Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

— Ну и горячая парочка нам попалась! Плевать они хотели, что я в соседней кабине моюсь, — перебросив через плечо полотенце, объяснила ситуацию возмущенная Вита. — Прямо гориллы в клетке!

Дикси заметила странные взгляды, которыми встретили ее появление члены группы, но ничего не поняла: все, случившееся с ней в этот день было окутано дурманом сновидения. Жар в крови, туман в голове, пьянящие ароматы неведомых цветов создавали ощущение горячки, бреда. Опасный вирус настиг Дикси — ее охватила лихорадка тропической страсти.

Вечером, торопясь поймать невероятный, разлившийся на пол — неба багровый закат, Умберто отснял пейзажную сцену с мелькавшей среди зарослей болотных трав полуобнаженной «дикаркой».

— Неплохо выйдет, думаю. Я наснимал все окрест — паутинок, паучков, цветочков-ручейков — тут прорва красотищи — так и лезет в камеру. — Сол сворачивал аппаратуру. — Только зачем девочке этот «фиговый листок» из леопарда? Пусть будет голенькая, я сниму через фильтр, в тенях и травинках, так что сразу и не разберешь что к чему.

— Именно! Молодец, Сол. Пусть рождается из самой плоти джунглей — смутный образ, намек, тень. То ли стебель, то — ли цветок, то ли разыгравшееся воображение. — Поддержал оператора Умберто. — А потом — бац! Живое человеческое тело, воплощенный идеал. Дочь земли, воды, ветра. Ведь все это должно оглоушить парня. Нагловатый, самоуверенный американец, все перевидавший в свои двадцать пять — и вдруг — явление из каких-то неведомых сфер… То ли божество, то ли дьявольский соблазн. Его как током шарахнуло…

Алан, наблюдавший съемки со стороны, отбросил потухшую сигарету, которую уже давно нервно пожевывал.

— Меня и в самом деле оглоушило, — объяснил он Старику, путая итальянские и английские слова. — Сорвало то есть с катушек.

— Уж это можно понять, — Умберто с улыбкой кивнул в сторону Дикси, рассматривающей свою босую ступню. — Малышке не так — то легко приходится: с мягких ковров — и в самое пекло. А ведь голыми ножками по кочкам и раскаленным камням бегала, не жаловалась. Повезло нам с тобой, парень. — Умберто вздохнул и подтолкнул Ала к девушке. — Помоги-ка девочке достать занозу, ковбой.

Участники киногруппы расположились в специально оборудованных фургонах: маленькая комната с зарешеченными оконцами в стене и в потолке предназначалась для двоих. Вернувшись после съемок Дикси заметила, что место Виты, разделившей с ней спальню, опустело — исчез чемодан и развешанные на стене платья. Тут только она догадалась, что демонстративная выходка соседки — последствие сцены в душе. Алан загипнотизировал ее. Заняв с новой приятельницей смежные кабинки душа, Дикси не подумала о том, что совершила половой акт, практически, в присутствии постороннего человека. Уход Виты, также как смешки и значительные взгляды других киношников, свидетельствовал о том, что Дикси ведет себя предосудительно.

«Они считают меня развратницей. И пусть! — отмахнулась она от неприятных мыслей. — Во сто крат важнее то, что произошло сегодня: Дикси открыла смысл бытия! Как же все так потрясающе просто и невероятно загадочно! Главное на этой земле было есть и будет во веки веков извечное слияние самца и самки, двух половинок живого мира, стремящихся к совершенству единения. Секрет состоит в том, чтобы найти пару. Пару… Ал — моя пара…»

Она лежала в темноте на узкой походной кровати, устремив неподвижный взгляд в прямоугольное отверстие в потолке. Сквозь затягивающую оконце москитную сетку и тюремный переплет решетки сияли звезды. Небесная бездна уходила в бесконечность и Дикси казалось, что светила блуждают по небосводу в поисках пары, а найдя ее — сливаются, образуя солнца.

— Эй, ты умница, что не заперлась, — быстро захлопнув за собой дверь, в комнате появился Ал. Бросив на кровать Виты сумку с вещами он старательно повернул в замке ключ и проверил надежность двери. — Здесь, говорят, дикое зверье пошаливает. Вон какие решетки — словно в тюряге.

— А я ждала тебя… — Дикси протягивая ему на встречу руки и только теперь поняла, что ждать можно не только умом, но и всем телом, каждой клеточкой своего существа, откликнувшегося тут же на объятия Ала.

— Ну что ж, тогда поехали! Наспех сбросив одежду он с ходу овладел ею грубо и настойчиво, а потом взмокший во влажной духоте, сполз с узкой кровати на пол.

— Эй, малышка, кидай сюда простыни и не думай спать — я ненасытный.

В сумке у Ала оказалась бутылка вина, мясные консервы, крекеры.

— Ну мы прямо как янки во Вьетнаме. Только у них с харчами было получше, — он разлил вино в пластиковые стаканы. — А с девочками — похуже.

Дикси молчала. Все, что говорил этот простоватый парень казалось ей значительным, оригинальным, а ноздри с упоением ловили запах его пота.

Они не зажигали свет, яркая луна висела за окном, как фонарь.

— Смотри, здесь такая огромная луна, что даже горы и кратеры видно, — удивилась Дикси.

Ал усмехнулся:

— Может кому-то и кратеры мерещатся, а мне везде только вот эти прелести. — Он кивнул на обнаженную девушку и слегка развел ее колени руками.

Они вскоре оказались на полу и долго наслаждались предвкушением близости, давая телам возможность изведать все подступы и подходы к последней, огненной черте. После их первых, грубых и жадных слияний, игра показалась Дикси совершенно упоительной, граничащей со счастливым безумием: голова отключилась, властвовало, наслаждалось, неудержимо стремилось к высшей точке восторга или самоуничтожения жадное, пылающее тело. Но Алан не давал ему возможности утоления, возвращая назад, усложняя и удлиняя путь к финалу.

А когда он, наконец, обрушил на нее всю мощь захватчика и властелина, Дикси закричала и на мгновение потеряла сознание. Потом, лежа рядом, она обвила его шею руками и притянула к себе: — Не отпущу. Теперь я буду твоей частью, как сиамский близнец. Я никого еще не любила так. Это похоже на смерть.

— Приятно слышать. Хотя и слышал уже сто раз нечто подобное, да и ты, наверняка шептала всем своим парням про «первый раз». Ведь правда? Все вы любите создавать иллюзию «первого бала»: — «никогда так не было», «ты у меня единственный». — Добродушно поддевал ее Алан, отхлебывая вино. — Скажи еще, что все эти штучки умею вытворять я один и никому из представителей мужского пола не приходило в голову использовать твои прелести так утонченно.

— Сделай мне, пожалуйста, бутерброд с мясом. Я бы сейчас съела даже кишащие микробами местные лакомства. Втихаря от Старика, конечно. — Дикси вытянулась, закинув за голову руки, ее тело казалось в голубом лунном свете отлитым из серебра, а глаза — черным омутом, прячущем чудовище страсти. Она знала, что хороша, впервые изведав это ощущение по-настоящему — через наслаждение быть желанной, возбуждающей, приводящей в экстаз. И она очень нравилась себе такой — жаждущей ласк, естественной, сбросившей вместе с одеждой, комплексы стыдливости и фальшивых приличий.