Наталья Калинина - Проклятье музыканта
– Спала плохо. Какие-то кошмары снились.
– Ага, ворочалась, стонала и один раз даже закричала, – подтвердил Давид.
– Да что ж тебе такое снилось? – встревожилась тут же сеньора Пилар, которая любые происшествия со своими детьми принимала слишком близко к сердцу.
– Да вроде и ничего страшного, какая-то танцующая девушка… Но почему-то было жутко.
– В красном платье, с розой, босая? – машинально ляпнула я.
Лаура подавила новый зевок и удивленно посмотрела на меня:
– Да. А откуда ты знаешь?
Выкручиваться мне не пришлось, так как меня опередил сеньор Андрес вопросом к Раулю о гастролях.
– Меньше двух недель осталось до начала, – ответил тот. – Начинаем с Барселоны, затем едем в Мадрид, Малагу… Или Сеговию, а потом Малагу? Не помню.
– А в Галисию? – живо спросил сеньор Андрес, предки которого были из тех мест. На галисийское происхождение указывала и фамилия, одноименная с крупным городом – Оренсе.
– Пока не знаю. Ждем подтверждения или, наоборот, отказа.
Беседа живо завертелась вокруг предстоящих концертов, а мне вспомнился тот день, когда родители узнали о решении Рауля целиком посвятить себя музыке. Им нравилось его увлечение, они гордились сыном, бывали на выступлениях на местных праздниках. Но когда Рауль заявил, что оставляет работу в госпитале ради неровной жизни профессии музыканта, за столом повисло напряженное молчание. Поступок этот в то время, когда в стране царит безработица, понять и принять было непросто. И вот опять разговор вернулся к этой теме – уход Рауля из госпиталя.
– Мне очень жаль, что ты так поступил, – вздохнула сеньора Пилар, собирая со стола грязные тарелки. – Университет, восемь лет работы, хорошее место – и все это оставлено ради музыки.
– Мама, медицинский диплом у меня никто не отнимает, а упускать шанс я не собираюсь, – терпеливо повторил Рауль.
Группа существовала давно, но ее деятельность долго ограничивалась выступлениями на местных праздниках и фестивалях, хоть ребята и не теряли надежды когда-нибудь пробиться на большую сцену. Удача им улыбнулась, когда в прошлом году они выиграли в одном конкурсе возможность записать диск в студии, а затем познакомились с Хосе Мануэлем – менеджером, приведшим к успеху не один музыкальный проект.
– Мог бы совмещать музыку свою с работой, – проворчала сеньора Пилар.
– Как? – развел руками Рауль. – Я перепробовал всевозможные графики, работал и в ночные смены, и по выходным. И если раньше еще можно было совмещать, то сейчас никак!
Период с зимы и до лета прошел в записи диска: много чего меняли, добавляли, перезаписывали. Рауль даже какие-то ночи проводил в студии, как и остальные музыканты, ради того, чтобы результатом остались довольны. Весной выпустили сингл, который принес первый успех, и сняли на него клип. Летом группа выступала на фестивалях и различных праздниках вместе с другими артистами и завоевывала популярность. Недавно вышел диск, и работа завертелась новым водоворотом: активное продвижение, подготовка к туру, репетиции. За кажущимся легким успехом и везением на самом деле стояла большая работа. Я почти не видела мужа дома, но приняла эту жизнь, понимая, что по-другому быть не может. Это будет не Рауль – без музыки. Но те свободные минуты, которые выпадали ему, он проводил со мной.
– Стоит ли все это таких усилий? – сощурилась мать. Лаура взяла из ее рук тарелки и отнесла на кухню. Я тоже поднялась, чтобы помочь. – Этот мир такой нестабильный! Ты сам рассказывал, как то одни музыканты, то другие, уже сделавшие себе имя, ищут средства на запись, прося помощи даже у поклонников. Уверен ли ты, что и дальше у тебя все пойдет гладко? Не потеряешь ли надежду, профессию? Жену, наконец? Ты уверен в том, что все у тебя будет хорошо?
Повисла напряженная пауза, в которую и родители, и вернувшаяся с кухни сестра смотрели на Рауля, ожидая ответа. В глазах матери читалась тревога, отец глядел с прищуром, будто проверял сына на твердость его убеждений, Лаура смотрела на брата с надеждой на положительный ответ. Давид – выражая поддержку. А я… Я просто обняла мужа, давая тем самым понять, что не сомневаюсь в нем и буду с ним в любой ситуации.
