Эллен Байеррум - Убийственная стрижка

Жозефина Редфорд была француженкой и потому старалась соответствовать всем мыслимым стереотипам: была худой, стильной и с таким характером, как у нее, могла бы запускать голыми руками летающие ракеты. Прекрасно умела вести светские беседы, была довольно остроумна и, по словам Стеллы, вполне выносима, если только не подходить слишком близко. Хорошенькой в общепринятом смысле слова ее не назовешь. Разве что экзотичной брюнеткой.

Слишком высокого полета птица для «Стайлиттос». Интересно, как ее угораздило связаться с этим грубым животным Бойдом? — подумала Лейси.

— Как она ладила с Энджи? — спросила Лейси у Стеллы.

— Честно говоря, недели две назад они поскандалили.

— Из-за чего?

— Точно не знаю, но Энджи плакала. Что-то насчет Марши Робинсон, а может, из-за Крысиного Короля. Я старалась не вмешиваться. Понимаешь, все знали, что Жозефина ненавидит баб, с которыми спал бывший муж. Хотя они давно не живут вместе, все никак не могут успокоиться. В каком-то извращенном смысле они до сих пор питают друг к другу нечто вроде страсти. Бойд обожает издеваться над Жозефиной, подробно рассказывая о своих похождениях, так что у нее имеется довольно точный поименный список его любовниц. Он, в свою очередь, ведет счет ее завоеваниям.

Энджи добавила, что поскольку они были разведены и считали себя цивилизованными людьми, то сделали из этого нечто вроде развлечения. Объявили людям, что у них душевные отношения ради бизнеса и семьи, состоявшей из Борегара Редфорда, или Бо, вечного студента какого-либо колледжа. Связаны крепко-накрепко местью и взаимными обвинениями. И «Стайлиттос».

Бо, единственный наследник, тоже почтил похороны своим присутствием и сидел рядом с матерью. Стилисты прозвали его Шампунь-бой, поскольку, еще учась в школе, он не гнушался подрабатывать в салонах мальчиком на побегушках: подметал волосы, приносил чистое белье и мыл головы клиентам. Сейчас вид у него был скучающим и значительно менее зловещим, чем у папаши. Не такой омерзительный, как отец, не столь экзотичный, как мать. Похоже, фамильные гены немного выдохлись к тому времени, как на свет появился Шампунь-бой. Очень темные редкие, доходящие до плеч волосы были уложены в несколько осовремененном стиле храброго принца. Россыпь веснушек на носу и полное отсутствие растительности на щеках. Бо уже исполнилось двадцать четыре, и его в очередной раз исключили из очередного колледжа вследствие неистребимой любви к наркотикам и сомнительным проделкам. Сам Бо хотел окунуться в семейный бизнес в качестве стилиста, как когда-то отец, но тот настоял, чтобы сын сначала получил диплом. Сын же жаждал приобрести такую же репутацию соблазнителя.

Все это Стелла с энтузиазмом выложила Лейси.

— Что за сомнительные проделки?

— Не знаю. Бойд не рекламирует преступлений Бо.

— Можно подумать, ты рекламируешь.

— Ну, дорогая, меньше знаешь, лучше спишь.

В четверть одиннадцатого пухленький коротышка священник значительно откашлялся, и воцарилось молчание, прерываемое шарканьем и всхлипами. Солистка спела «Мост над бурными водами», не совсем точно попадая в высокие ноты.

После такого долгого ожидания служба показалась неожиданно короткой. Священник непонятного вероисповедания, вместо того чтобы сказать несколько теплых слов в адрес жертвы самоубийства, произнес банальную, полную общих мест речь, пригодную для любого кандидата на банальное, общее для всех путешествие в банальную, общую для всех жизнь после смерти. Большинство скорбящих, впрочем, вполне утешились общими фразами.

Но только не Стелла.

— Этого недостаточно, — прошипела она встревожившейся Лейси. — И ты называешь это проводами?

Не дождавшись ответа, она встала и решительно направилась к кафедре. Люди оборачивались, чтобы взглянуть на нее. Никто не уполномочивал Стеллу говорить, но возмущение оказалось сильнее, и теперь ей не было удержу. Она громко откашлялась и подула в микрофон. Микрофон отреагировал противным визгом.

— Эта штука работает? — разнесся по церкви ее голос. Очевидно, желая убедиться, что никто не спит, она поскребла микрофон длинным ногтем, отчего глаза всех присутствующих мгновенно открылись. За исключением Энджи, разумеется. — Простите, но у меня есть что сказать обо всей этой прискорбной истории.

Стелла глубоко вздохнула, поправила берет, закинула конец шарфа за правое плечо и продолжила:

— Я была менеджером Энджи в салоне «Стайлиттос» на Дюпон-Секл. И знаю, что у всех тяжело на душе, потому что Энджи больше не будет с нами. Но я… я чувствую себя хуже всех. Она была классной девчонкой с классным будущим звездного стилиста. Мы все читали о ней в газетах. С таким количеством скользких политиканов и кретинов с университетским образованием в этом городе она бы до конца дней своих имела кусок хлеба, улучшая их жалкий имидж.

По церкви пронесся шепоток, но Стелла упрямо шла напролом:

— Так или иначе, того, что произошло с Энджи, не должно было случиться. О, конечно, копы твердят, будто это было самоубийство, и коронер сказал, это самоубийство, и газеты кричат, это самоубийство. Но что они знают? Ничего!

Микрофон снова взвизгнул. Скорбящие, мирно клевавшие носами во время утешительной речи священника, насторожились. Стелла схватила микрофон и принялась разгуливать в проходах, как телевизионный проповедник.

— Самоубийство? Фиг вам! Прошу прощения замой французский. Энджела Вудз не убивала себя, и все, кто ее знал, уверены, что она не могла этого сделать. Пусть я не разбираюсь в людях, зато разбираюсь в волосах. У Энджи были самые красивые волосы на свете. Совсем как у ангела. И она ими гордилась. Ухаживала, пользовалась лучшими кондиционерами и никогда не делала химическую завивку. Она тряслась над своими волосами. Словом, вы понимаете, о чем я.

Сто пятьдесят стилистов дружно кивнули, едва сдерживая слезы.

— А полиция заявляет, что в ночь субботы она отхватила добрых два фута своих роскошных волос, выбрила проплешины на голове и потом добровольно рассталась с жизнью. Черта лысого! Это я нашла ее в салоне. Я, Стелла Лейк! И поверьте, картина была не слишком красивой. Скорее жуткой. Такого кошмара я не видела ни до, ни после. Клянусь, Энджи почти оскальпировал какой-то псих парикмахер, прежде чем убить! Говорю вам, я убеждена: это не работа профессионального стилиста!

Родственники в первом ряду потрясенно заохали, но остальная публика затаила дыхание.

— Ну так вот, я не собираюсь особенно об этом распространяться, потому что здесь ее мать и сестры и это для них слишком болезненно. Но все стилисты знают, что я имею в виду. Говорю вам: есть такой профессионал, который обязательно докопается до сути. И этот профессионал сегодня здесь.