Кайл Онстотт - Хозяин Фалконхерста
Брут замотал головой, не находя ответа, но Драмжер видел, что он напряженно размышляет. Внезапно Брут хлопнул ладонью по столу.
— Вспомнил! Теперь я знаю, какая у меня будет фамилия. Был я как-то раз с массой Хаммондом в Новом Орлеане. И завел там себе бабу, а она жила в семье, которая звалась Родни. Уже не помню, как звали бабу, но массу Родни до смерти не забуду. Баба впускала меня в заднюю дверь и заводила к себе в комнатушку. Хороша же она была — что грудь, что зад!.. И вот как-то ночью работаю я изо всех сил, а ей это так нравится, что она возьми да заверещи. Я еще поднажал и не заметил, как открылась дверь. Потом гляжу — чего это она притихла? А это старый масса Родни явился — вот-вот удар его хватит. Моя милашка так перепугалась, что сбросила меня на пол. Старый масса Родни и говорит: не знаю, мол, кто ты такой, но твоему хозяину скажу, чтобы он велел высечь тебя на городской площади. Я отвечаю: Брут я, с плантации Фалконхерст массы Хаммонда Максвелла, приехал с хозяином в Новый Орлеан продавать рабов. Старик чуть с ума не спятил. «Из Фалконхерста, говоришь? Неужто?» — «Да, сэр, — говорю, — прямо оттуда». И знаете, что он тогда сделал?
Завороженные рассказом Драмжер и Большой Ренди дружно покачали головами.
— Протянул мне руку, помог встать, разулыбался и сказал: «Продолжай свое дело, парень, а я посмотрю. Обработай ее как следует, а если она забеременеет, то я заплачу тебе два серебряных доллара. Заходи еще. Кроме этой, у меня есть еще три рабыни. Хорошо бы ты оприходовал их всех и всех обрюхатил. Тогда у меня бесплатно появится четверо фалконхерстских сосунков. Если обрюхатишь всех до одной, заработаешь пятерку».
— И как, получилось? — Драмжер обожал подобные истории. Ему достаточно было представить себе нарисованную Брутом картину, чтобы самому почувствовать вожделение.
— Я наведывался туда каждую ночь недели три подряд, пока масса Хаммонд не сказал, что пора домой. Отделывал всех четырех, и почти всегда — в присутствии старика Родни. Я не знал, что у меня получилось, пока не оказался в Новом Орлеане на следующий год. Прихожу к Родни и вижу: у двух малыши — мальчик и девочка. Уж как рад был меня видеть старый масса Родни! Уж как он гордился пополнением! Он захотел, чтобы я снова занялся его рабынями, и сказал, что у его соседа припасена для меня молодуха. Да еще заплатил пять долларов! Старый масса Родни — лучший белый, какого я когда-либо встречал, кроме массы Хаммонда, конечно. Назовусь-ка я его фамилией! Как тебе нравится: мистер Брут Родни!
— Звучит неплохо, мистер Родни. — Драмжер поклонился, словно перед ним был белый. — Рад с вами познакомиться, мистер Брут Родни. Что до меня, то тут не надо далеко ходить: я уже решил, как мне назваться. Буду Максвеллом! Это фамилия массы Хаммонда и девичья фамилия миссис Софи. Теперешнюю ее фамилию я не припомню — как была фамилия этого проклятого Аполлона? Я собираюсь жениться на миссис Софи. Тогда я стану настоящим Максвеллом. Мистером Драмжером Максвеллом из Фалконхерста!
— Еще чего — жениться на миссис Софи! — Брут не поверил своим ушам. — На настоящей белой? Никогда она не выйдет за черномазого. И думать забудь.
— Зато ей нравится со мной спать. Сейчас нравится со мной, раньше нравилось с Занзибаром. Если она может родить моего ребенка, то пускай выходит за меня замуж. Ничего, я ее заставлю!
— Раз она носит твоего щенка, то это другое дело, — согласился Брут. — Тогда конечно… Вот кто будет настоящим Максвеллом!
— Мне это тоже нравится, — высказался Большой Ренди. — Назовусь-ка и я Максвеллом.
— Не смей! — рассердился Драмжер. — Здесь есть всего один Максвелл — я! — Он угрожающе приподнялся. — Не хватало наплодить целую свору Максвеллов!
— Тогда как же? — Большой Ренди поскреб в голове. — Мне-то никто не совал в Новом Орлеане серебряных долларов! Придется назваться Ренди Бигом.
— Тоже мне фамилия! — Глупость Ренди не знала пределов. — Фамилия должна быть настоящей! Если мы возьмем себе такие дурацкие фамилии, то так и останемся для всех невежественными черномазыми.
— Он почти у цели, — сказал Брут, которому не нравились пререкания. — Было дело, мы с массой Хаммондом продавали в Билокси двух рабов и рабыню массе Биггсу. «Биг», «Биггс» — звучит похоже. Пускай назовется Биггсом. Мистер Ренди Биггс — разве плохо?
