Елена Арсеньева - Академия обольщения

Эта Катя все поняла, конечно. Невыносимо представить, как она будет хохотать над несуразной пассажиркой, которая всю ночь неизвестно чем – вернее, известно чем! – занималась с молодыми соседями по купе, которые напоили ее допьяна, а потом… Наверняка эта Катя решила, что все было именно так. Опытная женщина, небось всякого навидалась. И расскажет другим проводницам, и вообще – всем своим подружкам и знакомым.

Алёну скрутило рыданием.

Катя повернулась, посмотрела холодными, насмешливыми, всепонимающими глазами:

– Ну и что теперь реветь-то? Силком тебя имели, что ли? Небось еще и сама их просила. Помню, как ты в гости зазывала того, кто тебе на постельное белье деньги дал… Ну вот и зазвала. Так что не реви, пошевеливайся скорей. Что ты еле двигаешься, как неживая? Пить надо меньше. Да, да, надо меньше пить! Или что, сразу трое участвовали? Во все дырки драли, что ли?

Проводница хихикнула.

– Вы что?! – с трудом шевеля губами, выдавила Алёна. – Что вы мелете?! Как вы могли подумать такое, как могли…

– Ну, большое дело! – пожала плечами Катя. – Ты поработай с мое на транспорте, еще и не такое подумаешь. Такого наглядишься, что уже ничему удивляться не будешь. Точно тебе говорю! Другие в твоем возрасте мальчиков красивеньких за денежки нанимают. А тебе еще и приплатили как хорошо… по высшему разряду. Нормальным девкам надо небось полмесяца вкалывать, чтобы столько заработать!

Глаза Кати снова с живейшим интересом устремились к деньгам, которые Алёна сжимала в кулаке.

Деньги со столика она брать не собиралась, но они сгреблись как бы сами собой, будто приклеились к косметичке, которая их прикрывала.

Может, отдать проводнице, пусть подавится? Купить этими деньгами ее молчание?

Да больно уж баба поганая. Не уймется, начнет мести языком, будто помелом. Получится, что за свой позор ей же и заплатишь.

Переживет! Обойдется! Перетопчется!

Алёна сунула купюры в карман и ринулась вон из вагона. Хотелось оказаться как можно дальше отсюда – от поезда, от перрона. Как можно дальше!

Желание было таким острым, что она даже не смогла заставить себя зайти в туалет тут же, на Казанском вокзале. Не поленилась добежать до подземного перехода, перейти на другую сторону площади, подняться на второй этаж Ярославского вокзала – и только там начала приводить себя в порядок.

Народу здесь было мало, никто не обращал на Алёну никакого внимания, и она, забившись в кабинку, переоделась – торопливо, как бы воровато, стараясь не касаться своего тела. И так же старалась не думать ни о чем – только о том, как поскорей привести себя в порядок. Но мысли бились, бились, словно птицы о прутья клетки.

Сделали они что-нибудь с ней? Или нет?

Она не помнила.

«Червонная дама, четыре валета…»

Нет, «валетов» было только три. Но и их вполне достаточно!

Вроде бы тело говорило, что нет, ничего эти трое с ней не сделали. Никаких следов… Все же она была опытной женщиной и, уж наверное, поняла бы, если бы провела ночь… вернее, если бы с ней провели ночь трое молодых мужчин.

Мелькнула мысль зайти в пункт анонимного обследования, показаться гинекологу. Ага, хорошая мысль. И что сказать? Извините, меня, мол, собирались трахнуть трое красавчиков, но что-то я не пойму, трахнули или нет, так, что ли?

Можно представить реагаж…

Нет, скорей всего, «валеты» ее не тронули. Но зачем, зачем было проделано все это цирковое представление? С пьяного необъяснимого куража? Или чтобы унизить женщину? Показать: ты была в нашей полной власти, мы могли уделать тебя и так, и этак, но не стали, потому что нам до тебя и дотронуться противно?

Ну да, для женщины с такой степенью гордыни, как у Алёны Дмитриевой, неизвестно еще, что более оскорбительно: отбиваться от разнузданных молодых стебарей или чувствовать их отвращение к ней…

Нелепо, да? Любая порядочная женщина оскорбится такой постановкой вопроса? Одно из двух: или Алёна Дмитриева ненормальная, или… Или пусть нормальная сунет в карман свое ханжество. Пренебрежение оскорбительно любой женщине!

Алена вспомнила Константина и Андрея, двух своих нежных приятелей. Но сейчас воспоминание, которое всегда повышало жизненный тонус, принесло только боль. А что, если и им она противна? Что, если и они приходят к Алёне лишь потому, что она поднакопила за жизнь немалый опыт, который парни с удовольствием перенимают? Потому приходят, что она весела и умна, раскованна, охотно соглашается на самые невероятные эксперименты? А в глубине души и Константин, и Андрей не имеют ничего против того, что встречи происходят при плотно задернутых шторах, в полумраке, когда не видно… Как там было сказано? «Морщинки на мордочке… грудь, наверное, уже того-с, животик дрябленький, пелодка, конечно, небритайа…»

Да будьте вы прокляты с вашим хамством, с вашим сленгом, «падонки»!

Кое-как причесавшись, трижды почистив зубы, умывшись и нанеся на враз осунувшееся лицо крем, Алёна не поленилась спуститься вниз, на привокзальную площадь, купить в продуктовом магазинчике (продавщица смотрела равнодушными, стеклянными глазами, ей не было никакого дела до всклокоченной дамочки с безумным лицом, и Алёна была благодарна за ее равнодушие чуть ли не до слез) большую бутылку воды, в аптеке – три пачки одноразовых платков и гигиенические салфетки, потом вернулась в туалет, разделась в кабинке и устроила себе что-то вроде душа. Стало чуточку легче. В косметичке лежал пробничек любимых «Burberr Touch». Духи эти Алёна берегла пуще глаза, но сейчас уж было не до экономии. Флакончик опустел, и Алёна почувствовала, что от нее перестало шибать коньяком и развратом. Она могла бы теперь послужить ходячей рекламой фирмы «Burberry» и, по совместительству, образцом дурного вкуса (приличные женщины не употребляют парфюм в таком количестве!), но это ее заботило меньше всего. Да и о каких приличиях можно говорить в данной ситуации, вы что, люди добрые?!

Подкрасив глаза и подмазав губы, Алёна сочла, что стала похожа на человека, хотя бы отдаленно. Ужасно захотелось есть. Теперь она направила все свои мысли только в русло насыщения и не позволяла им сворачивать в другом направлении. Думала о любимой овсянке на воде с белым изюмом, старательно жалела о том, что невозможно съесть кашу. Ну ничего, творог – тоже хорошо. Зашла в магазин и купила две творожные «Активии» с курагой (15 процентов бесплатно!), пластмассовую ложечку и стаканчик кофе.

Потом еще один стаканчик. И еще.

Наконец-то сырая вата, которой с самого утра была набита голова Алёна, исчезла оттуда. Но счастья нашей героине это не принесло. В освободившееся пространство полезли мысли, которые она до сих пор старательно изгоняла.