Александра Гейл - Дело Кристофера

Она рваными спешными движениями собирает свои листы и конспекты и, собравшись с мужеством, все-таки почти шепотом спрашивает:

— Мне на пересдачу?

— Тебе удовлетворительно! — рявкаю я.

— Но я же…

— Ты не при чем! Просто видеть твои абсолютно пустые оленьи глазенки еще раз я просто не в состоянии. — После этого я не выдерживаю и буквально падаю на стул, закрывая лицо руками.

А Йол вскакивает и вылетает из аудитории, плевав на то, что сумка осталась здесь. Остальных я принимаю в состоянии полного анабиоза. И ни одной пересдачи не назначаю. Я хочу, чтобы меня просто оставили в покое.

Но возмездие — штука такая, что ждать себя не заставляет. На следующий день сижу себе на кафедре, бумаги заполняю, как вдруг входит Картер.

— Что за шизофрения с Йол, которую весь университет обсуждает?

— Понятия не имею, о чем ты, — говорю я, продолжая вписывать цифры в графу.

— Доводишь студентов до того, что они часами рыдают в туалете?

— Я никого не довожу, просто она дура.

— Каддини сообщил, что ты расписала им на доске устройство регистровой памяти компьютера. Удивительно, с чего это Йол его не знает?

— Мне тоже удивительно, — бормочу я и ставлю дату не на той строчке. Ох, лучше бы Картер убрался. Будто не понимает, что это он со своей не застегивающейся ширинкой виноват.

— Рад, что хоть кто-то в этом университете умный. В следующий раз решишь потерроризировать кого-нибудь своим интеллектом, начни с меня. Посмотрим, может я тоже поплачу. От умиления, например. Но к вопросу о том, кто чего не знает и не успевает. Как поживают коды для Такаши?

— Прекрасно поживают.

— Давай сюда.

Достаю сумку, но флэшку найти не могу, бросаю ее на стол, чтобы лучше видеть содержимое, но вдруг из кармашка выкатывается пузырек со снотворным. Я его таскаю с собой, чтобы дети не вздумали отравиться.

— Отвратительная идея, — сообщает Картер, подхватывая мои таблетки. Он встряхивает пузырек и обнаруживает, что осталось там совсем не много.

— Отдай немедленно.

— Спать надоело?

— Как раз наоборот, — почти бросаюсь на Шона я. — Все пьют снотворное, и ты тоже.

— Но не лошадиными дозами. Кстати, побочных эффекты: панкреатит, частичная потеря зрения…

Огибаю стол и, наконец, выхватываю пузырек.

— Не будь идиоткой. Вышвырни эту дрянь. Ты и без нее справишься, — тихо говорит мне Шон. — Есть более оригинальные способы испортить здоровье.

Мы смотрим друг другу точно в глаза, и это настолько больно, что, кажется, мои сейчас начнут кровоточить. Я думала о его словах. О том, чтобы вернуться к прошлому, вернуться к Шону, но это серьезный шаг, к тому же, есть еще Лайонел и дети.

Меня спасает секретарша, который возвращается на кафедру. С хлопком двери я отмираю и возвращаюсь к поискам флэшки. А снотворное… выбрасываю.

Честно говоря, я думала, что Шон уже ушел, но, видимо, это секретарша забежала на пару минут и снова хлопнула дверью, так как из-за спины я снова слышу голос Картера:

— Есть хочешь?

Мне странно это слышать. Я смотрю на него и понимаю, что мне представился прекрасный шанс отвлечься от забот и провести несколько минуток своего грустного времени в самом желанном обществе не свете. А Картер… он предлагает это не чтобы поиздеваться, просто… понимает, наверное.

— Да, — отвечаю я тихо.

Сидеть в кафе напротив Шона немножко странно. Мы молчим, и хотя тишина кажется уютной, слов тоже хочется.

— Я не желаю вести пары у Ребекки Йол, — говорю я. — Если моя выходка позволит в следующем семестре избежать назначения на ее группу, я буду только рада.

— Уверяю тебя, в университете таких девочек, как она, человек десять наберется.

— Да, но остальных я не знаю в лицо… и другие части тела, и это меня устраивает.

