Сандра Браун - Сокровенные тайны (За семью печатями)

Ночью дом выглядел совсем по-другому. Как женскому лицу, ему больше шло мягкое освещение, оно помогало скрывать недостатки. Рид вошел раньше ее и включил лампу. Сейчас он сидел на корточках перед камином, пытаясь длинной спичкой поджечь кучку щепок под аккуратно сложенными поленьями.

Когда сухие дрова, потрескивая, разгорелись, он поднялся и спросил:

— Есть хочешь?

— Есть? — Она повторила слово так, как будто впервые его слышала.

— Когда ты последний раз ела? Днем?

— Джуниор принес вчера вечером мне в номер гамбургер. Он сварливо буркнул, направляясь к кухне:

— Не обещаю ничего такого шикарного, как гамбургер. Благодаря племяннице Лупе содержимое кладовки значительно пополнилось, и теперь в ней можно было найти не только арахисовое масло и крекеры. Бегло осмотрев запасы, он предложил на выбор консервированный суп, спагетти, мороженые тамали, яичницу с беконом.

— Яичницу с беконом.

Они дружно и молча приступили к делу. Готовил в основном Рид. Он мало заботился о чистоте и презирал кулинарные тонкости. Алекс с удовольствием наблюдала за ним. Когда он поставил перед ней тарелку и опустился на стул по другую сторону маленького стола, она улыбнулась ему, но улыбка вышла печальной. Он заметил это и в замешательстве подцепил вилкой слишком большой кусок яичницы.

— В чем дело?

Она покачала головой и опустила глаза.

— Так, ничего.

Ответ, похоже, его совсем не удовлетворил. Но не успел он открыть рот, как зазвонил телефон. Рид протянул руку к висевшему на стене аппарату.

— Ламберт слушает. А-а, привет, Джуниор. — Он взглянул на Алекс. — Да, зрелище было не из приятных. — Он молча слушал. — Она, э-э, у нее была с ним встреча как раз перед тем, как это случилось. Боюсь, она все видела. — Он пересказал официальные показания Алекс. — Это все, что мне известно. Ну успокой их, ради бога. Завтра они, как и все остальные, прочтут об этом в газетах. Ладно, ты извини, но у меня был чертовски трудный день, и я устал. Дай Саре-Джо какую-нибудь таблетку и скажи Ангусу, что ему не о чем беспокоиться. — Он поймал хмурый взгляд Алекс, но невозмутимо продолжал:

— Алекс? С ней все в порядке. Ну, если она не подходит к телефону, значит, наверное, принимает душ. Если тебе так уж хочется поиграть в доброго самаритянина, то кое-кому сегодня твоя помощь гораздо нужнее, чем Алекс. Да, Стейси, конечно, идиот. Почему бы тебе не поехать туда и не посидеть с ней немного?.. Ладно, до завтра.

Положив трубку, он вернулся к прерванной еде.

— Почему ты не сказал ему, что я здесь? — спросила Алекс.

— А тебе хотелось бы, чтобы я сказал?

— Не очень. Просто мне интересно, почему ты не сказал.

— Ему не обязательно знать.

— Он поедет к Стейси?

— Надеюсь, но с Джуниором нельзя ни в чем быть уверенным. На самом деле, — сказал он, проглотив кусок, — похоже, мысли его заняты только тобой.

— Мной или тем, что я услышала от судьи Уоллеса?

— Думаю, и тем и другим вместе.

— Ангус расстроился.

— Естественно. Джо Уоллес был его старинным приятелем.

— Приятелем и сообщником. — Однако Рид не схватил наживку, он даже не поднял глаза от тарелки. — Рид, мне нужно поговорить с Ангусом. Я хочу, чтобы ты отвез меня к нему сразу после ужина.

Он невозмутимо взял чашку и, отхлебнув кофе, поставил обратно на блюдце.

— Рид, ты слышал меня?

— Да.

— Значит, отвезешь?

— Нет.

— Но я должна поговорить с ним.

— Не сегодня.

— Именно сегодня. Уоллес показал на него как на соучастника. Мне нужно допросить его.

— Никуда он не денется. Успеешь и завтра.

— Твоя преданность Ангусу похвальна, но ты ведь не можешь защищать его вечно.

Он сложил вилку и нож на пустую тарелку и отнес все в мойку.

— Сейчас я больше беспокоюсь о тебе, чем об Ангусе.

— Обо мне?

Он взглянул на ее тарелку и, с удовлетворением убедившись, что она пуста, убрал ее со стола.

— Ты сегодня видела себя в зеркале? На тебя больно смотреть. Несколько раз я готов был подхватить тебя, боялся, что рухнешь.

— Я нормально себя чувствую. И если ты отвезешь меня в мотель, я…

— Нет, — он отрицательно покачал головой. — Сегодня ты ночуешь здесь. Отоспишься немного, и репортеры тебя не достанут.

— Думаешь, они так и набросятся на меня?

— Смерть судьи — уже сенсация. А самоубийство судьи — тем более. Ты ведь была последней, кто говорил с ним перед смертью. К тому же ты ведешь расследование, которое очень беспокоит Комиссию по бегам. Так что репортеры непременно устроят на тебя засаду в кустах у мотеля.

— А я запрусь у себя в номере.

— А я не собираюсь рисковать. Я ведь тебе уже сказал: не хочу, чтобы любимицу Харпера убили в моем округе. И без того за последние несколько недель округ по твоей милости получил слишком много публикаций криминальной хроники. На кой черт нам еще? Голова-то болит?

Опершись головой на руку, она машинально потирала виски.

— Да, немного.

— Прими что-нибудь.

— У меня ничего нет с собой.

— Дай-ка посмотрю, не найдется ли у меня чего-нибудь от головной боли.

Он обхватил руками спинку се стула и вместе с ней оттащил от стола. Встав, она сказала:

— Ты держишь наркотики? Ты же знаешь, это противозаконно.

— А ты только о законе всегда и думаешь? Что правильно, а что не правильно? Ты всегда четко видишь грань между тем и другим?

— А ты нет?

— Если б видел, то мне частенько пришлось бы голодать. Я ведь воровал еду для себя и своего папаши. По-твоему, это было не правильно?

— Не знаю, Рид, — сказала она устало.

Спорить ей не хотелось, от напряжения болела голова. Она машинально шла за ним, не понимая, куда он направляется, пока он не включил свет в спальне.

Очевидно, на ее лице отразилась тревога, потому что он язвительно усмехнулся.

— Не беспокойся. Совращать тебя не собираюсь. Я лягу на диване в гостиной.

— Правда, Рид, мне не следует здесь оставаться.

— Пора нам обоим относиться к этому по-взрослому, если ты, конечно, считаешь себя взрослой.

Ей было не до шуток, и она решительно заявила:

— Есть миллион причин, по которым я не могу здесь ночевать. И первая — мне нужно немедленно допросить Ангуса.

— Дай ему великодушно одну ночь отсрочки. Кому это повредит?

— Потом, Пат Частейн, наверное, ждет моего звонка.

— Я сказал ему, что ты падаешь с ног от усталости и свяжешься с ним утром.

— Я вижу, ты обо всем позаботился.

— Не хочу рисковать. Очень опасно, когда ты разгуливаешь на свободе.

Она прислонилась к стене и на минуту закрыла глаза. Гордость не позволяла ей признать себя побежденной, но и сопротивляться уже не было сил, она пошла на уступки.