Лесли Пирс - Сломленный ангел
Но голова Стивена была слишком занята Сюзанной, ее откровенным и таким неожиданным признанием, чтобы мучиться чувством вины еще и перед Анной. У нее-то как раз было все: благополучное и счастливое детство, карьера, которую она выбрала сама, веселье, свобода самовыражения плюс двое красивых и здоровых детей, да еще муж, который любил ее и заботился о ней. Это было намного больше того, что имела Сюзанна.
Стивен вспомнил о том, что рассказала Сюзанна Рою о Бет, и подумал, не следует ли ему хотя бы позвонить ей, чтобы предупредить, на тот случай если Рой все-таки решит связаться с ней в выходные. Но было нечто неправильное в том, чтобы доверять такие вещи телефону, даже просто упоминать о признании Сюзанны. Обе новости почти наверняка приведут Бет в отчаяние.
Впрочем, в отчаянии пребывали все, так или иначе связанные с расследованием: он сам, Бет, Рой, не говоря уже о Сюзанне. Нельзя также забывать о семьях жертв и о нынешних владельцах «Гнездовья», которым предстояло узнать, что в их саду скрывается могила. Но беспокоиться сейчас об этом было бессмысленно.
Ему стало интересно, о чем думает сию минуту Сюзанна. Он не очень-то поверил заключению врачей о том, что стало причиной ее обморока. Он решил, что, скорее, это произошло из панического страха перед тем, что ей еще предстоит рассказать.
Сюзанна лежала на кровати в больничном крыле, и в голове ее теснились противоречивые мысли. Ей казалось, что она очутилась в ситуации, весьма похожей на то, как если бы во время отлива она вскарабкалась на высокую скалу. Отлив сменился приливом, и она оказалась отрезанной от мира, глядя на темную бурлящую воду под собой и зная, что вскоре вода поднимется, чтобы поглотить ее.
В убийстве Лайама признаться было нетрудно, поскольку она знала, что не хотела убивать его. Но вскоре она обнаружила, что знать самой — одно дело, а рассказать об этом постороннему, да еще в первый раз — совсем другое. Она взглянула на себя со стороны, как посторонний человек, и ужаснулась содеянному.
Сюзанна не могла понять, как ей удалось сохранить спокойствие потом и почему ее не терзало чувство вины или угрызения совести. Если бы Аннабель не умерла, что бы она отвечала на ее вопросы об отце? Она не помнила, чтобы хотя бы задумывалась об этом.
Наверное, она просто никогда и ни о чем не задумывалась всерьез. Она не дала себе труда остановиться и подумать, чем обернется для нее уход за матерью. Естественно, она не подумала и о том, какие последствия будет иметь для нее роман с Лайамом. Возможно, в обоих случаях оправданием служили ее наивность и то, что она слушалась голоса сердца, а не разума. Но вот чего она никак не могла понять, так это того, как Ройбену удалось обмануть ее, ведь во многих отношениях он был вторым Мартином, таким же хитрым, жестоким и стремящимся любой ценой к наживе.
Разумеется, все это она поняла только позже. То, как он рассуждал о чувствах, религии и психологии, делало его полной противоположностью Мартину. Ну и потом, следовало учесть также его необычный внешний вид, манеру смотреть собеседнику прямо в глаза, словно тот был для него самым желанным в мире.
Тем не менее, сейчас, вспоминая о том, как Ройбен незатейливо отвел ее в спальню и разделся, она поняла, что ей следовало прислушаться к колокольчикам, которые тревожно звенели у нее в голове. В ее тогдашнем состоянии это было почти что изнасилование. Тот факт, что он сказал, будто любит ее, ни в коем случае не должен был означать, что он имеет право безраздельно владеть ею.
Хотя, надо признаться, она в это поверила. Она позволила ему вылепить из себя ту женщину, которая полностью соответствовала его представлениям. Ему не нравилось то, как она одевалась, и Сюзанна начала носить длинные платья в стиле хиппи. Он не позволял ей коротко стричь волосы и делать макияж. Она вынуждена была полюбить музыку «Нового века» и читать фэнтези Дэвида Эддингса вместо книг Кэтрин Куксон. Она не осмеливалась признаться в том, что одобряет Маргарет Тэтчер, ей пришлось стать бескомпромиссной левачкой.
Она настолько оказалась в его власти, что почти призналась ему в том, что верит, будто Бог забрал у нее Аннабель потому, что она убила Лайама. Это случилось вскоре после того, как она оказалась в Хилл-хаусе.
Закрыв глаза, она вновь очутилась в том теплом, солнечном дне начала октября. Ройбен пригласил ее прогуляться к месту, которое он называл своим тайным прибежищем и которое, по его словам, он ни с кем не делил. Они прошли через одно поле, потом через другое, обогнули поросший лесом холм, перелезли через забор и оказались на едва заметной тропинке, которая вела наверх, в заросли.
