Пат Бут - Палм-Бич
Бобби увидел, как словно облако набежало на лицо Кристи. Огорчение? У нее был такой вид, будто она начала понимать то, что давно не давало ей покоя.
- Пыталась ли она когда-нибудь навредить тебе?
Я хочу сказать, что, имея в распоряжении такую компанию, она, мне кажется, вполне могла бы это сделать. Помнишь, какую ужасную книжку о нас написали? Ну, которую тебе прислали несколько лет назад? Никто не стал ее печатать, но она могла бы, если бы очень хотела нам навредить.
Бобби задумчиво посмотрел на дочь.
- Ну что ж, это так. Конечно. Но она всегда избегала нас, как чумных, а в нашем городе, ты знаешь, это не так просто.
- Ты любил ее?
- Что это? Допрос с пристрастием? - Бобби снова засмеялся. Именно этот его смех зажигал толпы. Потом он добавил уже задумчиво:
- Да. Да, я любил ее. Очень сильно. Она была чудесной. Чудесной.
- Маму было любить труднее. Это было утверждение, а не вопрос.
- Да. Я думаю, мы все это знаем, - отозвался Бобби.
Он повернулся к дочери. На лице ее снова были слезы. Любить Джо Энн было трудно, но Кристи это удавалось. Кристи, которая была так переполнена любовью, что этой любви хватало на всех. Кристи, которая отдала свою любовь какому-то никчемному прощелыге, а он даже не подумал показаться в ее доме и познакомиться с ее родителями. Кем бы он ни был, он заслуживал той же участи, что и извращенный маньяк, убивший Джо Энн. Он, Бобби, сам бы налил ему яду - и весь день сидел бы и с наслаждением следил, как меняется лицо этого парня, борющегося со сном, который в конце концов умертвит его.
- У нее есть сын. Я никогда его не видел, но он должен быть твоим ровесником. Фамилия его, очевидно, Блэсс. Не помню, как его назвали.
- Скотт. Скотт Блэсс.
Бобби поднялся.
- Кажется, я знаю, что нам обоим необходимо. Хороший коктейль. Знаменитая "Маргарита". Давай выпьем, Кристи. Когда-то я славился своими коктейлями. Давай посмотрим, не потерял ли я мастерство.
Кристи улыбнулась сквозь пелену слез. Такой ее отец, под оболочкой видного политического деятеля скрывалась заразительная ребяческая восторженность. Но она не позволит ему уйти от разговора. По крайней мере, совсем уйти не позволит.
- Мне кажется, ты все еще ее любишь, папа. Тебе надо встретиться с ней. Посмотрим, что выйдет. Я бы против этого не возражала. Помни, я сама это предложила. Хватит нам горевать и печалиться.
Наградой ей был благодарный взгляд отца.
***
Лайза угрюмо просматривала списки бестселлеров в "Нью-Йорк таймс". Это самая удачная часть недели. Все они были здесь. Все книги издательства "Блэсс". Все те, которые она создала и выпестовала, которые она купила. Но это не принесло ей радости, или восторга, или воодушевления. Ничего. Кругом была одна только пустота. Прошло долгих шесть месяцев с тех пор, как ушел Скотт. Он исчез ночью, словно вор, без каких-то видимых на то причин, и все это время ничего о нем не было слышно. Как будто сквозь землю провалился. Пропал, и следа не оставил.
Сколько раз пыталась она понять причины его жестокого поступка. Казалось, он желал таким образом наказать ее за какую-то ужасную вину. Но что же она такого сделала? Она не находила ответа. Оставленная записка ничего не проясняла.
Лайза помнила эту записку наизусть, но все же ничего не могла понять.
"Мама, я ухожу, и больше не вернусь. Пожалуйста, не пытайся меня найти. Всю свою жизнь я старался добиться твоей любви, но теперь понял, почему это мне не удавалось. Это чуть не уничтожило меня и других людей - поэтому, если уж я не могу рассчитывать на твою любовь, то и не хочу стать частью твоей ненависти. Я так доверял тебе, но ты мне лгала. И все, что ты из себя изображала, оказалось лживым. Поэтому я ухожу, чтобы научиться жить своей жизнью и научиться понимать, что во всем, что произошло, виновен не я, а ты. Ты выгнала меня давно, очень давно".
Любовь? Ненависть? В этом не было никакого смысла. По крайней мере ничего, о чем бы он знал и что могло тревожить его. Да, в ней жила ненависть. Она пронесла ее через годы своей борьбы, и именно ненависть лежала в основе ее феноменального успеха, который так громко заявлял о себе с черно-белых страниц "Нью-Йорк таймс". Но сейчас, словно пуля на излете, это чувство потеряла свою остроту и силу, а с ужасной смертью Джо Энн и вовсе тихо зарылось в землю.
- Как там дела с книгой Энн Либерманн о серфинге? - бодро спросила Мэгги. Отвлечение Лайзы от горьких мыслей занимало теперь все ее время.