Драмжер довольно кивнул и протянул Большому Ренди пятерню.
— Рад с вами познакомиться, мистер Биггс. Разрешите представиться: мистер Драмжер Максвелл с плантации Фалконхерст, к вашим услугам, мистер Ренди Биггс.
— Вспомнил! — воскликнул Ренди, который все это время напряженно чесал в голове. — Я забыл свое настоящее имя! Меня на самом деле зовут не Ренди, а Рендолф! Меня так никогда не звали, а ведь я Рендолф.
— Еще лучше. — Драмжер с удвоенной силой потряс ему руку. — Рад встрече с вами, мистер Рендолф Биггс. Что ж, мистер Родни, мистер Биггс, нас ждут дела. Завтра утром, Брут, собери здесь, в лавке, всех до одного. Пускай каждый подберет себе фамилию — любую, только не «Максвелл». Так будем зваться только я да Жемчужина. Ты их выстроишь, а я перепишу. Чтобы у каждого мужчины была фамилия! Женщины берут фамилии своих мужчин, дети тоже. Так они станут настоящими людьми, а деревня — настоящей деревней. Когда все получат фамилии, новый проповедник обвенчает пары. Пускай заключат брак, как белые. Завтра у нас важный день: у всех появятся фамилии и супруги.
— А как насчет всех твоих здешних ребятишек? — осведомился Большой Ренди. — Они назовутся твоей фамилией? Все как один станут Максвеллами?
Драмжер отрицательно покачал головой.
— Нет, им надо дать фамилии мужчин, с которыми живут их матери. Максвелл будет один — тот, которого вынашивает миссис Софи.
— Ты тоже завтра обвенчаешься с миссис Софи?
— Нет, чернокожий проповедник не может венчать белую даму. Белую должен венчать белый священник. Мы с миссис Софи поженимся в Бенсоне.
— Не задирал бы ты нос, — посоветовал ему Брут. — Раз черный проповедник может венчать нас, чем же он плох тебе?
— Погоди, сам увидишь! — отрезал Драмжер. Чтобы не упасть в грязь лицом, он должен был теперь поступить так, как обещал. Ничего, он найдет способ заставить Софи выйти за него замуж, тем более что долго искать не придется, так как способ был как на ладони — лишить ее своей благосклонности. Тогда она волей-неволей пойдет с ним под венец. В противном случае он ее убьет, но только после того, как родится ребенок. — Белой даме нужно время, чтобы подготовиться к свадьбе, навести красоту и все такое… — Это уже был компромисс. — Помяни мое слово, быть ей миссис Драмжер Максвелл, а моему ребенку… — Он выдержал паузу, чтобы донести до них весь смысл этого слова: пускай усвоят, что у него будет не безродный щенок, а РЕБЕНОК. — Он будет мистером Драмом Максвеллом с плантации Фалконхерст. Погодите — сами увидите.
38
Пока Драмжер беседовал с Брутом и Большим Ренди, взошла полная луна, посеребрившая стены хижин. Все окна, кроме окна в доме Брута, были темны. Драмжер, оставшийся наедине со своими мыслями, чувствовал себя по-особенному счастливым. Свет, пролившийся в его душу, не приносил физического насыщения, в отличие от единственной доселе знакомой ему разновидности счастья — расслабленности после совокупления, но удовлетворял гораздо полнее. Что и говорить, было бы чудесно приступить к соблазнению новой девчонки, предвкушая наслаждение, напрягая мышцы живота и слыша, как стучит в висках кровь. Но порой, когда он, добившись своего, застегивал штаны, в голову закрадывался вопрос: почему все получилось будничнее, чем он надеялся? Зато теперь он чувствовал, что совершил нечто несравненно более значительное, нежели просто завалить девку на траву. Он сделал огромный шаг вперед и увлек за собой население Нового поселка. Это целиком было его собственным замыслом, он самостоятельно выпестовал его от начала до конца и обошелся без помощи Брута. Возможно, Брут знает, как засеять поле и принудить лентяя к работе, но разве додумался бы он до того, чтобы дать людям нормальные имена и переженить их, как белых?
Нет, такое было под силу только Драмжеру.
Чувствуя свое могущество, он понимал, что быть вожаком не составляет для него никакого труда. Достаточно родить идею и заразить ею других. Это мало чем отличалось от охоты на девок. Возжелав какую-нибудь из них, он ласковыми речами уговаривал ее отдаться — и она его с потрохами. Убедить людей действовать согласно его намерениям оказалось, ненамного труднее. Несколько слов, произнесенных с умом, и готово! Только что он был главным человеком, совсем как масса Хаммонд когда-то. Он приказал — и они поспешили выполнить приказание. Его распирало от вновь обретенного могущества. Он привык к роли мужчины среди женщин, теперь же стал первым среди мужчин.
