Анастасия Акулова - Тлеют угли костров отгоревших…

– Простите госпожа, но вы ошибаетесь, – возмутилась Марта, – Я вовсе не фаворитка государя, а вчера мы просто случайно столкнулись на прогулке. Подобный статус не для меня, я не из тех, кто ищет выгод такими способами. Верите или нет, но вы не правы.

– Рано или поздно всё становится явным, особенно, когда речь идёт о фаворитках, – слегка улыбнулась та, аккуратно перебирая пальцами свои спутанные золотые локоны, – Фаворитка – это почти официальный статус, он несёт много выгод, причём не столько самой фаворитке, сколько людям, умеющим правильно этим пользоваться. К тому же, любое желание моего брата это негласный закон, который никто не осмеливается нарушать, какими бы ни было оно аморальным, жестоким и так далее. Тебя, бедную овечку, никто не спросит – если он захочет, ты будешь его игрушкой, вне зависимости от того, чего хочешь ты. Так что, если чутьё меня не подводит, то тебя уже можно поздравить с новым и весьма прибыльным статусом, Марта. Он очень шаткий, недолговечный и непостоянный, как и сами человеческие прихоти.

Марта смотрела на госпожу широко распахнутыми в ужасе глазами. Её, неискушённую девушку, такие речи очень пугали и вызывали отвращение.

– Прошу вас, не нужно так говорить, – сглотнув горький ком, ответила она, – Я не пустая кукла, потворствующая чужим желаниям и прихотям. Да, я простая девушка, подневольная крестьянка, вынужденная жить в тяжёлых условиях, но они в моём понимании не являются поводом для… такого. И у меня есть капелька гордости. Пожалуйста, не говорите так больше!

– Что ж, правда не изменится, если её не озвучивать, – безразлично пожала плечами царевна, вновь поворачиваясь к зеркалу, – Принеси-ка мне моё изумрудное платье.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Марта принялась за привычную работу.

Холодные хлопья красивых снежинок медленно и неравномерно опускались на и без того заснеженный сад. День уже близился к вечеру, но скупое зимнее солнце всё ещё светило довольно ярко.

Только окончив возложенную на неё работу, Марте почему-то вновь захотелось прийти сюда, порадоваться холодной зимней красоте и просто поразмышлять. Зябко укутавшись в тулуп, девушка инстинктивно потирала замёрзшие руки и бесцельно бродила по саду. Чуть отдалившись от дворца, Марта одним ловким движением распустила слишком туго собранные волосы, позволив им стелиться по ветру шёлковой чёрной волной.

На красновато-синем небе уже виднелся бледный кусочек луны. Разглядывая его, девушка высоко запрокинула головку и легко улыбнулась. Но беззаботность схлынула, как только ей вспомнились слова госпожи, сказанные сегодня утром.

Всё это звучало для неё поистине некрасиво, да и сам Пётр из этих слов показался не таким, каким она его видела.

Да, пожалуй, она слишком наивна, особенно учитывая то, как обходилась с ней судьба. Но некий огонёк в душе поддерживал в ней веру в лучшее, словно частичка вечного тепла, которая жила у неё в груди, и которую она дарила всем, кто был способен эту частичку в ней разглядеть.

Что же до государя, то она не могла не признать, что он произвёл на неё сильное впечатление. Один только его обволакивающий голос действовал на неё больше, чем все ухаживания мужчин, когда-либо встречавшихся ей. И словно каждая фибра души впитывала те моменты, когда он даже просто бросал на неё мимолётный взгляд. Она совсем его не знала, но уже успела понять, что ей нравится молча с лёгкой улыбкой слушать его рассуждения, спорить на разные неожиданные темы, нравится невольно замирать от осознания его близости или просто смотреть в глубокие синие глаза, от которых, казалось, напрочь лишаешься рассудка.

«О Боже, что за мысли приходят в голову!» – Ужаснулась девушка, пытаясь одёрнуть себя.

Марта никогда не испытывала подобных чувств. Она имела лишь слабое представление о таких понятиях, как любовь или страсть. Даже будучи замужем, тогда, в Мариенбурге, она рядом с мужем ощущала лишь пустоту, хотя он и был довольно приятным молодым человеком. Ни к нему, ни к кому-либо ещё, она не испытывала тех эмоций, какие наверняка хоть в какой-то степени должны быть у юной и романтичной особы.

Она вообще не знала настоящей любви, даже мимолётной нежности. Всё было как-то сухо, безэмоционально, приземлённо. И вся жизнь состояла лишь из горечи и грубости.

Поэтому этот странный трепет в груди казался лишь её собственной блажью, фантазией – действительно, разве могут быть столь чудесные тёплые чувства настоящими? В её понимании – нет.

Однако словно вопреки этому выводу, ноги сами принесли её к тому фонтану, у которого они вчера встретились. И от одного только воспоминания губы растянулись в искренней, очаровательной улыбке.

Присев на бортик этого фонтана, Марта шумно вдохнула морозный воздух, пытаясь избавиться от этих мыслей. Это всё глупость, кто она такая, чтобы даже мечтать о самом государе, даже смотреть на него? Кто она такая, чтобы думать, что могла хоть чем-то заинтересовать его?!

Зажмурившись, девушка обречённо вздохнула и вновь запрокинула голову, поражаясь глупости собственных мыслей и надежд.

– Неужели не только я люблю здесь часто бывать? – Совсем рядом раздался тот самый обволакивающий голос, принадлежащий предмету её терзаний.

Заметно вздрогнув, Марта подскочила так резко, что перед глазами замельтешили красные точки.

– Ваше Величество, – реверанс вышел не очень изящным. Зазря распущенные волосы упали на испуганное личико, добавляя хрупкости и очаровательной женственности её облику, о чём сама она не подозревала и мило смущалась несколько неподобающего вида. Дыхание перехватило от синевы его глаз, загоревшихся странным огнём, который передавался и ей. От долгого взгляда по коже пробежались мурашки, и в этот раз отнюдь не от холода…

Оглядев девушку, царь слегка усмехнулся. На самом деле он надеялся застать её здесь.

– Позвольте, я пойду, – одёрнув себя, вновь слегка поклонилась она, и, обогнув его, хотела было сбежать во дворец. Но его тихий, властный оклик словно воздвиг на пути невидимую стену.

– Я не отпускал тебя. Останься, – несмотря на теплоту лёгкой улыбки, в голосе звучали привычные твёрдые повелительные нотки.

Девушка и сама не хотела уходить. Но его тон на секунду заставил её почувствовать себя безвольной игрушкой. Да, она – крестьянка, по сути, рабыня. Для других. Но вещью она себя никогда не считала. Пусть, опять же, глупо, но ей было почему-то важно сейчас слегка укоризненно спросить:

– Это приказ?

В любом другом случае Пётр непременно ответил бы утвердительно, но не сейчас.