Элизабет Блэквелл - Замуж за принца
От тошнотворного зловония у меня начала кружиться голова. Мне показалось, что я теряю сознание, и ведро выпало из моей руки. Но я не могла вернуться к Розе, не выяснив судьбу ее родителей, хотя в глубине души в их участи я не сомневалась. Несмотря на все царящее в замке смятение, тела короля и королевы ни за что не принесли бы в этот ужасающий могильник. Скорее всего, их оставили лежать в постелях, как того требовало их положение. Медленно и нерешительно я вышла из часовни и начала подниматься по величественной лестнице, рассекающей центр замка.
В гостиной королевы Ленор все было без изменений. Перед камином аккуратным полукругом стояли стулья, в углу в ожидании пальцев музыканта замерла арфа. Единственным, что указывало на отсутствие ухода, были увядшие цветы в вазе подокном. В проеме открытой двери, ведущей в спальню, я увидела короля и королеву, и от облегчения у меня даже ноги подкосились. Они мирно лежали на кровати спиной ко мне и спали.
Одного шага вперед оказалось достаточно, чтобы мирная сцена превратилась в трагическое полотно. Когда я подошла достаточно близко, чтобы разглядеть лицо короля, я увидела ужасающий след, оставленный на нем чумой. Его правильные черты были покрыты сочащимися пустулами, а между обведенными запекшейся кровью губами виднелся почерневший распухший язык. Лицо Ранолфа могло служить воплощением предсмертной агонии.
По сравнению с ним лицо королевы казалось на удивление незатронутым болезнью. Красные рубцы испещрили ее шею и подбородок, но щеки остались гладкими, а лоб чистым. Отняв у королевы жизнь, чума, казалось, пощадила остатки ее красоты.
При виде этой пары, не расставшейся даже в смерти, я едва не потеряла самообладание. Я не знала, как сказать Розе, что ее обожаемые родители мертвы. Какое утешение могла я предложить ей после такой потери? Я больше ни секунды не могла оставаться в этих покоях смерти и бросилась бежать, спасаясь от окружающего меня зловония. Сбежав по лестнице, я подхватила ведро и через опустевшую кухню поспешила к расположенному на заднем дворе колодцу. Стойла для лошадей пустовали, как и загоны для овец и свиней. Дорожки зерна и муки вели из кладовых к двери замка. Огрызки яблок и обглоданные кости свидетельствовали о том, что совсем недавно здесь были люди. Но никто не вышел ни на стук ведра, ни на скрип веревки, с помощью которой я подняла чистую воду на поверхность. Неужели кроме нас с Розой в этой огромной крепости не осталось ни одного живого человека?
Я вышла в главный двор и увидела, что ворота замка распахнуты настежь. Вдали виднелся Сент-Элсип, и на мгновение меня ободрил вид его массивных домов и церквей. Поставив ведро у входа в замок, я бросилась бежать вниз по холму, по дороге, ведущей в город. Приближаясь к Сент-Элсипу, я пристально всматривалась в городские улицы в поисках движущихся фигур и хоть каких-то признаков жизни. Толпы людей, сквозь которые мне пришлось бы пробираться в недавнем прошлом, как будто испарились. Я шла по зловеще безлюдным улицам и не слышала ничего, кроме своих собственных одиноких шагов. Дома, лавки, таверны молчаливо провожали меня пустыми глазницами окон. В этой жутковатой тишине меня не покидало странное ощущение того, что за мной следят. Но я сама была живым свидетельством того, что чума не убивает всех, кого ей удается настигнуть. Не может быть, чтобы я осталась одна, — твердила я себе. — Кто-то обязательно выжил. Но даже если это действительно было так, выжившие предпочитали наблюдать за мной, ничем не выдавая себя.
Дом тети Агны выглядел таким же заброшенным, как и остальные здания, мимо которых я прошла. Окна первого этажа были заколочены досками, а дверь, похоже, заперли изнутри, потому что она не подалась и не заскрипела, когда я на нее налегла. Я постучала по двери костяшками пальцев, затем принялась лупить в нее раскрытой ладонью.
— Приэлла! — закричала я. — Есть тут кто-нибудь?
Я прижалась ухом к двери, но внутри было тихо. На меня нахлынула волна горя, и я ощутила, что силы стремительно меня покидают. Не в состоянии двинуться с места, я прислонилась к дверному косяку. Я надеялась, что письмо, написанное мной Приэлле, убережет ее от заражения, но чума все равно ее забрала. Неужели моим потерям не будет конца?