- Замечательно, - ответила Лайза без воодушевления. - И сюжет, и разбивка по главам просто чудесны. Еще одна первая строчка в перечне бестселлеров. Вне всяких сомнений. О да, - добавила она устало, - все ставки опять наши. Компания "Блэсс" впереди всех. - Она на секунду замолкла, когда вдруг в голову ей пришла горькая мысль. - Интересно, как она понравилась бы бедному Скотту? Голос у нее перехватило.
- Это же его идея, не правда ли?
- Это идея, вымученная из него Энн Либерманн. Или, я бы сказала, это идея, вымученная ею из него в постели. Скотт ведь, знаешь ли, спал с ней.
- Господи! Не может быть. В высшей мере странный поступок.
- Он не хотел, Мэгги. Он сделал это ради меня. Либерманн заартачилась с контрактом, а Скотт уговорил ее не расставаться с издательством "Блэсс". Он таким образом заплатил ей.
- О, Лайза, не говори таких глупостей.
- Я вовсе не говорю глупости, Мэгги. Лайза резко поднялась, в раздражении швырнув газету на пол. Несмотря на то, что прошло столько лет, Мэгги так и не перестала обращаться с ней, как с ребенком. Людям вокруг кажется, что она все та же прежняя Лайза, но она стала совсем другой. Все изменилось. И то, что другим это непонятно, выводит из себя. Особенно если эти другие - старые друзья.
Секунду-другую стояла тишина. Именно в такие секунды приходят нужные мысли. "Ему так безумно хотелось, чтобы я обратила на него внимание. А у меня никогда это не выходило. Я пыталась, но не могла. Я ничего не ощущала раньше. Но вот теперь это пришло".
Она повернулась к своей старой подруге. Ее красивое лицо вдруг исказилось, в глазах заблестели слезы.
- Я хочу вернуть его, Мэггс. Так... хочу. - Она обессиленно всплеснула руками и замотала головой. - Он так похож на Бобби. Это просто нелепо. Всякий раз, когда я смотрела на него, внутри у меня закипали гнев и обида. Бедный Скотт. Он никогда этого не знал. Я не смогла ему это сказать. Даже сейчас он ничего не знает.
- Может, если бы он знал...
- Он ушел, Мэггс. Он взял и ушел. И в этом виновата я.
Теперь Лайза уже говорила сама с собой.
- Столько ненависти. Ненависти во всем. Эта ненависть целиком охватила меня. Я пропиталась ей. Я пропиталась ей насквозь, и это сделало меня такой сильной.
Такой отвратительно сильной. Ведь все это походило на союз с дьяволом, разве нет? Я могла получить все, даже насладиться местью, отдав взамен свою душу.
- Ты можешь это исправить, Лайза. Ты можешь все вернуть. Можешь всех вернуть.
- Нет. Слишком поздно, Мэгги. Никого не осталось. И ничего уже нет. Осталась только я. И все это...
Лайза в отчаянии взметнула руки, как бы охватив ими всю эту комнату с высокими потолками, вместе с замечательными полотнами старых мастеров, великолепной коллекцией изделий из нефрита, чудесной скульптурой Родена, перехваченной на аукционе у не потянувшего цену Лувра. Но сказать она хотела нечто большее. Она выжила. Она унаследовала все это. Палм-Бич. Самая желанная вещь теперь принадлежала ей. Она могла подчинить ее своей воле, унизить ее при желании, иметь ее, обладать ею, начиная с этого дня... Ее единственная соперница-враг не просто мертва, но и бесконечно унижена обстоятельствами своей смерти. Все расчищено для светской жрицы, которая управляет самой процветающей издательской империей Америки и у которой также хватает времени и умения вести свою партию в Палм-Бич.
Итак, она одержала пиррову победу, и привкус праха на зубах выворачивает ее наизнанку. Что бы сказала Марджори? Дорогая, мудрая Марджори, которая скрывала свою доброту и свое сострадание под маской светских амбиций?
- Найди Бобби, Лайза. Он, наверное, очень одинок.
Так же, как и ты. Все ведь случилось так давно. И так далеко ушло. Скажи ему, что все кончилось. Попытайся его понять. И попытайся понять себя.
Голос Мэгги, словно эхо, повторил ее собственные мысли.
Когда она услышала эти слова, Лайза уже знала, что ей надо делать.
Это было подобно откровению. Такая очевидная, но не доходившая до сознания мысль. В глубинах же подсознания она присутствовала. Без Бобби ничего не удастся начать заново.
И внезапно, со всем отчаянием изболевшейся души, Лайза начала надеяться на новый рассвет.
***
Кристи стояла неподвижно, а слова кружились над ее головой, словно рассерженный пчелиный рой. Время от времени одно-два слова вырывались из общего жужжания и влетали к ней в ухо, сразу же глубоко врываясь в сознание: "Сестра по отцу. Брат. Прости. Ту ночь на пляже".
