Лира Ерошевская - Под небом Финского залива
А чего же Генка в то лето не приехал, ну на следующее, когда мы с тобой отдыхали?
- Не мог. ЧП у них какое-то приключилось, его не отпустили летом, ты же знаешь, что такое военнослужащий.
Встречались там с кем-нибудь, я имею в виду с женщинами?
Нет, не встречались.
Ни с кем, и все три года?
Ни с кем, и все три года.
Женщин хороших не было?
Были. Я сказал, мы тебя ждали, ты же обещала приехать. Теперь больше не поеду. А может, и поеду, кто знает...
А чего не женился, Сережа? Женщины возле тебя крутятся. Неужели за все время ни одна женщина не попыталась завоевать твое внимание?
Честно?
Честно.
Есть у меня там, дома, женщина, любит меня, а я ее - нет.
Любит - это тоже немало, мог бы и жениться.
Тебе же мало того, что я тебя люблю. Для меня тоже важнее любить самому,- Сергей встал, сделал два шага туда и обратно, кухня была маленькая - не разбежишься.
А мать где?
Сестру свою поехала навестить, тетку мою. Редко, но иногда выбирается. Здесь - не очень далеко.
А ты... Как ты живешь?
Ничего... Я знаю, что ты хочешь спросить. Нет у меня никого... И вообще у меня другие интересы...
Чем же ты занимаешься?
Живописью более серьезно стала заниматься.
Еще чем?
А еще ничем. Работа, домашние дела, времени свободного мало остается.
Ну покажи свое творчество.
Проходи,- пригласила Света в комнату.- Смотри. Сережа прошел в комнату.
Ба, да ты еще и художница! - изумился Сережа.
Так и знала, что ты так скажешь,- засмеялась Света.
- Да у тебя просто настоящий музей. Когда успела столько много написать?
- Ты рыбу ловил,- я картины писала,- пошутила Света. Сергей долго рассматривал большие и маленькие
Светины картины, написанные маслом. Они висели и стояли везде, где только находился кусочек стены или подходящая опора.
- Ну, Светка, ты молодец! Я не очень разбираюсь в живописи, но твои картины мне нравятся, они доставляют радость, потому что в них присутствует праздничность цвета: богатая цветовая палитра и сочность красок без излишеств. И везде прослеживается романтическая направленность, давно ушедшая из нашей живописи, и совершенно напрасно, потому что это обеднило ее. Вот эти каменные утесы, смотри, какие они живые, да, да, живые. А небо? Какое необыкновенно красивое небо... Оно мне напоминает то небо, которое расцвечивает воды Финского залива. А вот и залив, я узнаю это место...
Сережа переходил от картины к картине и о каждой говорил какие-то теплые слова.
Ну спасибо, Сережа, не часто приходится слышать такие дифирамбы о своем творчестве. Конечно, я воспринимаю это в какой-то степени как твое желание сказать мне что-то приятное, и все же мне хочется надеяться, что искренность здесь тоже присутствует.
Да нет, Светка, ну правда же здорово! Ты не пробовала выставляться? поинтересовался Сергей.
Да, были недавно у меня две выставки в Москве. Заметили, в газете статья была, небольшая, но все же...
Поэтому ты и за меня замуж не хочешь выходить, боишься, что я у тебя много времени буду отнимать, на творчество не останется?
Нет, Сережа, совсем не в этом дело. Я всю эту мазню не считаю чем-то выдающимся, по сути это спасение от блеклости и однообразия моей жизни. Мне тебя, Сережа, жалко. Ты мне как братишка, веришь?
Сережа промолчал, видно, не очень ему хотелось быть ее братом.
Ты помнишь, посылал меня к бабке-гадалке? Я тебе тогда не весь разговор передала. А она мне сказала: "Не будет у тебя счастливой семейной жизни. Если выйдешь замуж - только парню жизнь испортишь". Не хочу я тебе ее портить.
А ты испорть, Светка, испорть! Ну испорть! Не будет она у меня лучше без тебя.
Откуда ты знаешь? Ты ведь к гадалке не ходил. А может, впереди у тебя взаимная романтическая и прекрасная любовь?
Ничего этого у меня впереди не будет - я сам себе гадалка. Останутся у меня только воспоминания о тебе, и ими я буду жить. Но упрашивать я тебя больше не буду. Я понимаю, что это бесполезно.
Они еще долго сидели и разговаривали, вспоминая прошлое и избегая говорить о будущем. Потом Сережа сказал:
- Свет, мне пора! У меня вечером уходит поезд, билет в кармане. Ты проводишь меня до автобуса?
- Конечно. Только подожди немного, переоденусь. Сережа вышел в кухню, чтобы дать Светке
возможность переодеться. Света надела свое самое модное на данный период времени платье, как всегда, немного повертелась перед зеркалом, начесывая волосы и подкрашивая губы и ресницы. Потом сняла со стены свою небольшого формата картину, где был изображен по памяти кусочек Финского залива с зеленью на переднем плане и с домиками, которые сдавались на лето отдыхающим,- на втором. Еще дальше темнела покосившаяся избушка бабушки-гадалки.
