Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

      Я пошевелилась, медленно разгибая затекшие руки и ноги. Черт, какое неприятное ощущение. Бок отлежала. Так же медленно я села. Потрясла головой, прогоняя остатки сна. И только тут заметила, что чуть в стороне, прислонясь к стволу тоненькой березки, сидит Рыжий. Спокойно так сидит. Жует травинку и смотрит на меня. Ах, ну да... Он же пустующее место занял. Вот сволочь!

      - Привет! Ты что тут делаешь? - злобно поинтересовалась я.

      - Проснулась? - вместо ответа улыбнулся Мишка, не обратив внимания на мою агрессивность, и сунул в рот очередную травинку. - Нашла место, где спать.

      - Где хочу, там и сплю, - тут же взбрыкнула я. - Это никого не касается.

      - Ага, - хмыкнул он. - Если не считать, что Светка тебя обыскалась. Нас весь день на поиски гоняла. Заметь, уже второй раз. По какому поводу ты бунтуешь?

      - Не твое дело.

      - Не мое, - в глазах у Рыжего вспыхнули смешинки. - Только у Светика побег карается расстрелом.

      Какие заразительные смешинки в глазах у этого Рыжего!

      - Ну и как она? Апоплексический удар не хватил? - Мишкино веселье злило, но одновременно и успокаивало.

      - Пока нет, но, может, и хватит.

      - Ну и черт с ней! Я - не собственность, - сказала я в воздух.

      Рука сама стала нервно ощипывать стебелек тимофеевки. Должно быть, мой голос все еще был злобным, потому что Рыжий пересел поближе и растеряно спросил:

      - Аль, что-нибудь случилось?

      И я не стала ему врать, хотя сначала такое желание имелось.

      - Да.

      - Что-нибудь серьезное?

      - Да.

      - Кто-нибудь обидел? - он подсел еще ближе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять - он за меня действительно переживает. А за меня никогда никто, кроме отца и тетки, не переживал. И мне больше не хотелось делать ему больно. Наоборот, неизвестно откуда возникло теплое чувство благодарности. Благодарности? Н-да...

      - Сама себя обидела. Больше, чем другие. Не сердись, Рыжик, никому не хочу об этом говорить.

      - У тебя заплаканное лицо, - спокойно заметил он. Вытащил из моих волос сухую веточку. Сунул пальцы в карман модных джинсов и вытянул крохотную расческу, - На, причешись. Плакала?

      Я молча кивнула. Рядом с Мишкой мне сейчас было лучше, чем с кем бы то ни было. Лучше и спокойней. От него шло доброе человеческое тепло. Ничего не надо из себя строить. Можно говорить правду. Можно не бояться выглядеть такой, какая ты есть. В глубине души существовала уверенность, что Мишка все поймет правильно. Я подняла на него глаза и вместо привычных голубых льдинок увидела два теплых озерка. И удивилась. Он смотрел на меня с какой-то нежной жалостью. Мне стало не по себе, и я перевела взгляд на куст волчьей ягоды за его плечом.

      - Как ты меня нашел?

      - Случайно, - он пожал плечами. Мускулы так и заиграли под белой футболкой.

      - Ехал с футбольного поля. Решил срезать угол - проехать здесь, ну и увидел... "спящую красавицу"...

      - А почему не разбудил? - мне захотелось обидеться. И смотреть не на Рыжего, а на бабочку, которая порхала возле его уха.

      - Уж больно ты сладко спала. Даже причмокивала.

      Вот змей! Думает, он тут кому-то нужен. Мечтать не вредно!

      - И давно ты здесь?

      - Что? - Мишка отмахнулся от бабочки.

      - Я спрашиваю, давно ты мой сон караулишь?

      - Часа два, - рассмеялся он. - Там, наверное, уже игра закончилась.

      - Какая игра? - спросила и сразу вспомнила, что наши должны сегодня играть в футбол с парнями из Березовки и Хлебникова. - А ты? Ты не играл?

      - Меня освободили. Я же тебя искал, - Мишка, как и вчера в овраге, заглянул мне в лицо. До чего ему веснушки идут! Заглянул и сразу отодвинулся. А я облегченно вздохнула. Потому что, как и вчера, очень испугалась.

      - На, - он протянул мне аккуратный сверток. В свертке - два бутерброда с вареной колбасой. В желудке сразу же начались спазмы. Оказалось, что очень хочется есть. Надо же, от себя оторвал.

      - Спасибо, - зубы уже впились в бутерброд и вместо слов получалось голодное урчание. - Еще бы попить.

      - Ага, - кивнул Рыжий, - и умыться.

      Он опять скалил зубы. И что за человек? Я никак не могла понять. Рыжий подождал, пока я доем, и выкатил из-за кустов мотоцикл. Хорошо же я спала, если не слышала Мишкину "Яву" - из-за утерянного глушака она ревет, как сто чертей - только мертвый не услышит. Я полюбовалась мотоциклом и тут заметила, что на багажнике лежит целый ворох васильков.

      - Ой, какая прелесть, - невольно вырвалось у меня. - Это кому?

      - Это себе, - смутился Рыжий, - Люблю васильки, понимаешь...

      - А хочешь? Возьми, - предложил он.

      - Хочу, - ответила я. Эти васильки казались лучше роз. - Пойдем на родник? У меня еще есть время. Умоюсь. Попью. А по дороге сплету венок.

      - И мне тоже, - попросил он.

      - Ты шутишь? - удивилась я и взглянула на него повнимательней. Нет, кажется, не шутит... Ладно, сплету и ему, раз он так хочет.

      Мы шли по тропинке вглубь леса - к роднику, - и почти не разговаривали. Я была занята плетением венков и своими, неожиданно крамольными, мыслями. А Рыжему приходилось перетаскивать "Яву" через рытвины и корни сосен, вылезающие из-под земли. Изредка Мишка чертыхался. Пели птицы. Шумела листва от легкого ветерка. Не возникало необходимости в каких-либо словах.

      Тропинка под ногами становилась сырой и упругой. Слабо пахло прелью и грибами. Я совсем успокоилась. Так тихо стало на душе... Мой венок был сплетен первым и тут же надет. Мишка показал большой палец в знак одобрения.