Купер Хупер - Охота на Вульфа

Либо его недоверие проявилось слишком отчетливо, либо она развила удивительный дар читать выражение его лица; оба варианта ему не понравились.

— Я не имел в виду… — начал он.

— О, не трать время на отрицание очевидного, Вульф. Я, конечно, могу понять твое положение. Я имею в виду, что выставка еще даже не открылась, а с ней уже столько проблем. И я уверена, что ты будешь чувствовать себя ужасно, если кто-то из тех, кого ты знаешь лично — как Ниссу, например, — в действительности окажется вором, решившим украсть бесценную коллекцию твоего брата.

Он снова почувствовал напряжение. Такой протяжный голос, черт возьми. У нее настоящий талант представлять вещи так, что это звучит оскорбительно.

— Я не встречаюсь с ней, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — по крайней мере, сейчас.

Ее лицо приобрело выражение фальшивого сочувствия.

— Ах да, она была из тех, кто не смог удержаться надолго, ведь так? Ты все еще не обдумал возможность лечения?

— Я в полном порядке! — он почти рычал.

Шторм моргнула.

— Нет, конечно, нет. Огромное количество мужчин испытывают трудности с поиском подходящей женщины. Но я снова повторяю, что ты должен расширить диапазон. Я имею в виду… тебе уже сколько? Полных сорок?

— Тридцать шесть, — огрызнулся он, уговаривая себя успокоиться, уверенный, что она смеется над ним.

— О, извини — тридцать шесть, — сказала она торжественно. — Что ж, и тем не менее. Ты видимо сосредоточился на блондинках что-то около двадцати лет. Я думаю, что пора твоему здравому смыслу подсказать тебе: «что бы ты ни искал, этого здесь нет».

Вульф знал, что им манипулировали. Еще с их первого разговора днем, она начала вести себя именно так, и к этому времени ее манера общения не изменилась. Он даже был уверен, что если остановится и подумает над этим, то придет к заключению, что она заводит разговор о его личных предпочтениях, как только натыкается на тему, которую не хочет обсуждать.

Проблема заключалась в том, что ее протяжный голос сводил его с ума, а сияние ее глаз — будь это смех или блеск интеллекта — брало верх над его чувствами, не считаясь с его собственной головой. Было невероятно трудно думать о чем-то еще, кроме того, что она сводит его с ума.

Она держала его в таком неуравновешенном состоянии уже несколько часов, поэтому едва ли можно удивляться тому, что он реагировал на нее, не прислушиваясь к своей интуиции и своим ощущениям.

— Почему ты так уверена, что у тебя есть то, что я ищу? — спросил он зло, убирая руку с дивана и придвигаясь к ней ближе. Она сидела у края дивана, подобрав под себя ноги, его бедро уперлось ей в бок.

— Я этого не говорила, — тихо сказала она, опустив длинные ресницы, спрятавшие блеск ее глаз.

— Черта с два, ты не говорила. Ты говорила это весь день. Что случилось, Шторм? Я становлюсь слишком любопытным?

Темные ресницы взлетели вверх, когда она подняла на него свои определенно смеющиеся глаза. Она рассудительно произнесла:

— Не делай того, о чем потом пожалеешь. Мы оба знаем, что я провоцировала тебя на это, и если ты позволишь мне выйти сухой из воды… Я всегда буду знать какие кнопки нажать. Не так ли?

Это была правда, и он это понимал. Но было еще что-то очень обезоруживающее в ее противоречивом признании своего вызывающего поведения. И, кроме того, она его соблазняла на протяжении всего вечера, пленяла и раздражала, забавляла и злила, околдовывала и заставляла защищаться. Даже учитывая, что внутри у него ревел сигнал тревоги, он просто не мог вести себя разумно по отношению к ней.

Уже второй раз за день он сказал:

— Я знаю, что пожалею об этом.

Затем он притянул ее к себе.

То, что он почувствовал в эти первые мгновения, было вовсе не сожалением. Она была теплой, стройной и пугающе хрупкой. Ее мягкие губы были именно такими, какими он их себе представлял. Она немедленно прижалась к нему всем телом.

Он не ожидал того, что произошло дальше. Это была вспышка, настоящий взрыв чувств такой силы, что заставил сотрясаться все его тело и отключил разум. Его первым побуждением было отступить, избежать этого чрезвычайного проявления чувств, и когда он ему последовал, ее глаза открылись и поймали его.

Они были темно-зеленого цвета, ярко горящие, но не светом, а жаром страсти, и в них ясно читалось потрясение. Приоткрытые губы подрагивали, она казалась ему слегка побледневшей. Постепенно шок начал проходить, уступая место приятному, робкому желанию, руки медленно стали ползти вверх, чтобы обвить его шею.

Вульф пробормотал проклятие и потянулся к ней снова. Теперь ее эротичный рот жил одной жизнью с его, и между ними было так много страсти, что он точно знал: они просто сгорят вместе. Он наслаждался ощущением неожиданно полной груди и шелковистых волос, в которых запутались его пальцы, из ее горла вырвался хриплый вскрик, который ударил ему в голову как неразбавленный бренди.

На один бесконечный миг он почти потерял контроль над собой и позволил страсти унести их обоих, но глубоко внутри него звонили колокола, возвещавшие об опасности, и он больше не мог их игнорировать.

Шторм не сразу поняла, что он собирается оставить ее, а когда осознала, ей потребовалось несколько секунд, чтобы вновь обрести голос.

— Я сделала что-то не так? — пробормотала она, чувствуя себя слишком ошеломленной, чтобы продумать вопрос.

Его лицо превратилось в неподвижную маску, но глаза горели голубым пламенем.

— Да, — ответил он одновременно и мягким и странно грубым голосом, — Ты встретила меня.

И прежде чем она смогла начать разгадывать эту загадку, дверь за ним уже тихо закрылась.

Она медленно развернулась, опустила ноги на пол и уставилась в пустоту. День был очень длинным. Она еще не пробыла в Сан-Франциско и двадцати четырех часов, а уже влипла в неприятности.

— Мя…, - сказал Мишка, словно прочитав ее мысли.

— Я могу с этим справиться, — она повернула голову и посмотрела на маленького котика. Он сидел на спинке дивана и молча наблюдал за ней. — Я не потеряю контроль. Во всем виновата смена часовых поясов, и только. Вот почему я сегодня размечталась.

Мишка тихо замурлыкал.

Она не хотела признаваться даже самой себе, что никогда до этого усталость не заставляла ее воображение подкидывать ей вещи, которых не существовало, особенно такое впечатляющее желание, поразившее ее с ошеломляющей силой. Она также не хотела признавать, что такого она не чувствовала никогда в жизни.

Тем не менее, это было правдой.

Несмотря на то, что Шторм была невероятно вымотана и взбудоражена, ее внутренние часы напомнили о встрече, которую нельзя пропустить. Она встала и направилась в ванную комнату, плеснула холодной воды на лицо, помедлила секунду, изучая отражение в зеркале. Губы немного припухли и стали более красными, чем она привыкла, зато глаза были очень яркими, горящими как в лихорадке.