Сереж,- сказала она, выходя в прихожую.- Я хочу подарить тебе вот эту картину. Узнаешь пейзаж?
Ой, Светочка, ты не представляешь, как я тебе благодарен. А я хотел попросить у тебя как раз именно эту картину, но постеснялся.
Читаю твои мысли,- улыбнулась Света.
Ты мне не дашь кусочек газетки? - он аккуратно завернул картину в газетный лист и положил в свой чемоданчик.
Потом подошел к Свете и обнял ее, Света не сопротивлялась. Так стояли они, прижавшись друг к другу, может, минуту, может, две. Потом Сережа отстранил Свету, надел китель и фуражку, взял в руку чемоданчик:
- Пойдем?
Света заметила, что в его глазах стояли слезы. Такого Света за ним еще никогда не замечала, на его лицо всегда просилась улыбка. Они подошли к автобусной остановке, когда автобус уже показался из-за угла.
Может, тебя до вокзала проводить? - спросила Света.
Нет, Светочка, не надо: я буду за тебя беспокоиться. Ну что? Прощай, Светочка! - он уже овладел собой, широко улыбаясь своей обаятельной и щедрой улыбкой.
Прости, Сережа. Спасибо, что заехал. Я буду помнить тебя,- Свете тоже хотелось улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
Сережа наклонился, поцеловал ее в щечку и вскочил на подножку подошедшего автобуса, помахав свободной рукой. Света тоже подняла руку, растопырив пальцы. Потом долго смотрела вслед удалявшемуся автобусу: она прощалась в Сережей, с Геной, с Финским заливом, на берегу которого ей было и сладко, и горько, с тем отрезком прожитого, который уже никогда не вернется к ней, разве только постучится в ее сны и в ее картины.
Медленно-медленно побрела она домой, долго вертела ключом в замочной скважине, открывая дверь. Прошла на кухню, села на табуретку и стала смотреть в окно. Что-то щемяще-грустное не давало ей возможности переключиться ни на что другое. Она сидела так очень долго. Потом начала убирать со стола. Среди чашечного и вазочного беспорядка на столе лежал маленький листочек бумаги, вырванный из записной книжки. На нем четким Сережиным почерком был записан адрес Гены: город, улица, номер дома, номер квартиры, фамилия, имя, отчество.
И опять накатила на Свету волна невыносимой тоски. Она долго смотрела на слова и цифры, записанные на листочке, но она их не видела. Она видела только то, что ей было известно: фамилия, имя, отчество. "Славный чудной Сережка, разве я не могла бы узнать Генин адрес, если бы захотела. Узнал же ты мой. И разве так же, как ты, не мог узнать мой адрес Гена, если бы захотел? Почему не Гене достался твой легкий характер, Сережа? Гена, Гена... Гордый, самолюбивый, легкоранимый, иногда высокомерный, такой сложный, противоречивый и в то же время такой неискушенный, неопытный, застенчивый, несмелый, бесхитростный, не похожий на стандарт столичных разболтанных парней... Мне дорога память о тебе! Но у меня тоже сложный характер, у меня тоже есть женская гордость и самолюбие, которыми я в некий момент поступилась ради чувства к тебе, но в ответ ты не поступился ничем. И никогда я не сделаю второго шага, уступая своему порыву души, который однажды остался без ответа. Ты мужчина, и тебе должна принадлежать инициатива в отношениях с женщиной. Если бы ты по-настоящему любил меня, то, как и Сережа, приехал бы ко мне, перешагнув через самого себя, как бы ни было для тебя трудно совершить такой поступок''.
Ленивым жестом она разорвала листочек пополам, потом еще раз пополам и бросила обрывки в мусорное ведро, обрезая все возможные и невозможные тропки, которые могли бы стать продолжением пережитого под небом Финского залива. Света не запомнила ни одной цифры, записанной на выброшенном листочке, она их просто не хотела запоминать. "Начнем новую жизнь, в которой память станет путеводной звездой моих творений, - что мне еще остается?"
Света еще только вступала на стезю того "ВЫСОКОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ", которое уготовила ей судьба еще при рождении - в самом начале ее жизни, и того ТВОРЧЕСКОГО ПРИЗНАНИЯ, к которому она придет через свое художественное, возвышенное, необыденное восприятие мира.
Знакомство с первыми неосознанными радостями и разочарованиями молодости, страдания, выпавшие на ее долю в замужестве, одоление неустроенности после всех превратностей семейной жизни, дружба с умными, искренними и отзывчивыми на доброту женщинами, удивительно красивые взлеты взаимной любви, всегда заканчивающиеся либо неудачами, либо необходимостью расстаться навсегда, любовь, которой она была щедро одарена людьми, заслуживающими ее уважения, и мятущиеся порывы одинокой души к высотам прекрасного - все найдет свое отражение в ее видении и человека, и
