Барбара Делински - Озерные новости

— Я никому не скажу.

Лили по-прежнему недоверчиво глядела на него.

— Господи, — вздохнул Джон, — тебя не переубедить.

— Ты знаешь, что я пережила за последнюю неделю?

— Конечно, знаю. Я видел, что делают журналисты, Лили. Я сам так делал.

— Вот ты и проговорился.

— Хорошо. Выложим карты на стол. Ты, вероятно, знаешь, что я разрушил семью. Я написал статью о политике, о возможном кандидате в президенты, который скрыл свою связь с замужней женщиной. Разразился скандал, политическая карьера этого парня закончилась, брак распался, отношения с детьми прекратились.

— Ты забыл о помощнице-блондинке, — подсказала Лили.

— Не забыл, а просто не хотел вспоминать. Все оказалось ложью. Блондинка не была его любовницей. Это выяснилось позже.

— Еще ты не сказал о его самоубийстве.

— С тех пор меня мучает совесть. Я так и не стал писать статью для своей газеты. И ушел. Я до сих пор не могу забыть об этом самоубийстве. — Джон посмотрел ей в глаза: — Я как никто понимаю, через что ты прошла.

Лили немного смягчилась.

— Я не хотела сюда возвращаться. Мне просто было некуда деться.

— Понимаю. Но даже если я буду молчать, все скоро узнают, что ты здесь. Заметят свет, как я. Или дым из трубы.

— Ну и пусть. Я здесь долго не задержусь. Когда скандал утихнет, я вернусь в Бостон. Или поеду куда-нибудь еще.

— Сегодня «Пост» была не так агрессивна.

— Что там написано?

— Что ты заперлась в своей квартире. Главный акцент переместился на Максвелла Фандера. Ты его наняла?

— У меня нет таких денег. Да и как мне тягаться с «Пост»?

— А с Терри Салливаном?

Лили насторожилась. Она не говорила Джону о Терри.

— Я знаком с Терри Салливаном, — продолжил он. — Мы вместе учились в колледже, потом работали в «Пост». Он здорово мне навредил.

— Каким образом?

— Та помощница-блондинка была знакомой Терри. Он с самого начала знал, что она врет. Я страшно на него зол. Здесь мы с тобой заодно. — Джон повернулся, чтобы идти.

— Но я не просто зла. Если бы это ружье было заряжено, а на твоем месте оказался он, я бы его пристрелила.

— Для Терри у меня припасено кое-что пострашнее ружья. Понадобится — позвони.

Джон завел мотор. Плавное скольжение лодки составляло разительный контраст с бурлившими в груди у Джона чувствами. Три года назад, вернувшись в Лейк-Генри, он задумал написать книгу, которая должна была его прославить и оправдать бегство из Бостона. Джон принимался за десяток тем, но ни одна его по-настоящему не волновала — все книги так и остались недописанными. Но эта книга имела все шансы быть законченной. В ситуации с Лили как в капле воды отразился пугающий феномен: средства массовой информации бессовестно попирают личные права граждан. Джон знал об этом не понаслышке. В свое время он сам попирал эти права и теперь рвался искупить свою вину.

Терри Салливан был способным журналистом и прекрасно это знал. Он был заносчив и амбициозен, но упорство, с каким он старался уничтожить ни в чем не повинных людей, нельзя было объяснить одними амбициями. Как правило, слишком рьяные газетчики руководствуются в своих действиях не только профессиональными мотивами.

Джон когда-то и сам был таким. Его движущей силой была потребность выделиться. В юности она выливалась в мелкие столкновения с законом. Когда Джон покинул Лейк-Генри, эта потребность приняла более конструктивные формы: он стремился быть первым, сначала в учебе, потом в работе. С крушением его карьеры в «Пост» желание сделать себе имя поугасло. Но вспыхнуло с новой силой, когда у него появилась мысль написать эту книгу. Что может быть лучше — помочь Лили Блейк добиться справедливости, искупить свою вину, а заодно и стать знаменитым писателем?

Направив лодку к берегу, Джон привязал ее рядом с каноэ у нескольких прогнивших досок, которые он называл причалом. Потом сел за руль «форда-тахо» и поехал в город.

В центре Лейк-Генри было людно. Одни приехали за почтой, другие делали покупки в магазине Чарли. По соседству с магазином находились полицейский участок, церковь и библиотека. Все три здания были деревянными, белыми с черными ставнями. В подвале церкви работало историческое общество.

Сегодня историческое общество проводило распродажу семян и саженцев. Распродажи саженцев, кондитерских изделий, предметов искусства и домашней утвари всегда привлекали множество народу. Тех, кто приходил сюда просто пообщаться, было не меньше, чем покупателей.

На стоянке Джон обнаружил несколько незнакомых машин. Туристы? Или репортеры? Он решил посмотреть, нет ли в толпе фотоаппаратов, но ничего подозрительного не заметил.

Поппи Блейк жила в таком же маленьком, окруженном деревьями домике, как и Лили. Дом был одноэтажным, с двумя флигелями. Левый флигель занимала спальня, правый — кухня и кладовая. Но большую часть времени Поппи проводила в центральной части дома. Там, перед выходившими на озеро окнами, полукругом стояли столы. На среднем располагался пульт со множеством кнопок и телефон — оборудование, необходимое Поппи для работы.

Замигала лампочка. Вызов поступил на личный телефон Поппи.

— Это Поппи Блейк?

Она узнала голос.

— Возможно.

— Ваша сестра уже приехала?

— С чего вы это взяли? — ответила Поппи вопросом на вопрос. — Насколько мне известно, она в Бостоне.

Едва она произнесла эти слова, как увидела на причале хрупкую фигурку Лили. Поппи энергично замахала рукой, приглашая Лили войти.

— Вчера вечером она хотела сбежать, — сказал Терри. — Я стараюсь представить, что бы я сам сделал на ее месте.

— И решили, что она приедет сюда? Почему?

— Куда ей еще деваться?

— Как куда? В Нью-Йорк. Или в Олбани. Откуда мне знать?

Поппи одними губами назвала его имя, и глаза сестры округлились от ужаса.

— Вы сообщите мне, если она приедет? — спросил Терри.

— Ни за что на свете, — пообещала Поппи. Широко улыбаясь, она потянулась к Лили: — Так и знала, что ты приедешь.

Обнимая сестру, она почувствовала, как похудела Лили с их последней встречи пять месяцев назад, на Пасху.

— Ты неважно выглядишь, — сказала Поппи. — Красивая, но усталая.

Поппи подумала, что сказать про Лили «красивая» — значит не сказать ничего. Поппи с Лили были похожи — те же темные волосы, овальное лицо, стройная фигура. Но Поппи всегда была «своей девчонкой», а Лили — нежной красавицей.

В детстве Поппи всюду следовала за Лили, переживала оттого, что Лили заикалась, гордилась, когда та пела. Она знала, как трудно было Лили справиться с заиканием и с постоянными придирками Мейды.