Галина Романова - Заклятие счастья

Вадик промолчал, тяжело дыша. Старая ведьма знала свое дело! Она очень искусно распоряжалась его возбуждением, очень искусно. Он еле сдерживался, чтобы не стонать.

– Угадала…

Ее грудь вдруг отлепилась от его спины. Но не успел он выдохнуть с облегчением, как Алла Геннадьевна схватила его за ухо и сильно дернула со словами:

– Идем, идем, мальчик мой, поищем вместе. Может, я и смогу тебе чем-то помочь в твоих поисках.

Он встал с места и на негнущихся ногах двинулся следом за ней на второй этаж, где – он точно знал – располагалась ее спальня.

Он с отвращением смотрел на ее переваливающийся под шелковой юбкой огромный зад, на растрескавшиеся пятки, и желание убить ее с каждой минутой становилось все сильнее.

Он сейчас войдет в ее комнату – просторную, богатую, с широкой кроватью, застеленной белоснежным атласным покрывалом, – и сделает с этой шлюхой все, что только придет ему в голову. Все!

«Ну и что такого-то? – подумал Вадик, запирая дверь спальни на всякий случай на ключ. – Она сама виновата, сама напросилась!..»

Глава 5

Назаров зря спешил так рано на работу. Никому до него с утра не было дела. Суета, беготня. Какие-то студенты толпой метались по коридору отдела с заявлениями о пропаже вещей и документов. Пьяная баба с синяком тихо ревела в уголке обезьянника и все просилась домой. В дежурке телефоны разрывались, было шумно, и от этого шума у него разболелась голова. Или не от шума, а от чего-то еще. От воспоминаний о неприятной встрече с Аллой Геннадьевной, к примеру. Или от того, что не шли из головы мысли о Саше. Она что, тут, в городе? Интересно, почему? Она же думать не хотела о том, чтобы здесь остаться на веки вечные. Город ей казался маленьким и скучным, люди примитивными и неинтересными. Он посмеивался над ней. Пытался переубедить. Говорил, что город на побережье не может быть скучным. И не такой уж он и маленький. А люди везде одинаковые. Люди…

Столкнувшись на выходе с господином Усовым, который, со слов Огнева, стал посещать их отдел регулярно, Назаров поморщился. Вот этот дядя в самом деле был неприятной особью. Бандитский прыщ! Выскочка! Но таких везде хватало.

Так что…

Нет, а что, правда Саша тут, в городе? Одна или с мужем? Таня, помнится, несколько лет назад обмолвилась о том, что Беликова вышла замуж. Без подробностей, мимоходом. Он не стал расспрашивать. И постарался забыть. Но это там, в Москве, получалось. Здесь-то как? Как забудешь? Он сегодня, когда нырнул с пирса, сразу о ней вспомнил. Как скользило ее загорелое юное тело в воде рядом с его. Как горели восторгом ее глаза под стеклом маски. Как колыхались в морской воде ее волосы. Они напоминали ему тогда водоросли, самые прекрасные на свете водоросли.

Господи, целая жизнь прошла! Целых десять лет! А он все помнит! Все, будто вчера это было!

– Назаров! – окликнули его из дежурки. – К начальнику!

Наконец-то и о нем вспомнили!

В три прыжка преодолев лестничный пролет, Сережа через минуту уже стучал в дверь Хмелева.

– Заходи, Назаров, – крикнул Андрей Иванович, будто видел сквозь филенчатую дверь, кто за ней стоит.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

Сережа встал посреди кабинета, тут же с лету отметив, что почти ничего не изменилось в нем за десять лет. Те же бежевые обои, обесцветившиеся почти до белизны. Тот же стол, продавленное крутящееся кресло. Пыльные жалюзи. Если бы не сильно постаревший Хмелев, можно было подумать, что время остановилось.

– Присаживайся, Назаров.

Хмелев нежно погладил свою лысину, недобро покосился в сторону пухлой папки на углу стола. Дождался, пока Назаров опустится на стул с драной обивкой, которую давно пора было выбросить, да все руки не доходили. Да и не хватало стульев этих чертовых, когда большое совещание собирал. Уж лучше сидеть на таком стуле, чем спиной стену подпирать. Так ведь?

– Тут такое дело, Сережа… Ты ведь у нас как бы временно, почти неофициально. По просьбе московских коллег, так сказать. Нет, зарплата тебе будет идти, оно понятно, но… Но ведь после окончания служебной проверки тебя ведь снова заберут назад. Оно и понятно… Тебя и тут особо привлекать нельзя, но… По просьбе московских коллег…

– Я знаю, Андрей Иванович, – осторожно вставил Назаров, не понимая затянувшегося вступления, больше похожего на странное покаяние. – Ничего важного и ответственного вы мне поручить не можете, так?

– Ишь ты! Проницательный какой! – Хмелев неприятно улыбнулся, положил морщинистую высохшую ладонь на пухлую папку. – Конечно, не могу! Накосячишь, жалобы пойдут. Оно ни тебе, ни мне не нужно. Разве могу я тебе, к примеру, поручить искать собаку Серафима Ильича?! Н-да… Он же гневаться станет. Орать, так сказать… Н-да… Да и не понравился ты ему чем-то. Еще на пляже не понравился. Сегодня особо подчеркнул, чтобы тебя к поискам его собаки не привлекали.

Сережа чуть «ура» не заорал в полный голос. Вот чего ему не хотелось делать и чего бы он делать точно не стал, так это искать собаку Усова. Он ничего против бедного животного не имел. Он на Усова принципиально работать не хотел.

– И поэтому хочу поручить тебе… попытаться разобраться с одним делом. Хочу предупредить, жалоб точно не будет, – неуверенно улыбнулся Хмелев. – Жаловаться особо некому. И не на кого.

– Глухарь? – догадался Назаров.

– Н-да… – неуверенно мотнул головой Хмелев и осторожно погладил папку, будто эта самая птица могла вот-вот оттуда выпорхнуть. – Глухарь…

– Здорово, Андрей Иванович! – с фальшивой радостью воскликнул Назаров. – Как я кстати тут, да? Можно все висяки мне свалить! И много их у вас? Десятки, сотни? А вдруг я все разгребу, а? С моим-то опытом! Хотите достойно на пенсию уйти, Андрей Иванович?

Сергей поставил локти на коленки, упер подбородок в крепкие кулаки, глянул на Хмелева недобро. И тут же подумал, что зря он сюда вернулся – в город своего детства, пропахший рыбой, водорослями, разогретой на солнце смолой и жаренными в масле чебуреками. Жизни никакой. Начала теща, потом Беликова на рынке прицепилась, теперь вот Хмелев продолжил. В сговор, что ли, вступили достать его сообща, а?

– Умничаешь, да, капитан? Ну-ну… Умничай дальше. А тогда, десять лет назад, когда Беликов тебя за яйца держал и на крючок тебя, как рыбину за ключицу, посадил, чего же не умничал? Чего же за меня спрятался, а? – Хмелев упрекал без злобы, с непонятной печалью. – Тогда ты пацаном еще был, так? Вляпавшимся в дерьмо пацаном. Теперь-то ты капитан, как же! Матерый! Опытный! Н-да… Только вот что я тебе скажу, капитан… Один раз скажу, повторять не стану. Дело это… Дело это я считаю своим личным промахом. Считаю себя виноватым в смерти одной нашей сотрудницы. Надя Головкова, не слыхал о такой, нет?