Картер усмехается, и чтобы не улыбнуться в ответ, я начинаю потягивать из трубочки молочный коктейль. Ну, вы же понимаете, раз я отказалась от снотворного, кофеин мне противопоказан.

— Советую, очень советую тебе это пережить. Она всего лишь первая из встреченных тобой проблем подобного рода.

Нет, Картер, она всего лишь первая из твоих «студенток после меня», о которой я знаю. Вот что меня бесит. А еще у меня есть официальный повод ее третировать, и не делай вид, что ты из мантры о трех обезьянах: слеп, глух и нем, да и в принципе идиот. Снова сую в рот трубочку, дабы заткнуть его хоть чем-нибудь и не высказать все, что думаю.

— Может быть, когда после смерти Керри пройдет время. Когда станет легче, я и смогу…

— Джоанна, легче не станет. Так случилось. И, больше скажу, случится еще не раз. Те, кто нам дорог, оставляют отпечаток, это естественно.

— Тогда зачем мы вообще привязываемся к людям? Зачем доверяем им, если они все равно уходят, причиняя боль? — Дьявол, я не могу поверить, что задала этот вопрос Шону Картеру.

— А ты бы предпочла не знать Керри? — спрашивает он.

— Стыдно признаться, но такая мысль меня посещала, — шепотом признаюсь я и отползаю подальше, а затем и вовсе вжимаюсь в спинку стула.

— Нет, Конелл, ты не сможешь избегать контактов с людьми, страшась обжечься. Ты не из таких.

Меня его слова и радуют, и раздражают. Все, что содержит в себе фразу «ты не сможешь», — моя персональная красная тряпка. После подобных утверждений я каждый раз с удвоенным усердием бросаюсь отстаивать свою точку зрения.

— Ты… ты просто не понимаешь… Картер, знаешь, я никогда этого никому не рассказывала, но там ничего нет. Помнишь, у меня была клиническая смерть? Так вот, там ни света, ни туннелей, ни мертвых, ни живых, ни Бога, ни Дьявола, ни рая, ни ада, ни чистилища.

Это невозможно постичь, но факт. И Керри нет… Она ушла бесследно, не оставив ничего, кроме трех карапузов, убитого горем вдовца и… и меня. Шон, смерть это не переход в лучший мир, это конец всему. Она абсолютна и никоим образом не исправима.

Но вдруг Картер поднимается со стула так резко, что ножки неприятно скрипят о плитку пола, привлекая к нам внимание окружающих и недовольство официантов.

— Не рассказывала, и лучше б и дальше молчала, — рявкает Шон. А его глаза черны и холодны так, что кровь в жилах стынет. В этот момент в нем нет привлекательного ничего.

Совершенно. Жутко, совсем как раньше. Давно я его таким не видела. — Я ничего не хочу об этом знать, Конелл. Ясно?!

И он уходит. А я остаюсь наедине с букетом осуждающих взглядов. Ну еще бы!

Итак, я отказалась от сна. В смысле, от снотворного, конечно, но, собственно, таким образом я избавилась и от отдыха тоже. Тадам, в общем я больше не сплю. Пока Лайонел и дети наслаждаются покоем и умиротворением, я зависаю по ночам на портале бабочек и осуществляю мечту Каддини: мы переписываемся даже в четыре утра. Но еще это означает, что днем я напоминаю ходячее привидение. Сама не понимаю, как женщине с синяками под глазами точно от побоев безропотно выдают детей! Ах да, может всему виной то, что мне все еще высказывают свои сожаления по поводу несостоявшейся свадьбы. Наверное, они полагают, что я из-за Ашера убиваюсь. Или, может, люди таким образом пытаются подорвать мою женскую самооценку? О, ради Бога, если вы хотите со мной посоперничать, то возьмите понянчить денек-другой трех карапузов, а я на вас посмотрю. По выходным Лайонел возит детей в Ньюкасл навестить родителей Керри, а у меня праздник. Точнее, праздник у Шона, ведь в это время я пишу проекты для него. В общем, хотите посоперничать со мной как с женщиной или, может быть, у вас для этого недостаточно стальные яйца? Ха.