Вали Гафуров - Роман, написанный иглой
Мухаббат медленно пошла от котлована.
Метрах в пятистах от него были расположены землянки прибывших на строительство колхозников. Близилось время обеденного перерыва, и рядом с землянками вовсю кипели огромные котлы. Вокруг них озабоченно ходили повара. Продукты, привезённые на машине, бирджан с помощью Мухаббат перенёс под навес у этой «кухни». Подошёл пожилой повар, похлопал по курдюку одного из привезённых баранов, удовлетворённо сказал:
— Теперь порядок! А то у нас с мясом за последние дни стало туговато.
И отправился к кипящим котлам. Вскоре он снова подошёл и поставил перед Сабиром и Мухаббат чайник хорошо заваренного зелёного чаю. Но успели они его допить, как к землянкам группами стали собираться строители. Последними пришли колхозники из «Коммунизма». Ещё издали увидев Мухаббат, Каромат прибавила шагу, а потом, не выдержав, побежала.
— Подруженька моя! — обрадованно крикнула она и бросилась обнимать Мухаббат.
Между тем подоспели другие женщины и девушки. Посыпались расспросы о кишлаке, о родных и близких. Мужчины степенно здоровались с Мухаббат за руку и уходили к своим землянкам.
— Ну, как там, Мухаббат, в нашем кишлаке дела?
— Говорят, Светин отец приехал?
— Сама-то ты как? Рустам пишет?
— А зачем ты приехала? — поинтересовался кто-то. — С нами вместе хочешь работать?
— Или заскучала без нас?
Это уже спросила Каромат. Устала, аж посерела вся, а всё шутить пытается.
— Да, вместе с вами плотину хочу строить.
— Замечательно! А почему же без сына? Соскучилась я по нему, курносенькому.
— А он без тебя не очень. Плакать меньше приходится, но удержалась хоть и от шутливого, но укола Мухаббат.
— … Ты бы работала, — не обращая внимания на слова подруги, продолжала она, — а я бы с ним нянчилась, потом бы ты с ним занималась, а я работала.
Одна из сидевших в кружке женщин в тон ей продолжала:
— А плакать начал бы, грудью покормила…
Каромат засмущалась, покраснела так, что слёзы на глазах навернулись.
Женщины засмеялись. А неугомонная молодуха продолжала:
— Чем чужим детям завидовать да в няньки к другим напрашиваться, взяла бы, да и сама замуж вышла. Не успеешь оглянуться, как и у тебя точно такой же на руках запищит.
— Нет больше того парня, за которого бы я замуж пошла, — голос Каромат прозвучал глухо и печально.
— Как это нет? Что, на свете парней мало? Выбирай любого! — не унималась молодуха.
— А если ни к одному из них душа не лежит, будь он самый распрекрасный, тогда что прикажешь делать?
— Ты ошибаешься, Каромат, — вмешалась наконец в разговор долго) молчавшая Мухаббат. — Грешно хоронить парня, если он жив-здоров.
— Жив-здоров, говоришь? Тебе что, во сне это приснилось? И чего это вы сегодня взялись разыгрывать меня?.. — начала не на шутку сердиться Каромат.
— Если выйдешь сейчас в круг и станцуешь, тогда скажу, — поддразнивая подругу, улыбнулась Мухаббат.
— Сначала скажи, а потом станцую, — Каромат была заинтригована. — Знаешь, как в народе говорят: не увидев воду, сапог не снимай. Пока не скажешь, танцевать не буду!
— А мне-то что! Не хочешь, не танцуй, — притворилась равнодушной Мухаббат.
— Станцуй, чего заупрямилась! — стали подзадоривать Каромат женщины. — Боишься, случится что-нибудь?
— Соловейчик ведь куда упрямей меня, — заметила одна из них. — Не сделаешь, что просит, будет молчать, хоть ты тресни от любопытства.
— Уговорили, — сказала Каромат и вскинула, готовясь к танцу, руки, прищёлкнула несколько раз пальцами, притопнула ногой и повернулась к Мухаббат.
— Ну что, довольна теперь? Говори, что у тебя за добрая весть! Наверное, корова наша отелилась? Ты мне это хотела сказать, да? — пыталась шутить, действительно сгорая от любопытства, Каромат.
Женщины расхохотались, Мухаббат тоже весело и беззаботно смеялась вместе со всеми. Потом посерьёзнела.
— Коро-ова отелилась! — насмешливо протянула она. — И это ты называешь доброй вестью? И из-за этого я потащилась бы в такую даль, чтобы смотреть, как ты ломаешься? От Касымджана тебе, дурочке, я письмо привезла. Вот какая добрая весть!
Мухаббат достала из кармана конверт и протянула его побледневшей и растерянной Каромат.
— На, возьми, да не выламывайся больше, когда просят по-человечески…
Каромат выхватила из рук подруги письмо и быстро пробежала глазами адрес. Потом порывисто обняла Мухаббат и стала осыпать её лицо поцелуями.