Внезапный лязг нарушил царящую на улице мертвую тишину, и я встрепенулась. Я так жаждала человеческого общества, что совершенно не задумывалась о том, что мне может грозить какая-то опасность. Я всматривалась в фасады зданий, скользнув беглым взглядом по дому тети Агны. В окне верхнего этажа мелькнуло что-то белое. Может, это лицо человека, как и я, привлеченного неожиданным шумом? Что бы это ни было, оно быстро исчезло, и я списала видение на игру света.
Оборванный мужчина с широко раскрытыми безумными глазами и огромным мешком на плече вышел из дома на углу улицы. Он уставился на меня, а затем развернулся и побежал. Неужели чума напугала его так, что теперь он боялся даже вида другого человеческого существа? Я торопливо подошла к дому, из которого он вышел, и заглянула внутрь. На полу были рассыпаны серебряные кубки и расписные блюда. Такие вещи могла себе позволить только зажиточная семья, а покинувший этот дом мужчина был одет в лохмотья. Я вспомнила мешок и его бегающие глаза. Этот человек грабил дома мертвых.
Мне стало не по себе и, опасаясь того, что мне придется столкнуться еще с каким-нибудь беззаконием, я решила, что мне лучше вернуться домой. Если воры мародерствовали в Сент-Элсипе, они могли явиться и в беззащитный теперь замок. Как долго мы будем там в безопасности? — спрашивала я себя. Мне было очень одиноко и страшно. Больше всего на свете я хотела увидеть знакомое лицо.
Я подошла к мосту Статуй, за которым начиналась дорога, ведущая к сыромятне Маркуса. Я вспомнила о предложенной им помощи, и какая-то сила помимо моей воли заставила меня перейти через мост. Я ускоряла шаги до тех пор, пока не перешла на бег. Я как будто снова превратилась в юную глупую девчонку, сердце которой бешено колотилось от одной мысли о том, что скоро я увижу своего возлюбленного. Я так отчаянно нуждалась в утешении, что даже не задумывалась о том, какое представляю собой зрелище и что обо мне подумают, когда я в грязном платье и с растрепанными волосами неожиданно появлюсь на пороге дома. Мне и в голову не приходило, что Маркус мог заболеть или умереть, что он, возможно, сейчас лежит в окружении своей погибшей семьи. Я, спотыкаясь и поскальзываясь, бежала по грязной тропинке, петляющей между деревьями, всецело сосредоточившись на своей цели.
Хотя я знала, где находится сыромятня, я на ней никогда не была и при виде высокой железной ограды остановилась как вкопанная. Ворота в центре забора были не заперты, и я осторожно их отворила, изумляясь размерам участка. Прямо передо мной стоял красивый двухэтажный кирпичный дом с тремя трубами на крыше.
Справа от дома я увидела просторный деревянный амбар, а слева раскинулись грядки огорода. За огородом виднелось просторное приземистое помещение с оштукатуренными стенами, видимо, собственно сыромятня, в окружении скромных домиков, в которых, по всей вероятности, жили работники. Запах, который, как мне казалось, должен был сопровождать подобное ремесло, был совершенно неочевиден, хотя это могло объясняться чумой. Скорее всего, в последние несколько недель все работы здесь прекратились. Возможно, навсегда.
Я медленно вошла в ворота. Огород показался мне ухоженным, что внушало надежду. Стиснув пальцами рукоять дверного молотка, представлявшего собой бронзовую голову быка, я дважды ударила по двери. Мне открыла юная девушка лет, наверное, четырнадцати или около того. Она была одета в красивое платье из шерстяной ткани хорошего качества, свидетельствующее о том, что она не служанка. Она смотрела на меня так пристально, что я смущенно потупилась и робко поинтересовалась, дома ли мистер Иеллинг. Она ничего не ответила и, молча развернувшись, ушла, оставив дверь открытой.
Не очень понимая, следует мне войти или ожидать на крыльце, я шагнула в дверной проем и огляделась. Дом был простым, но следили за ним хорошо, хотя я могла лишь мельком заглянуть в каждую из четырех комнат. Стулья и столы, которые мне удалось разглядеть, были такими же элегантными, как мебель в доме моей тети. Вокруг виднелись предметы, которые можно встретить в любом доме: кто-то оставил на стуле недовязанные носки и моток пряжи, на стене висели гобелены разных размеров, на полке стояли миниатюрные фигурки животных, вырезанные из дерева. Внезапно мне стало стыдно за это вторжение в мир Маркуса. Я явилась в его дом незваным гостем, рассчитывая на его помощь как на что- то безусловное, как будто кроме меня на его время и внимание больше никто не претендовал. Но меня здесь никто не ждал, и я не имела права ожидать от него чего бы то ни было.
В глубине дома раздались шаги. Они быстро приближались, и мне не оставалось больше ничего, кроме как, выпрямившись, смотреть на идущего ко мне Маркуса. Озарившая его черты радость заставила расплыться в равной степени счастливой улыбке и меня.