– Нет, – честно сказал Рауль, глядя родителям в глаза. – Я не уверен ни в том, что все и дальше пойдет хорошо, ни в том, что мои надежды не окажутся обманчивыми. Я могу лишь рассчитывать на собственные силы и на вашу поддержку. Это большой риск, и я об этом знаю, так же как и Анна. Я рассказал ей о своих сомнениях, обрисовывал ситуацию далеко не в радужных тонах, но она поддержала меня.
– Ох, – только и вздохнула сеньора Пилар, затем собрала со стола грязные стаканы и отправилась с ними на кухню.
– Я не буду с тобой спорить, – сказал, обращаясь к Раулю, сеньор Андрес. – Ты уже все решил. Если это твое – вперед. Но не забывай, что исполнить мечту жизни – это, конечно, важно, но куда важнее удержаться и не утратить желания следовать этой дорогой, не растерять радость из-за препятствий, сложностей, разочарований. Исполненная мечта – это еще не пройденный путь. Это дверь, за которой ожидает отнюдь не рай, а дорога, короткая или длинная – зависит от тебя. Но всегда это дорога с множеством препятствий.
– Я согласен, папа.
– Ну что ж, пожелаю тебе еще не терять головы. И удачи, конечно.
– Спасибо.
– Пожелай ему лучше новые портки купить! – раздался с кухни голос сеньоры Пилар, которая, видимо, внимательно прислушивалась к окончанию разговора даже из кухни.
– Мама, тебя, похоже, куда больше расстраивает не то, что Рауль променял одну профессию на другую, а его манера одеваться, – сказала Лаура под дружный смех.
Мы пробыли в гостях у родителей до вечера и просидели бы за кофе, сластями и разговорами еще дольше, если бы Раулю не нужно было ехать на репетицию.
* * *Долорес… Она оправдала свое имя[3], оставшись в его высохшей и растрескавшейся, как земля в засуху, душе вечной болью. Боль – вот что она сеяла вокруг. Почему родители не назвали ее Консуэло[4] или Каридад[5]? Но, видимо, при ее рождении акушерке ассистировал сам дьявол, первым оставивший на челе новорожденной огненный поцелуй, и, предрекая будущее, нашептал это проклятое имя родительнице. И как же веселился тот же дьявол, надоумивший уже его родительницу наречь младенца Сальвадором[6], зная, что именно этот «спаситель» в будущем толкнет в адово пламя ту, которая вместо любви и ласки станет нести всем боль.
Сальвадор вынырнул из паутины узких улочек на широкую, заполненную то и дело щелкающими затворами фотокамер туристами. Когда-то он любил людское скопление – искал его, привлекал к себе внимание, тешил свое тщеславие бравыми выкриками толпы. Теперь же предпочитал уединение, прятался в темных убежищах каменных лабиринтов, как улитка – в панцирь. Увидев на полпути уличного гитариста, он остановился. Музыка, вибрирующая в воздухе, отдалась горькими воспоминаниями. Если бы кто-то из туристов, проходящих без остановки мимо, бросил случайный взгляд на запрокинутое к небу лицо мужчины, подумал бы, что тот наслаждается музыкой: ресницы его чуть подрагивали, словно крылья бабочки, губы тронула легкая полуулыбка. И только бросив мимолетный взгляд на руки мужчины и увидев, как слегка шевелятся его пальцы, догадался бы, что на самом деле этот прохожий играл – мысленно – вместе с уличным музыкантом. Странный дуэт: музыкант, перебирающий струны гитары, и другой, с взволнованным выражением перебирающий свои воспоминания. Когда-то у него был талант – играть так, чтобы музыка звучала не в воздухе, а в сердцах слушателей. Он чувствовал себя едва ли не богом, потому что мог повелевать эмоциями людей, вызывать то слезы, то улыбки, сеять печаль в душах и лечить ее расцветающей от звучания его гитары любовью. Из-за молодости он и правда без лишней скромности причислял себя к касте святых. Какая ирония! Вспомнив об этом, Сальвадор усмехнулся. Бросив монету уличному музыканту, он отправился дальше, но хоть и отдалялся от собора, на углу которого встретил гитариста, все больше запутывался в сети пробужденных музыкой воспоминаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});