Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

А может, это безумная надежда и тебя нет вовсе? Ах, Нита, Нита, если бы ты перестала терзать меня — как бы я был тебе признателен.

Да, радость моя. Я ведь вот о чем. У нашей девочки завтра состоится персональная выставка, и я намерен ее посетить. А все-таки Тото уродилась в меня: вот и склонность к живописи — тоже от меня.

Влад доел свою рыбу, удовлетворенно промокнул губы салфеткой и небрежно швырнул ее на стол. Полузакрыв глаз, пригубил белое вино из высокого изящного бокала.

— Тебе бы понравилась теперешняя жизнь. Уверен. Ну, за тебя, любимая.

Татьяна заявилась к бабушке под вечер.

— Хороша, канашка! — одобрила старуха, окидывая внучку оценивающим взглядом.

— Ба! — обрадовалась Тото. — Полжизни хочу у тебя узнать, да все как-то руки не доходят: а что такое канашка?

— Тоже мне вопрос вопросов, — пожала плечами Антонина Владимировна. — Не знаю. Но могу предположить, что это производное от канальи. Только ласковое такое.

— Наверное.

— Судя по тому, что ты снова поменяла все, что только подлежит изменению… — начала бабушка.

— Еще что-то осталось, — успокоила ее Татьяна. — Но я сразу за это примусь, как только обнаружу. Скажи, а голодных и неприкаянных детей в этом доме кормят?

Бабушка указала вилкой на блюдо с голубой форелью:

— Присаживайся, присоединяйся. Я сегодня такого «Дворецкого» сварганила. Сбрызни лимончиком. Вина?

— И водки тоже.

— У твоего — это выходит уже что прапрадеда — был любимый денщик, — мечтательно улыбнулась Нита, — так вот готовил он — пальчики оближешь. Это центральный персонаж всех семейных легенд.

— Нешто я не помню, господин хороший? — обиделась Тото. — С тех пор все денщики в нашей семье звались Бахтиярками, правильно? О-о-о-о. Ба, не знаю, как там насчет Бахтияра, но это выше всяких похвал.

Антонина подождала, пока внучка утолит первый голод, и спросила:

— Солнышко мое, а теперь ответь мне серьезно. Что случилось?

— Боюсь, я не смогу объяснить. Ничего особенного не случилось. А вот весь мир вокруг меня взял и рухнул.

— Он не позвонил? — предположила Нита, наливая Тото еще вина.

— Нет, конечно. Все бы ничего, если бы он не сказал как-то, что никогда не предаст меня. И отчего-то так противно. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что постарался не только он. Ба, потешь душу грешную: расскажи, как вы с Лёсиком познакомились.

— Тысячу раз рассказывала, — отмахнулась старуха.

— Две тысячи. Но кто ж считает? — И голосом кота из рекламы корма попросила: — Хозяйка, повтори…

— Вот оно, пагубное влияние масс-медиа! — воскликнула Антонина. — Что тебе рассказать, ребенок?

— Как вы с Владом впервые встретились с его сыном…

— Кстати, тоже был май, — удивилась совпадению Нита. — И я надела впервые шикарное файдешиновое темно-синее платье и туфли с пряжками. А еще у меня была крохотная шляпка — жемчужно-серая, с темно-синими отворотами и цветком.

— Не пропускай ничего важного, — укорила ее Татьяна. — Ты должна непременно упомянуть, что туфли у тебя были из обезьяньей кожи и их шил сапожник Косиора. И каблучок у них был сорокавосьмигранный.

Антонина Владимировна посмотрела на нее, как смотрит мать на драгоценное дитя, требующее, чтобы она в трехсотый раз прочитала ему сказку про репку. Закурила. В глубине ее прозрачных, удивительных глаз пробегали тени воспоминаний.

— Тогда у меня были по-настоящему синие глаза, — сказала она с ноткой сожаления.

— У тебя и сейчас они синие-синие. Как море.

— Нет, — покачала головой Нита, — сейчас они выцвели. Я думаю, что непролитые слезы выжигают страшнее, чем горькие потоки пролитых. Но тогда о слезах и речи быть не могло. Мне было чуть больше двадцати пяти, я только что развелась с Виктором, и он просиживал у Шуры целыми днями, пытаясь меня вернуть. А я бродила как в тумане. Влад сделал мне предложение, я его приняла, и мы обручились прямо на улице, около бывшего «Максима». Представляешь, синее платье, сапфировое кольцо и огромный букет палевых роз?

— И синие счастливые глаза.

И этот вечер Андрей проводил дома, постепенно наполняясь ужасом: неужели ему теперь предстоят только такие часы и минуты — нелепые, пустые, утомительные? На кухне хлопотала довольная Марина. Она что-то напевала себе под нос, и это раздражало его с каждой минутой все сильнее. Он уже выслушал ее точку зрения на последние политические события: «Нам-то какое дело до этой нудьги? Ты же не премьер-министр, а по второму каналу идет хороший бразильский сериал…»; затем его принудительно посвятили в семейные секреты общих знакомых, до которых Трояновскому не было ровным счетом никакого дела; а сейчас все шло к семейному счастливому ужину. И при мысли об этом волосы на голове молодого человека вставали дыбом. Он потянулся к телефону, но рука его зависла в воздухе. А что он ей скажет?

Марина изучала яркий пакет с замороженными овощами и, шевеля губами, постигала секреты их приготовления. Несколько банок и нераспечатанных коробок ждали своего часа на кухонном столике.

— Андрюша! — крикнула она в приоткрытую дверь. — Что ты хочешь на ужин — творожный тортик или мексиканскую смесь?

— Все равно, — ответил Трояновский.

— Андрюша, — протянула она недовольно, — ну скажи, я же хочу доставить тебе удовольствие.

— Дорогая, — раздраженно откликнулся Андрей, — мне абсолютно все равно, какую банку ты ловко откроешь консервным ножом.

— Давай я сделаю салатик.

— Знаешь, — не выдержал он, вспоминая восхитительный аромат домашних булочек с начинкой из вишни и абрикоса, которыми так недавно угощала его Тото, — салатики твои полуфабрикатные мне надоели хуже горькой редьки.

— Почему ты все время хочешь со мной поругаться? Ты выживаешь меня из дому, да? — плаксиво спросила Марина.

— Да нет, нет, прости, — спохватился он — ей ведь нельзя волноваться. — Правда, мне абсолютно все равно. Я не очень-то и голоден. Делай что хочешь.

— Тогда я быстренько сделаю твой любимый салатик, — тут же повеселела подруга.

Андрей выразительно округлил глаза. Какую-то минуту он сидел неподвижно, пока тоска и душевная боль не стали уж вовсе невыносимыми и ему не захотелось распахнуть окно и вышагнуть вниз. Тогда он набрал нужный номер, но когда прозвучал третий или четвертый гудок, быстро повесил трубку. Он безумно хотел услышать голос Татьяны, но совершенно не представлял, что дальше.

— Андрюша, — спросила бдительная Марина, — а кому ты звонил?

— Это очень существенно? — сухо уточнил он.