросах. Степан Арсеньевич отреагировал злобно. Он сказал, что теперь будет делать что хочет.

Следователь согласился, что этого ему запретить нельзя, и принес извинения за ошибку. Степан Арсеньевич извинений не принял и ушел с гордо поднятой головой. По его особой рысистой походке Балакирев сразу определил, что тот направился к ближайшему шалману отмечать двое освобождение.

Сакулин также признал, что взял из сейфа пистолет.

Обращаться с оружием он умел — с гордостью сообщил, что в армии стрелял лучше всех в роте, имел значок «Отличника боевой подготовки». Служил на Алтае, там и увлекся альпинизмом. Что делать с пистолетом — не знал, сперва хотел загнать, но в конце концов оставил себе. Из его дальнейшего рассказа стало ясно, что Оксана просто расчувствовалась, уверяя, что не имеет никакого касательства к смерти Ирины. На самом деле она сама как-то сообщила Егору, что Ирина богатенькая. Режиссерша взяла с собой Оксану в магазин тканей, когда стали шить костюмы к премьере. Они вместе выбирали ткани на мужские и женские кимоно, и причем не из самых дешевых.

Когда руководительница расплачивалась, ей не хватило денег и она дала Оксане стодолларовую бумажку. Попросила быстро обменять. Та сбегала в ближайший обменный пункт, по дороге припоминая, что в том отделении кошелька, откуда руководительница достала деньги, лежало еще несколько «зеленых» бумажек. Егор заинтересовался ее рассказом. Но на мысль об ограблении их подтолкнула Ольга.

Еще на первых занятиях Ольга совершила эффектный поступок — потратила личные деньги на ксерокопии. Это действительно были ее собственные сбережения, она их собирала почти год. Тогда она еще не сошлась с Оксаной и, видимо, надеялась получить роль путем подхалимажа. Егор узнал об этом и придумал свой план. Ольга должна непременно сходить домой к режиссерше, потребовать свои деньги назад. Попутно осмотреть квартиру, выяснить, где Ирина прячет деньги. Ольга с легкостью согласилась. Она ненавидела режиссершу по вполне понятным причинам.

Адрес Ирины узнала Оксана. Она выкрала у нее из сумки ключи — это было во время репетиции, в середине апреля. Выбежала из кинотеатра, передала ключи Ольге — та ждала за углом. Ольга быстро сняла копии в ближайшем металлоремонте. К концу репетиции ключи уже лежали в сумке, на своем прежнем месте. Попутно Оксана посмотрела паспорт, переписала к себе в блокнот данные о прописке Ирины Сергеевны. По этому адресу послали Ольгу, чтобы выяснить, действительно ли Ирина там живет. Егор по роду своей работы часто имел дело с пропиской и прекрасно знал, что множество людей не проживают на своей законной площади вместе с родственниками, предпочитая снимать квартиру.

Ольга блестяще осуществила свою часть плана. Правда, семьсот рублей, которые она потребовала у Ирины, режиссерша достала просто из кошелька. Но девушка пошла дальше. Она сообщила, что ее мать очень тяжело больна, нужна валюта на операцию. Нельзя ли занять денег у Ирины Сергеевны? Та не дала, но Ольга заметила косой взгляд, который Ирина невольно метнула в сторону окна. Ольга посмотрела туда же, но не увидела там ничего, кроме батареи. Вежливо попрощалась и ушла. Девушка даже не дала Ирине времени спросить, откуда она узнала ее адрес.

— Оксанка была против того, чтобы мы грабили Ирину, — махнув рукой на свои прежние запирательства, рассказывал Егор. — Она говорила, что участвовать не будет. И не участвовала. Просила еще, чтобы я дал ей поиграть, чтобы оттянул это дело, пока не пройдет хотя бы десяток спектаклей. Она боялась, что ее вычислят и все рухнет. С ума сходила по своему театру… Короче, я один туда пошел. Оксанка мне только сообщила, что у них после спектакля фуршет, ну и я поехал на квартиру, чтобы спокойно покопаться. Только эта горбунья что-то рано вернулась. По моим расчетам, должна была попозже. Не хотел я ее убивать — вот вам крест!

— Пистолет, получается, тоже случайно с собой взяли? — спросил Балакирев. — Почему вы молчите, Сакулии? Говорите уж все. Я не вижу для вас никакой надежды выпутаться. И даже обещать ничего не хочу.

Егор несколько минут сидел, сжав зубы, и на его темных щеках ходили маленькие злые желвачки. Наконец он признал, что пистолет взял для самообороны. Но тут же умолк, видно сообразив, как нелепо прозвучали его слова. Он мог отбиться от маленькой горбуньи голыми руками. Егор рассказал, что, выстрелив, сперва думал, что женщина осталась жива, потому и перетащил ее на кровать, уложил на спину.

Но сердце перестало прослушиваться через несколько минут. Тогда он запаниковал. Набрал в ведро воды, тщательно замыл везде пятна крови. Простирнул даже ее запачканные кровью тапочки и поставил их перед постелью — так, будто она сама их сняла. За те несколько дней, покуда Ирина лежала в квартире, тапочки успели полностью высохнуть. Пистолет он вытер и вложил ей в правую руку. Глушитель свернул и спрятал к себе в карман. Обстоятельность и разумность его действий не слишком вязались с его словами о панике. Он и сам начинал понимать, что ни о каком смягчении наказания уже речи быть не может, и разошелся.