Русич (СИ) - Елена Синякова
Мужчина тут же убрал руку, выпуская Варю, и она вылетела со второго этажа, истерично стуча каблуками по лесенкам, пока сбегала вниз, слыша за собой смех Лекса и ощущая его вкус на своем языке.
Ненормальный!
******************************
В тот вечер Линде попало так, что больше о походах в клубы подруга не заикалась даже.
А потом всё пошло наперекосяк.
Во всех кварталах стало неспокойно.
Каждый день рассказывали о том, что на границах кварталов стали находить зверски убитых людей.
Полиция Ванкувера усиливала наряды, но это мало чем помогало, потому что все знали, что в этой части города правят вовсе не они, а национальные группы.
Группы, которые враждовали между собой и проливали кровь.
Или дружили так, что хотелось искренне позавидовать.
Как дружили норды и русские.
Вспоминала ли Варя о Лексе и этом странном поцелуе потом, даже когда проблем у ее семьи стало настолько много, что некогда было копаться в себе и тем более в странном прошлом?
Да.
Пару раз он даже снился ей.
Всё такой же наглый, красивый и с этим пробирающим до самого нутра голосом, к которому сложно было привыкнуть сразу.
Но Варя была реалисткой и прекрасно понимала, где он. И где она.
А сегодня она убедилась в этом в очередной раз, когда увидела девушек, которых собрал Евгений.
На самом деле после смерти папы, когда поиски Алексея Алексеевича стали вопросом жизни для ее семьи, Варя надеялась на то, что он вспомнит ее и не откажет в огромной просьбе. Мольбе.
Но и о том, что всё получится именно так, как вышло сейчас, она и помыслить не могла.
И вот она была в СИЗО.
В странной камере заключения.
И готовила для очень опасного мужчины простую еду, которую он вряд ли станет кушать.
Было ясно, что Лекс отправил Варю на кухню, чтобы только она чем-нибудь заняла себя и, скорее всего, чтобы не мешала ему разговаривать по телефону.
Потому что делал он это часто. И быстро.
А Варя замирала каждый раз, стоило только услышать низкий раскатистый голос Лекса.
Девушка одно успела заметить: с русскими он говорил на русском, поэтому она прислушивалась к нему, каждый раз молясь, чтобы скорее позвонил Евгений с новостями, и при этом жутко тряслась, потому что боялась услышать, что новости плохие.
Несколько раз она тихонько выглядывала из кухни и видела, что мужчина явно нервничает и находится на взводе, несмотря на то что он сидел в кресле, уставившись в телевизор немигающими голубыми глазами.
Со стороны казалось, что ничего не происходит, но он постукивал пальцами по бедру. Пальцами, всё так же облаченными в тонкие кожаные перчатки. Нервно и быстро. Словно играл какую-то мелодию своей души, которой было очень неспокойно.
И Варя не мешала.
Пекла пирожки, хотя сама сходила с ума от мыслей.
Но время текло просто бесконечно долго, и чем больше его проходило, тем становилось страшнее.
Девушка не знала, сколько именно пробыла в неведении и страхе, но за это время она успела напечь два десятка пирожков с капустой. Тесто осталось, и она решила сделать еще и беляшей. И незамысловатый овощной салат.
Если бы не голос Лекса из комнаты, она бы еще много наготовила.
— Варюша, иди сюда.
У Вари подкосились ноги.
Что она услышит?
Хорошие новости или плохие?
Скоро Лекс сам появился на кухне с телефоном в руке — высоченный и большой настолько, что Варя отшатнулась в сторону, а мужчина застыл, потому что не ожидал ничего подобного.
— Всё в порядке, девочка. Вот, возьми.
Он не стал подходить к ней ближе, только положил на мраморную поверхность кухонного стола свой телефон, на котором была не просто заставка, а картинка, которая менялась.
Видео.
Варя очнулась, лишь когда неожиданно услышала голос мамы.
— …Моя дочь там?
— Мамуля!
Девушка кинулась вперед, хватая дрожащими пальцами телефон Лекса и делая это неловко и смущенно, потому что даже в этот важный для себя момент она понимала, сколько он может стоить. И сколько ей придется работать, чтобы возместить ущерб, если она его случайно разобьет.
На экране что-то прыгало и постоянно было в движении, а затем показалось бледное лицо мамы.
— Дочка моя!
— Мам, у вас всё в порядке? — сколько бы Варя ни держалась и какой бы стойкой ни была, а в этот момент ее губы всё-таки задрожали, а в уголках красивых карих глаз появились слезы.
— Да, доча! — мама взяла чей-то телефон и наконец увидела Варю тоже, едва удержавшись от того, чтобы не разрыдаться. Миловидная женщина с такими же карими глазами поспешно вытерла мокрые ресницы. — Нас забрали, мы в порядке! Сейчас едем в русский квартал!
— А где Алиса?
— Здесь, рядом со мной! Всё хорошо теперь!
Если бы рядом стояли стулья, то Варя бы тяжело опустилась на них, потому что внутри нее дрожало буквально всё: все внутренности и кости в том числе. Настолько сильно, что в какой-то момент девушку просто затошнило.
Но когда мама снова поспешно вытерла слезы со щек, Варя напряглась, а ее сердце замерло.
— Мам, у тебя кровь на руках!
— Мы целы, Варюша! Но одного из парней ранили, и я зажимала рану, чтобы остановить кровотечение!
Видимо, мама сказала то, что не должна была, потому что посмотрела куда-то в сторону и быстро закивала, тут же поспешно выпалив:
— Скоро увидимся, доча, и поговорим. Хорошо, родная?
— Да, мамочка, конечно!
Картинка исчезла, и Варя аккуратно положила на то же место телефон молчаливого Лекса, который стоял на своем же месте, не приближаясь к ней ни на шаг.
И смотрел так спокойно. Наверное, даже по-доброму.
— Алексей Алексеевич, — выдохнула она с дрожью, пытаясь сдержать слезы облегчения и благодарности, но в этот раз сделать это катастрофически не получалось. — Я вам так благодарна, что… что…
Девушка пыталась закрыть глаза и собраться с духом, но нервы брали свое, и ее хрупкие плечи задрожали.
— Давай хоть обнимемся, что ли, — пробасил мужчина с улыбкой. — Надо же с чего-то начинать.
Она сделала первый шаг в его сторону сама. Первая.
Но остаток пути Лекс преодолел сам, быстро и размашисто, тут же обхватывая Варю своими ручищами и приподнимая над полом.
Варя не испугалась и не вздрогнула, когда оказалась в буквальном смысле висящей на мужчине.
Она приняла эти крепкие и неожиданные мужские объятья с благодарностью.
Обвила его шею руками и уткнулась в мощное плечо, впервые за долгое время чувствуя, что ее душа наконец спокойна, а сердце стучит размеренно и ровно.
Самое страшное осталось
