Анна Малышева - Отравленная жизнь

Вика покорно приняла все эти заказы. Она понимала, что, отправляя ее в Москву, Роман стремится максимально окупить расходы. Раз уж жена тратит деньги, то пусть приносит пользу!

Вика приехала в Москву двадцать пятого октября. Весь следующий день она просидела в нетопленой квартире, дрожа от холода, обмотав ноги пледом. Она пыталась дозвониться до Ивана – Клаус, кроме адреса, дал также его новый телефон. Только раз ей кто-то ответил. Голос был мальчишеский, звонкий, и она почему-то не стала говорить, повесила трубку. Ей, как это ни глупо, показалось, что ответил сам Иван. Только молодой – тот, в которого она была когда-то влюблена.

Сумки так и стояли нераспакованные. Вика не торопилась навещать тех, кому были предназначены посылки. Она сидела у телефона и накручивала диск.

На другой день она решила, что телефон неисправен, и решила поехать без предупреждения.

Вика специально поехала поздно вечером. Она решила явиться к Корзухиным часов в одиннадцать вечера. Так, по крайней мере, меньше шансов столкнуться с посторонними. Если день не праздничный, то дома обычно только члены семьи. А устраивать праздники Корзухиным не на что – это она поняла из рассказов Клауса. Она застегнула пальто, обмотала шею теплым шарфом, заглянула в сумку. И тут увидела, что там оба газовых баллончика.

На таможне она даже не вспоминала о них, настолько была погружена в свои мысли. И теперь удивилась – как на них не обратили внимания? «Видно, не похожа я на террористку!» – усмехнулась Вика.

Достала один баллончик, поставила его на подзеркальник. Второй оставила в сумке. Проверила деньги в кошельке. Сколько бы ни стоил этот пейзаж – на него денег хватит!

Но с самого начала все пошло вкривь и вкось.

Прежде всего. Вика очень задержалась. Целых полчаса она не решалась выйти из квартиры – соседка весьма некстати решила вымыть лестничную площадку. Вика никого не известила о своем приезде.

Она предпочитала, чтобы о ней никто не знал. Сюда может случайно заехать мать, и она будет потрясена, узнав от соседей, что дочь была в Москве, а к ней не заглянула. Наконец соседка захлопнула за собой дверь, и Вика, нервно взглянув на часы, выбежала из квартиры.

В том районе, где теперь жил Иван, ей никогда бывать не приходилось. Она вообще плохо знала Москву, ориентировалась с трудом. Кроме того, у нее страшно болела голова. То ли от перемены климата, а еще вернее – она все-таки простудилась в нетопленой квартире. Единственный старый нагреватель плохо тянул и совершенно не спасал от холода. Выйдя из метро. Вика чувствовала себя совершенно разбитой. Она зябко куталась в свое холодное пальто и с трудом соображала, в какую сторону нужно идти. К дому, где жили Корзухины, она пришла уже в половине первого ночи. Она никак не рассчитывала, что ее задержит соседка, что столько времени займет дорога. В такой час являться к незнакомым людям было неловко. Но Вика решила идти напролом. Поздно? Что же, тем лучше. Постараются поскорее избавиться от гостьи и продадут картину без торга.

Она позвонила в дверь, затем постучала. Через несколько минут кто-то брякнул цепочкой, в щели показалось бледное женское лицо. Вика облизнула губы и натянуто улыбнулась:

– Простите, что беспокою, могу я видеть Ивана Корзухина?

– Он ушел, – неприветливо ответила женщина.

Она уже хотела закрыть дверь, но Вика, сама себе удивляясь, удержала дверь за ручку, потянула на себя и почти силой вошла в квартиру. Женщина испуганно отступила, глядя на нее расширенными, какими-то странными глазами. «Неужели наркоманка?» – мельком подумала Вика. Теперь ее очень успокаивала мысль о баллончике. Она даже нащупала его в открытой сумке.

– Мне бы хотелось приобрести картину Ивана, – любезно сказала Вика. Она решила не обращать внимания на странности этой женщины. Вика сразу увидела, что живут они очень бедно, значит, торговаться не будут. Но женщина только качала головой и не говорила ни слова. – Меня интересует деревенский пейзаж, – продолжала Вика, цепко осматриваясь по сторонам. Она пыталась понять, где находится мастерская Ивана. – Это старая картина, где-то семьдесят шестого года. Там нарисован деревенский бревенчатый дом, сад… Послушайте, вы понимаете, о чем я вообще говорю?

И тут произошло нечто ужасное. Женщина все так же молча надвинулась на нее, схватила за рукав и зашипела что-то маловразумительное. Вика разобрала только повторяющиеся слова «и ты тоже, и ты тоже…». Она вскрикнула, попробовала вырваться, но женщина повисла у нее на руке:

– Не пущу! Воровка, еще одна воровка!

Это до кошмара напоминало сцену с Яной. Та же ненависть в глазах, та же цепкая жесткая рука, та же молчаливая упорная борьба – без всяких причин, без объяснений. Вика чувствовала себя так, будто попала в капкан – тот же самый, что двадцать лет назад. Свободной рукой она нащупала в сумке баллончик, сбросила колпачок и прыснула женщине в лицо. Та распахнула бледно-голубые глаза, сипло втянула воздух, и ее хватка заметно ослабела. Через минуту она разжала руку и мягко упала на пол.

Только теперь Вика услышала шорох в соседней комнате. Там был кто-то еще. Она метнулась было к двери, но туг же замерла, увидев худого парня в спортивном костюме. Парень стоял в прихожей и смотрел то на женщину, лежавшую на полу, то на Вику. Сделал шаг… Вика, зажмурившись, вытянула руку и давила на головку баллончика, пока были силы. Струя газа била прицельно, но ей тоже досталось – теперь она ощущала ужасную слабость, ее тошнило, раскалывалась голова.

Парень упал у стены и лежал, скорчив ноги, упершись плечом в косяк. Вика на подгибающихся ногах поплелась в кухню, приоткрыла окно и несколько минут дышала ледяным ночным воздухом.

Вскоре она пришла в себя. Замотала рот и нос шарфом, прошла мимо распластанных в коридоре тел, сразу нашла комнату, где в куче лежали картины.

Она расшвыривала их по сторонам, то и дело оглядываясь на дверь – не придут ли в себя хозяева?

В прихожей стояла мертвая тишина. Картины, которую она искала, не было.

И тут ей по-настоящему стало страшно. Капкан держал ее крепко, крепче, чем она думала. Она и не подозревала, что даже спустя двадцать лет он защелкнется так легко. "Что мне делать? – Она с безумным видом оглядывала учиненный ею развал. – Если бы они продали пейзаж, все бы обошлось…

Но я, получается, напала на них… Из-за картины!

Из-за клочка ничего не стоящей мазни! Если Иван узнает… Если ему опишут меня… Он сразу поймет, что это была я! Боже мой! Колодец, он первый скажет, что я искала колодец… Нет, я схожу с ума.

Куда он дел картину?!"

Ей послышалось, что в прихожей кто-то пошевелился. Вика выглянула из комнаты. Нет, показалось. Оба лежат неподвижно. Теперь видно, что это мать и сын, – между ними определенное сходство, особенно теперь, когда глаза закрыты, а лица расслаблены. Кольнуло сердце – сперва слабо, потом все грознее, все настойчивей. Вика вытащила из сумки пузырек с лекарством. Она никогда с ним не расставалась. Рука немела, нужно было торопиться. Ложку взять негде, нет под рукой и воды, чтобы развести дигиталис. Ничего, она не промахнется и так. Только бы не глотнуть лишнего. В больших дозах это сильный яд.