Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

«О черт!» – выругался он про себя и тут же уловил слабое движение воздуха справа. В долю секунды успел развернуться и перехватить занесенную над ним руку с зажатым в ней ножом. Молниеносная подсечка ногой, рука вывернута и заведена назад, противник падает лицом вниз в колючие кусты можжевельника, но в то же мгновение сжимается в клубок, совершает почти немыслимый кувырок назад, отталкивается ногами и в прыжке, почти не коснувшись земли, вновь бросается на опешившего от подобной резвости милиционера. Только секунду промедлил Денис, но она чуть не стоила ему жизни. Чернобородый Алик ногой выбил у него из руки нож, подхватил его на лету, и совсем бы худо пришлось подполковнику, не выскочи из-за камней со спины бандита Людмила с автоматом на изготовку и не крикни дрожащим от ярости голосом:

– Бросай нож, гад! – И когда Алик, выругавшись, отбросил нож в сторону, проговорила уже более спокойно: – Еще раз свою вонючую пасть откроешь, изрешечу на месте!

Она наклонилась, подняла нож и молча перебросила его Барсукову. И тут Алик вновь продемонстрировал небывалую прыть и полное пренебрежение опасностью, метнувшись в сторону Людмилы. Денис рванулся следом. Но бандит упредил его, ударив женщину в живот ногой, отчего она словно переломилась надвое, покачнулась, повалилась на камни и, не удержавшись на краю обрыва, покатилась кубарем вниз к шумящему далеко внизу водному потоку. Но и Алик не удержался на ногах. От полученного удара в челюсть он потерял равновесие, завалился за камни головой вниз и полетел, кувыркаясь, вслед за Людмилой, но в отличие от нее все же пытаясь ухватиться за камни и пролетающие мимо чахлые кусты ольхи и карликовой березы…

Не разбирая дороги, подполковник милиции Денис Барсуков мчался по откосу вниз, моля бога, чтобы Людмила осталась жива, а ему бы хватило сил догнать ее, не позволить упасть в реку, беснующуюся в узком ущелье между скал. Но ему опять помешал чернобородый приятель Надымова. Ухватившись руками за ствол молодого кривобокого кедра, он завис над обрывом и, как попавшийся в ловушку, почти до смерти затравленный зверь, смотрел снизу вверх на затормозившего над его головой Барсукова.

– Помоги! – прохрипел он, тужась подтянуться. Из-под корней кедра посыпались камни, и бандит затих, прошептав уже умоляюще: – Помоги, Аллахом прошу!

Денис выругался сквозь зубы, снял с пояса наручники, пристегнул ими Алика за ствол дерева и только после этого втянул его за шиворот наверх.

Спасая Алика, подполковник потерял из виду Людмилу, а спуск становился все круче и круче, и он вынужден был скользить вниз по откосу почти на спине, упираясь каблуками в склон и хватаясь за камни и мокрые от сочащейся отовсюду влаги кусты. Он вымок с головы до ног, ботинки и брюки покрывал толстый слой желтоватой глины. Да и куртка выглядела не лучшим образом: он где-то умудрился вырвать из нее порядочный клок материи, и поначалу тот попросту болтался на боку, но потом Денис оторвал его совсем, чтобы не мешал при движении.

– Люда! – позвал он осторожно, боясь вызвать криком подвижку каменной осыпи, которую только что чудом преодолел, и теперь, закрепившись в распоре в узкой расщелине, осматривал окрестности в бинокль, тоже чудом не пострадавший ни в схватке, ни во время этого почти безумного спуска к реке. Водный поток бушевал в полусотне метров внизу, и Денис не рассчитывал, что его голос долетит до Людмилы, и тем более не надеялся на ответ, но тихий стон он разобрал столь отчетливо, что поначалу даже не поверил своим ушам, приняв его за галлюцинацию. Но стон повторился снова, совсем близко, и ему даже показалось, что он слышит свое имя. Его звали, на его помощь надеялись… И опять, забыв про усталость, он бросился на этот голос…

Ухватившись за узкий каменный гребешок сбитыми в кровь пальцами, распластавшись на почти отвесном склоне, Людмила попыталась раздвинуть губы в улыбке, но не смогла и посмотрела виновато, словно просила прощения за доставленные хлопоты, будто ни о чем другом думать не могла, находясь на краю обрыва, ниже которого была только вода. Свитая чудовищной силой в тугие белесые жгуты, она металась, ревела, билась о камни и скалистые берега в бессильной ярости, отчаявшись раздвинуть каменные стены русла и вырваться на простор, чтобы дать выход скопившейся в ней колоссальной энергии…

– Держись, родная, держись! – Денис лег на живот и попытался дотянуться до руки Людмилы. Камни зашуршали и задвигались под ним, он рванулся в сторону и в следующее мгновение с ужасом увидел, как, разжав пальцы, Людмила с криком скользит все быстрее и быстрее вниз, и, не успев ни о чем подумать, прыгнул следом за ней в воду…

Он еще не достиг дна, а река уже подхватила его, понесла, закружила, завертела, не давая вынырнуть на поверхность. Еще секунда – и в легкие хлынет вода… Неимоверным, почти нечеловеческим усилием он оттолкнулся от камней, к которым его прижало безжалостным потоком, и выскочил из воды, глотнув воздух широко открытым ртом. Его тут же накрыло волной, но в последний момент он успел ухватиться за обломок дерева, торчащий между двух огромных валунов, и, вынырнув на поверхность, почувствовал себя увереннее и даже сумел оглядеться вокруг, но, кроме беснующейся воды, ничего увидеть не удалось. Денис подтянулся и сел верхом на бревно. Обзор улучшился, но опять ничего нового, кроме все тех же бьющихся о камни волн…

Вода захлестывала его с ног до головы, стекала ручьями по лицу, только почему-то вдруг стала солоноватой на вкус, и подполковник понял, что плачет навзрыд, как не плакал с того самого горького в его жизни дня, когда умерла матушка, внезапно, скоропостижно… Присела на стул, прижала руку к груди, только охнула тихо: «Сынок! Дениска!» – и умерла, так и не успев расписаться в школьном дневнике, не успев порадоваться пятерке по математике, которую с таким трудом ему удалось заработать…

Впервые после смерти матери он испытал подобное отчаяние. Измена жены, а потом ее гибель вызвали в нем лишь приступ ярости, направленный в первую очередь на самого себя. Ну не сумел он переступить через собственные принципы, не получилось у него стать более разворотливым, более удачливым… Ушла Лидка к богатому и предприимчивому сначала на соседнюю улицу, а потом и насовсем, оставив сына «жалкому, беспортошному милиционеришке», кажется, именно эти слова она прокричала через закрытую дверь, когда он пришел поговорить с ней о дальнейшей судьбе Кости за несколько дней до того злополучного взрыва…

Денис тряхнул головой. Нельзя сейчас вспоминать о мертвых! Людмила жива, непременно жива! Ведь он так и не успел сказать ей о своей любви! Он заскрипел зубами от непомерной горечи. Тупая, примитивная скотина! Ну что ему стоило еще тогда, в новогоднюю ночь, признаться ей в том, что страдает и любит ее, и ночами не спит, и под окнами уже тропку протоптал, только вот проклятая гордыня да, возможно, еще осторожность мешает. Обжегшись раз на молоке… Он вздохнул, в который раз окинув взглядом реку и противоположный, более пологий берег… Никого! Ни единой живой души!..