Нора Робертс - Голос из прошлого

— Надеюсь. — «Помни, что перед тобой твоя потенциальная покупательница, — сказала себе Тори, — так что запасись терпением». — Несколько минут назад я столкнулась с Уэйдом. Он упомянул о доме — моем старом доме, и о том, что его можно снять.

— Да, конечно. Арендаторы Лэвеллов как раз съехали оттуда две недели назад. Но, милая моя, неужели ты хочешь жить так далеко? У нас есть несколько хороших квартир в центре города. Например, на Ривер-террас, в котором есть все, что могла бы пожелать одинокая девушка. Включая и одиноких мужчин, — добавила она, хитро подмигнув. — Современное оборудование, ковровое покрытие от стены до стены. Мы сами там арендовали прекрасную квартиру с садом.

— Квартиры меня не интересуют. Мне хочется жить подальше от центра и в отдельном доме. Сколько стоит аренда?

— Сейчас посмотрю.

Она и так все знала. Умом Лисси обладала гораздо более острым, чем многие полагали. Ей нравилось, что ее недооценивали. Она повернула стул и для видимости нажала несколько клавиш компьютера.

— Честное слово, никак не освою тонкости этого дела.

Внимательно просмотрев экран, Лисси подсчитала аренду помесячно.

— Ты знаешь, что в доме две спальни и одна ванная? И что от города это на расстоянии пятнадцати-двадцати минут езды на машине. А та квартирка, о которой я тебе говорила, всего в десяти минутах ходьбы?

— Я беру дом.

Лисси взглянула на Тори, моргая широко раскрытыми глазами.

— Берешь? Ты не хочешь прежде его осмотреть?

— Я его видела. Сейчас выпишу чек. Надо уплатить за первый и последний месяцы аренды?

— Да. — И Лисси пожала плечами. — Подожди немного, я заполню документы.

Через тридцать секунд сделка была совершена, подписана, скреплена печатями, и Тори вышла из конторы с ключами, а Лисси повисла на телефоне, распространяя новость.

Дом тоже изменился. Конечно, он стоял, как прежде, тылом к узкой грязной дороге недалеко от болота. С западной стороны расстилались поля, и нежные побеги табака уже показались из земли, ровные, словно ряды послушных школьников. Однако под окном спальни кто-то посадил розово-белую азалию. Там же росла молодая магнолия. Тори вспомнила заржавленные петли двери и облупившуюся белую краску, но и об этом кто-то позаботился. Оконные стекла сияли чистотой, а дом был недавно выкрашен в бледно-голубой цвет. Пристроили также крыльцо, достаточно широкое, чтобы на нем уместилось кресло-качалка.

Вид у дома был почти гостеприимный. Пульс у Тори участился, пока она шла к нему. Возможно, здесь живут призраки, но именно из-за этого она и вернулась. Не лучше ли встретиться с ними лицом к лицу? Ключи звякнули в руке, скрипнула входная дверь. Тори глубоко вздохнула и вошла.

Она очутилась в пустой комнате, стены которой были выкрашены в цвет слоновой кости, унылый, но вполне приемлемый. Пол был чистый. И пахло слегка краской и полиролем для мебели.

Тори прошла на кухню. Столы были перекрашены в нейтральный серый цвет, шкафы — в белый. Плита новая — или, во всяком случае, новее, чем та, над которой в поте лица трудилась мать. Окно над раковиной, как прежде, выходило на болото. Зеленое и таинственное.

Собрав все свое мужество, она направилась в детскую. Кровать ее когда-то стояла около окна. Она любила глядеть из него в ночь или раннее утро. Здесь помещался небольшой комод с разбухшими, неподатливыми ящиками. В нижнем Тори прятала книги, потому что папе не нравилось, когда она читала что-нибудь, кроме Библии.

В этой комнате дурные воспоминания мешались с хорошими. О том, как она украдкой читала по ночам, или снах, которые ей снились, или о том, как она строила планы совместных с Хоуп приключений.

И, конечно, о побоях. Больше никто не тронет ее и пальцем.

«Здесь можно устроить кабинет, — решила она. — Поставить стол, стеллажи для папок и, может быть, кресло для чтения, лампу». Этого будет достаточно. А спать она станет в комнате родителей. Да, именно там. Эту комнату она преобразит в свою собственную.

Тори прошла было к двери, но остановилась и медленно открыла дверцу стенного шкафа. Здесь, свернувшись калачиком, с заплаканным лицом, затаился в темноте призрак ее самой. До восьми лет она выплакала столько слез, что другой девочке хватило бы на целую жизнь. Тори нагнулась и провела рукой по нижней планке шкафа, по вырезанным в дереве буквам и с закрытыми глазами, словно по системе Брайля, прочитала кончиками пальцев:

Я — ТОРИ

«Да, это правда. Я — Тори. И вы этого у меня не отнимете. Я — Тори. И я вернулась!» Она выпрямилась. Воздух! Не хватает воздуха. Она попятилась назад, ладони у нее вспотели, и она обернулась, готовая бежать отсюда прочь. Но ноги ее словно приросли к полу. За стеклянной входной дверью маячила чья-то тень. Заходящее солнце высветило контуры мужской фигуры.

Дверь скрипнула, и Тори снова стало восемь лет. Она была беззащитна и испытывала ужас.

Глава 4

Мужчина назвал ее по имени, полностью, Викторией. Полное, непривычно длинное имя бархатно забулькало, словно вино, вытекающее из подогретой бутылки. Еще можно было убежать, и она удивилась, ощутив в себе так много от трусливого кролика, готового забиться в норку при малейшем шорохе. Призрака обступили ее со всех сторон, насмешливо нашептывая что-то на ухо.

Прежде она убегала, и не однажды, но ей никогда не удавалось спастись. Замерев от страха, Тори стояла как вкопанная. Дверь снова скрипнула, и паника подступила к горлу.

— Извини, что напугал.

Голос у него был тихий, привыкший утешать и соблазнять.

— Я остановился, чтобы узнать, не надо ли чего-нибудь.

Он стоял прямо на пороге, и солнечные лучи ярко освещали его сзади, отчего черты лица расплывались в полумраке.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Неужели ты забыла, как быстро в Прогрессе распространяются слухи?

В голосе послышалась смешинка, рассчитанная на то, чтобы дать ей успокоиться. Это значит, что страх ее замечен и что она легкая, очень легкая добыча. Вот это мнение, по крайней мере, она сумеет опровергнуть. Тори сложила руки на груди.

— Нет, я ничего не забыла. Кто вы?

— Ты меня обижаешь. Даже спустя столько лет я сразу бы узнал тебя в толпе. Я Кейд, — ответил он и подошел ближе. — Кинкейд Лэвелл.

И теперь, когда он выступил из солнечного нимба, она как следует разглядела его.

Кинкейд Лэвелл. Брат Хоуп. Интересно, она узнала бы его в толпе? Нет, вряд ли. Мальчиком он был худ, с мягким выражением лица. У этого человека сложение было плотное, под закатанными до локтя рукавами рубахи угадывались сильные бицепсы. И хотя он приветливо улыбался, в чертах лица не было и следа былой мягкости. Волосы потемнели по сравнению с прошлым, стали каштанового цвета, с выгоревшими на солнце вьющимися кончиками.