— Сначала письмо прочти, сумасшедшая! — увёртывалась, смеясь Мухаббат.
Обеденный перерыв кончился, женщинам пора было на работу. Но они медлили. Всё-таки интересно, что там в письме. Ведь Касымджана давно уже считали погибшим. Переминаясь с ноги на ногу, они вполголоса переговаривались. Строили самые невероятные догадки и предположения.
Однако Каромат, как-то бочком-бочком, отделилась от женщин и ушла за накат землянки. Присев там на порожний ящик, осторожно вскрыла конверт. Расправила вчетверо сложенный лист бумаги и начала читать:
«Кароматхон, родная моя! Ты, надеюсь, здорова и всё у тебя благополучно? Дома всё в порядке? Вот и я, преодолев тысячу трудностей и лишений, вернулся на Родину! Приеду — а это будет скоро, — подробнее обо всём расскажу. Обо всём, что мне пришлось пережить — перевидеть. Слава богу, все мои чёрные дни остались позади. Только мучает мысль. Ты всё ещё ждёшь меня? Или… Кароматхон, почему-то моё бедное сердце живёт только добрыми предчувствиями и радостными ожиданиями. Несмотря ни на что, мне казалось и кажется, что ты меня ждёшь. Если бы я в этом хоть самую малость сомневался, я бы, конечно, написал сначала Мухаббат. У неё бы попытался всё о тебе разузнать. Нет, я так не сделал. Потому что верил и верю, всегда буду верить в тебя так же, как в самого себя. Жду твоего письма с нетерпением. Касымджан».
Едва Каромат прочитала первые строчки, волны нежности и тоски по любимому захлестнули её, как вышедшая из берегов река. Она застыла в каком-то сладостном оцепенении, снова и снова перечитывая долгожданную весточку. И Мухаббат, и все стоявшие у землянки женщины молча следили за Каромат, сочувствуя ей, завидуя и радуясь за подругу.
Очнувшись наконец, Каромат подняла голову, протяжно вздохнула и радостно крикнула подругам:
— Жив!.. Жив Касымджан!..
— Ну, значит, недолго теперь чужих детей нянчить, — кольнула напоследок весёлая молодуха, и все гуськом потянулись на работу.
НА КЛАДБИЩЕ
Если Виктор Солдатов кому-нибудь что обещал, он не мог успокоиться до тех пор, пока не выполнит обещанного. Привычку эту он воспитал в себе с детства. В зрелые же годы, особенно с момента поступления в военное училище, она приобрела у пего силу незыблемого закона. Поэтому он и не разбрасывался особенно обещаниями, Давал слово только тогда, когда твёрдо знал, что в состоянии его сдержать. Так было с самого начала заведено и в семье, с женой. В большом и малом. Он и Аню никогда не связывал требованиями необдуманных обещаний. Это, помимо любви, утвердило между ними нерушимое взаимное доверие.
Сегодня, когда собирались утром на работу, Аня спросила:
— Витя, так ты постараешься пораньше на обед приехать? А потом — как вчера договорились…
— Пока ничего сказать не могу. Сама понимаешь, служба. Вот приеду на место, там всё и прояснится, — ответил Солдатов, сел в машину и уехал, успев крикнуть, приоткрыв дверцу: — А ты мне часика через три позвони.
Пока Аня шла до госпиталя, она помнила о просьбе мужа. Но там, занявшись десятками навалившихся на неё дел, срочных, неотложных, совсем забыла о том, что надо позвонить в штаб. Спохватилась лишь тогда, когда её позвали к телефону. Конечно же, звонил Виктор.
— Аня, — раздался в трубке ровный, как всегда, голос Солдатова. — Обедать я смогу дома. Так что поедем на кладбище на машине.
Только эти слова Аня и услышала. Виктор вообще не любил долгих разговоров ни по какому случаю. Вот и сейчас он сразу повесил трубку.
Аня вышла из госпиталя. Надо приготовить к приезду мужа чего-нибудь горячего. По пути домой ей встретились тётя Фрося с Рустамом и Фазылом. Пошли вместе. Они, оказывается, не удержались и уже побывали на кладбище. Но пробыли там совсем недолго. Тёте Фросе, едва она завидела свежий холмик земли, чуть припорошенный снегом, снова стало плохо, и друзья поспешили увести её от могилы.
Аня хотела было пожурить Фазыла, но не решилась. Нельзя было не понять их состояния. Находиться рядом с могилой родного и близкого человека и ждать…
Обед давно уже приготовлен и стынет на кухне, а Солдатова всё нет и нет. Вот уже прошло больше часа, минул обеденный перерыв. Что же могло слупиться? Почему он, никогда не изменявший данному слову, не сдержал его сегодня? Долго ждать, мучаясь догадками и сомнениями, Аня не смогла.