Деревья и кусты там росли так густо, земля была так усеяна камнями, так крута и по ней было так трудно идти, что ей не хотелось подниматься. В тени деревьев было прохладно, а ветки и сучки норовили вцепиться в одежду или в волосы. Но Ройбен твердил, что все эти неудобства с лихвой окупятся, как только они окажутся на месте.
И оно действительно стоило тех трудов, которые они затратили, потому что, продравшись сквозь последнюю линию густого кустарника, они оказались в небольшой долине, по форме напоминающей подкову, окруженную высокими деревьями, кроны которых почти смыкались у них над головой. Вход в долину располагался у скального массива, слишком крутого, чтобы на него можно было взобраться. Послеполуденное солнце бросало лучи на сочную, покрытую мхом траву. Ройбен повел ее дальше, через скалы, и вот перед ними далеко внизу открылись Хилл-хаус, деревушка за ним и простор до самого моря.
— Вот твое новое королевство, — произнес он, целуя ее. — А ты — моя королева.
Он взял с собой одеяло и бутылку вина и сказал, что они должны заняться здесь любовью, и это станет их брачной церемонией. Здесь было тихо и торжественно, как в церкви, ни один звук не долетал сюда, если не считать пения птиц, косые лучи солнца пробивались сквозь листву, которая только-только начала менять цвет. Сюзанна вспомнила, как, лежа на покрывале, подумала, что оказалась в храме.
В тот день Ройбен проявил себя великолепным любовником, нежным, ласковым и щедрым. В своем длинном красно-коричневом платье из мятого вельвета, которое Ройбен купил ей в магазине подержанной одежды, Сюзанна ощущала себя королевой Гиневрой, которую соблазнял сэр Ланселот.
— Ты такая красивая, — сказал Ройбен, опершись на локоть и глядя на нее, а другой рукой гладя по голове. — В твоем лице видна чистота, несмотря на боль в глазах. Эта боль уйдет, когда ты станешь качать моего ребенка на руках. Никто и никогда больше не сможет причинить тебе вред.
В тот день он выглядел очень привлекательно, его только что вымытые волосы ниспадали на загорелые плечи, а глаза светились обожанием. У Сюзанны было такое чувство, словно он спас ее и привел в новый мир, и сердце ее преисполнилось благодарности.
Ройбен всегда говорил, что люди должны делиться друг с другом своими самыми потаенными секретами, хорошими и плохими. По вечерам они собирались на «откровения», когда каждый делился воспоминаниями о прошлом. Сюзанне довелось выслушать немало шокирующих историй о занятиях проституцией, о воровстве денег у членов семьи, чтобы можно было купить наркотики. Один из мужчин рассказал о том, что работал какое-то время сутенером и жестоко обращался со «своими девочками». Все эти истории настолько далеко выходили за пределы мироощущения Сюзанны, что она выслушивала их с неприкрытым ужасом и отвращением.
Единственное, чем она до сих пор поделилась с остальными, была смерть Аннабель. Но в тот момент там, в долине, она была готова признаться Ройбену и в другом: почему, по ее мнению, это случилось.
Потом она решила, что сам Господь (или какая-то иная сила, отнявшая у нее ребенка) не захотел, чтобы она открыла правду, потому что Ройбен внезапно поднялся на ноги и принялся одеваться. Он вдруг вспомнил о том, что ему необходимо до половины шестого забрать краски и еще какие-то материалы для изготовления сувениров. Шанс был упущен, и больше у нее никогда не возникало желания рассказать ему об этом. Позже она порадовалась тому, что так и не заговорила на эту тему, в противном случае он почти наверняка использовал бы это признание ей во вред.
Последующие месяцы жизни в Хилл-хаусе перевернули все представления Сюзанны. Хотя молитвы как таковые здесь отсутствовали, а формальной религии никто не придерживался, все испытывали сильную тягу к миру духовному. В круг интересов коммунаров входили астрология, и-цзин, Таро и медитация. У большинства из них имелся некоторый опыт групповой терапии, им нравилось копаться в мозгах друг у друга и обсуждать чужие проблемы. Они рассматривали себя как большую семью, последним и желанным членом которой стала Сюзанна, и в ее состоянии бездомной собаки это пришлось ей весьма по душе.
Но в то же самое время она чувствовала себя ребенком из детского дома, попавшим в совершенно другой мир, язык которого она едва понимала и все установки которого были полной противоположностью того, к чему она привыкла с детства. Все нормы и правила, которые преподали ей родители, оказались поставленными под сомнение. Никого в Хилл-хаусе не волновало, правильно ли накрыт стол к ужину, — они посмеялись над ней, когда она, впервые попав туда, спросила, где лежат салфетки. Постели здесь никогда не застилали, уборка была сведена к минимуму, при виде наготы всего лишь удивленно поднимали брови, и естественные потребности обсуждали открыто.
