Елена Арсеньева - Полуночный лихач

– Ну, те, у кого «Форды», не занимаются частным извозом, – пояснила она. – «Волги» и «Лады» всякие я не люблю, меня почему-то сразу укачивает в них. А «Москвич» – совсем другое дело.

– Что, серьезно? – вдруг засмеялся он. – Так вы, значит, первого мужчину выбирали в зависимости от марки машины?

Нина сцепила зубы. Еще один его дурацкий вопрос – и она с криком выскочит вон, побежит по этой стройке, рискуя переломать ноги!

Из последних сил она выдавила:

– Поцелуйте меня, пожалуйста. – И, откинувшись на спинку, зажмурила глаза.

Сердце колотилось так, что она едва расслышала тяжелый вздох незнакомца. Потом его рука легла на ее плечо, какое-то мгновение она вдыхала горьковатый табачный запах, а потом прохладные губы прижались к ее губам.

Какое-то мгновение Нина сидела оцепенев, потом, испугавшись, что, не встретив отклика с ее стороны, он отстранится, вцепилась в его плечи и приоткрыла рот.

Она не целовалась ни с кем ни разу в жизни и первые минуты никак не могла справиться со своими безвольными, неумелыми губами. То ли открытыми их держать, то ли закрытыми? Да еще его язык прорывался в ее рот, прямо спасу нет. Не зная, что делать, Нина погладила его своим языком и подумала, что ничего неприятного в этом нет. Да и вообще целоваться ей даже понравилось. Губы незнакомца стали горячими, Нина привыкла к этому странному ощущению чужого рта и попыталась повторять все, что делал он.

Это были нехитрые приемы. Гладить, впиваться, присасываться… Слова какие-то примитивные, чувствуешь-то совсем другое! Словами это не выразить.

Нине стало жарко, и незнакомец, словно поняв это, стянул с нее куртку.

Она покорно высвободилась, с мимолетным проблеском страха ощутив, что заодно он спустил с плеч халат, надетый прямо на голое тело. Она бы, наверное, отстранилась, да невозможно было, он слишком крепко прижимался к ней, вдавливал своей тяжестью в спинку сиденья. Потом спинка вдруг мягко пошла вниз, и Нина поняла, что лежит. Он вытянулся рядом, не прерывая поцелуя, осторожно блуждал пальцами по ее обнажившемуся телу. Ее начинало трясти, когда эти чуть шершавые, прохладные пальцы совершали круговое движение по животу.

Ни слова не было сказано меж ними, а может быть, он что-то и говорил, да Нина не слышала. Только иногда его тяжелое дыхание вдруг достигало слуха – и тотчас все звуки вновь тонули в оглушительном биении крови в висках.

…К счастью, ключ у нее был с собой. Нина медленно, осторожно поворачивала его в замке, моля бога, чтобы родители сидели перед телевизором, а не стояли в грозном ожидании в прихожей. Она сделала все, что могла, чтобы привести себя в порядок, еще раз придирчиво оглядела себя на площадке третьего этажа, где вкрутили новую, яркую лампочку. Здорово, что она купила те салфетки, без них был бы просто завал. А так удалось все вытереть.

Вот только волосы, конечно, дыбом. Нина как могла приглаживала их и распутывала пальцами, но это мало помогло. Провела языком по губам. Да, это…

Меня милый, меня милый целовал,Родный батюшка нечайно увидал.– Почему припухли губки? – он спросил,А я сказала, что комарик укусил! —

с подвизгом пропел вдруг кто-то в голове, и Нина сжала губы как могла крепче.

Но ей повезло. Замок открылся почти бесшумно, а может, родители были слишком обижены и просто сделали вид, что не заметили ее возвращения. Если так, да здравствуют обиды!

Нина прямо в куртке шмыгнула в ванную и вздохнула спокойно, только когда заперлась на защелку.

Придирчиво оглядела куртку. Ничего, чистая, только измята так, будто ее корова жевала. Но халат…

Нина тихо ахнула, увидев пятно на подоле. А если бы кто-то шел за ней следом в подъезде?! И ведь, наверное, все это просочилось через тонкий шелк на сиденье автомобиля! Что, если он женат и утром жена увидит это…

Нина зажмурилась и с наслаждением сунула голову под секущие струи горячего душа, вымывая ненужные мысли.

Она долго сидела в ванне, натирая себя мочалкой с таким ожесточением, словно хотела сорвать кожу. На левой груди, рядом с соском, отпечатался синий полукруг. Нина рассеянно поглаживала его кончиками пальцев.

Странно… А ведь казалось, что это все происходило не с ней, все как бы пролетало мимо, кроме отдельных, разрозненных ощущений, казалось, она потом не сможет восстановить все это в памяти. Но нет, оказывается, она все помнит и заново ощущает, как он впился губами ей в грудь, глуша крик своего наслаждения…

Нина зажмурилась. Не только она беспомощно, обреченно извивалась в его объятиях, всем телом, всем существом ловя острые, как боль, почти мучительные искры блаженства. Он тоже, да, он тоже. И, может быть, когда Нина вдруг, неожиданно для самой себя, вырвалась из его ослабевших, утомленных рук и метнулась, не разбирая дороги, в темноту, в этом его: «Подожди! Куда ты! Постой!» – звучало отчаяние от разлуки с ней, а вовсе не досада, что ему так и не заплатили? Хотя он ведь предупреждал, что денег за это не берет.

Мгновенной тоской сжало сердце, и Нина, сердито нахмурясь, выключила воду. И только тут услышала стук в дверь и мамин перепуганный голос:

– Нина! Открой, Нина! Тебе что, плохо?!

Она завернулась в полотенце и, приняв самый независимый вид, отодвинула защелку:

– Что случилось?

– Как что?! Ты уже час тут сидишь! Я уж думала, тебя смыло в сток или в обморок упала! А ты что, стираешь, что ли?

– Ну да. И мылась, и стирала. Меня какой-то гад с ног до головы окатил грязью, мчался по лужам, как Шумахер на финише, – с необычайной, незнаемой ранее легкостью соврала Нина.

Мама пристально вглядывалась в ее лицо, и вдруг озабоченные морщинки на лбу разошлись, встревоженные глаза стали спокойными, словно бы в них, как в зеркале, отразилась невозмутимость дочери.

– Что там опять с Инной? – с привычно-ворчливыми интонациями, но вполне миролюбиво спросила мама.

«С кем?» – чуть не спросила Нина.

– Ах, да. Инна передавала тебе привет. Она уехала. Замуж вышла, только не спрашивай, за кого. Я его не видела, успела к самому отправлению поезда.

– Да ты что?! – Мама была откровенно потрясена. И что это мелькнуло в ее глазах, жалость, что ли, к дочери?!

– Да, жалко, что Инка уехала, правда? – совершенно равнодушным голосом, чуть ли не зевая, сказала Нина. – Все-таки столько лет дружили… И я ей очень многим обязана, очень! Пусть у нее все будет хорошо, правда?

– Пусть будет хорошо! – горячо согласилась мама, с умилением глядя на свою внезапно поумневшую дочь. – Конечно!

Честно говоря, она еле удержала себя, чтобы в четверть пятого не выйти из дому. Как раз хватило бы времени доехать до площади Минина. Просто так, из чистого любопытства. Чтобы убедиться, что никакого киллера там нет и не было, а поганые звонки – не более чем розыгрыш.